***
Сержант, стиснув зубы, чертыхнулся. Начинается… спотыкание на ровном месте. Ну, место, конечно, не совсем уж ровное, склон пошел уже довольно крутой, но тропа каменистая, твердая, и бежать по ней было несложно. Даже несмотря на лежащие там и сям обломки скал и массивные корни, образующие своеобразные пороги поперек тропы. Но тело начинает поддаваться усталости. То состояние, о котором говорится «ног не чую». Боль вроде утихла, а вернее — просто отупела, нервы уже отказываются пропускать импульсы, и мышцы немеют, начинают подводить. Щебень «потек» под ногой, и готово — едва не приложился носом о скальный выступ. Рукой в последний момент подстраховал, физию уберег, но ребро ладони ободрал. Ну и хрен с ней, взгляд мельком на эту ободранную ладонь и другой, уже не мельком, на комм радиста, надетый на запястье. На экране, еще недавно мертвом, появился значок наличия радиосигнала. Нестабильный, мерцающий на минимуме и периодически пропадающий, но появился! Значит, бонд был прав: на гребне сигнал должен стать устойчивым, и тогда будет возможность включить радиомаяк для группы подержки. И надеяться на то, что ребята со вчерашнего дня, когда была потеряна радиосвязь, не валяются в расслабоне, а сидят на жопе ровно, и с напряженными булками. Чтоб шустро вскочить на ноги и нестись на помощь. Хорошо бы, чтоб поторопились. Иначе туго им придется вдвоем с Бертоцци, а самое обидное, что если не успеют — все будет зря. И погибший радист, и Огурец малахольный, так и не успевший стать настоящим разведчиком. И у кэпа не останется никаких шансов… Допустить, что капитан, возможно, уже мертв, сержант не хотел даже в качестве одного из вероятных вариантов. Нет, вот ведь что надежда животворящая делает! Вроде как второе дыхание открылось, еще рывок — и они на гребне. Самое обидное, что зона работы радиосигнала - она ведь прямо тут, рукой подать, всего каких-то двадцать пять-тридцать метров по вертикали. Но прямиком по склону на гребень не вылезешь. Крутой щебнистый склон сильно размывается частыми дождями и под ногами сползает вниз. К тому же отроги, лишенные крупных деревьев, густо поросли шиполистником. В джунглях он встречается разве что по берегам рек, да на редких прогалинах, где кроны деревьев оставляют небольшие оконца в небо. А здесь цветет и пахнет, зараза, образуя целые куртинки густо переплетенных ветвей. Изобрела же природа такую пакость: шипами густо усеяны не только ветви, но и листья, причем шипы не просто шипы, а натуральные крючья. Чтоб уж если вонзиться — так застрять наверняка, и при попытке освободиться обломить эти крючки, наполненные парализующим ядом. Даже местная фауна с бронированной шкурой эти кусты обходит по широкой дуге, отчего и петляет тропинка как пьяная змея. Бля! Вот это звиздец уже настоящий! Выскочив за очередной каменный останец, Бертоцци притормозил от неожиданности, и сержант едва не врезался ему в спину. Последний кусок тропы перед седловиной снесло, по-видимому, недавно сошедшим оползнем. Оползень не совсем свежий, сошел, наверное, недели две или три назад, судя по состоянию растительности. Зверье успело протоптать новую тропку, узкий и почти прямой карниз, ограниченный с одной стороны сыпкой кручей, с другой стороны обрывом. Метров сто пятьдесят, а то и двести голого пространства. Если они не успеют пробежать его до появления преследователей в зоне прямого визуального контакта, им конец. Расстреляют как мишени в тире. Зато если успеют, тогда в роли мишеней окажутся преследователи. Знать бы, какой отрыв… Эх, без бонда, как без рук! — Вперед! Они пронеслись этот отрезок, подгоняемые адреналином. У сержанта не проходило ощущение чешущихся лопаток и мучительно хотелось оглянуться назад. Бертоцци, похоже, испытывал такие же ощущения, потому что торопливо обернулся на бегу, пытаясь разглядеть что-то за спиной у сержанта. Сейчас довертится башкой и загремит вниз по осыпи, придурок, нам ведь именно этого еще не хватало! Толку-то что, башкой вертеть, если не успеем добежать, сзади прилетит раньше, чем увидишь. — Вперед, бля, не фейсом шевели, а ногами! Они успели. Выскочили, хватая воздух ртом, на седловину, и сержант тормознул напарника: есть сигнал! Есть гребаный этот сигнал наконец-то, мать его такую в душу! Теперь вытюкать правильный код (форма один - спасите наши души), отослать и на пару секунд зависнуть в томительном ожидании. Пока желтый огонек-индикатор не переключился на зеленый: сигнал принят, идем. Теперь только продержаться. Убегать они больше не будут, смысла нет. Только умрешь уставшим. Зато есть смысл использовать эту насквозь простреливаемую лощину в свою пользу. Теперь враги побудут живой мишенью. Легки на помине! Снайперский прицел позволяет приблизить цель и разглядеть во всех подробностях. Впереди трофейный декс, выглядящий как боец зомбикалипсиса. Пол-лица снесено, причем рана явно не недельной давности, свежачок. Сожженная плазмой плоть висит на черепе обгорелыми лохмотьями, один глаз отсутствует… и челюсть, практически, тоже. Человек бы сразу загнулся от потери крови и болевого шока, а этот пережал оставшиеся ткани имплантами и чешет дальше. А вот и остальные вынырнули из-за скалы. Трое… По расчетам, после потери одного в болоте, за ними должны были идти шестеро. Значит бонду удалось-таки проредить их ряды. И, хотя с дексом он очевидно справиться не смог, спасибо сердечное хотя бы и на этом. Попробуем справиться с ним сами. Другого шанса занять столь удобную позицию для стрельбы уже не будет, здесь кибер хотя бы не может петлять. — Люк, держи декса — сержант покосился на Бертоцци, лежащего рядом. Тот, бледный, но сосредоточенный, коротко кивнул. — На том дереве. — Угу. «То дерево» — подмытый водой местный дуб, из пород, образующих горное редколесье. Глубокий стержневой корень оказался достаточно силен, чтобы удержать растение на склоне. Но недостаточно крепок, чтобы сохранить вертикальное положение дерева, и оно, согнув истончающийся корень в дугу, легло стволом на тропинку, образовав своеобразный барьер. Искромсанная шестерка по команде перешла в боевой режим и широкими скачками понеслась по тропинке, за несколько коротких секунд преодолев половину расстояния между ними. Сержант уже был готов открыть огонь, как вдруг случилось нечто неожиданное. Шестерка упала. Не запнулась, не поскользнулась на узком карнизе тропки, а просто отключилась сразу и полностью, можно сказать — в прыжке, свалившись на тропинку бесформенной неподвижной грудой. Это произошло так быстро и так неожиданно, что на мгновение все оторопели: и преследуемые, и преследователи. Командир боевиков в азарте пробежал еще несколько метров, прежде чем до него дошел смысл произошедшего. Ярость и недоумение сменились на маску испуга. Но по-настоящему он испугаться не успел. До сержанта тоже дошло, что сейчас случилось, и он колебаться не стал. — Огонь!***
Чужакам некуда было деваться на голом склоне. Бонд видел, как скрутило в судорогах командира вражеской группы, и как ничком на тропинку свалился другой, рванувший по тропке назад. Третий оказался умнее. Бонд не отказал себе в удовольствии слегка припалить ему тыловую часть торса. Мужик, взвизгнув, подскочил в воздух и молнией метнулся к ближайшему укрытию — к лежащему поперек тропинки дереву. Забился в сплеть ветвей, цепляясь за корявые сучья с пожухлой листвой. Можно бы его оттуда выкурить без труда, но зачем? Во-первых, нужно же хоть кого-то взять живьем, а этот очень даже годится на роль языка. Униженный и деморализованный. Во-вторых, Старый и Бертоцци с ним и так справятся. В-третьих, ему, бонду, не стоило бы отсвечивать, если он хочет уйти. Теперь ему надо исчезнуть, и хаотичность происходящего может этому послужить. Но сначала нужно… Нужно кое-что здесь закончить, убедиться в кое-чем. Развернувшись, он размеренным крупным шагом пошел-побежал вниз по тропинке. Проходя мимо застывшего трупа долговязого, приостановился и вложил в скрюченные пальцы использованный комм. Потом продолжил путь, забирая от тропинки вверх по склону. К укрытию, где он оставил Юргенсена, бонд вышел сверху. Бесшумно приблизился, не торопясь подходить вплотную. Капитан находился не в укрытии, а на склоне, пару метров под ним. Выполз-таки, ползун, на локтях. Бонд, не показываясь ему на глаза, присел возле скалы, так же, как недавно, привалившись спиной к теплому камню. Теперь осталось недолго подождать, если сержант выслал сигнал — совсем недолго. Через пару минут он его услышал, далекий свист турбин тяжелого штурмового флаера. Еще через минуту гул прошелся осязаемой волной над лесом и человек его, наконец, услышал тоже. Опираясь на локоть, с трудом поднес запястье другой руки ко рту, зажал зубами кнопку и потянул на себя. Спасательный маячок активирован. Вот теперь можно уходить. Текущее задание выполнено, джи-пи-эс координаты уложены в памяти. Одно небольшое «но» — как исчезнуть отсюда, не оставляя следов? Прилетевший штурмовик наверняка прочешет термосканером окрестности в радиусе пяти, а то и десяти километров, разыскивая пропавшего бонда. Если бы он сразу рванул отсюда, и то не факт, что успел бы покинуть радиус розыска. А сейчас точно не успеет отойти далеко, и его без труда засекут терморадаром, как удаляющуюся красную точку на серо-зеленой карте местности. Ну да ведь бонд он или кто? Мозги ему на что даны, в придачу к программе? Говорят, что самая густая тьма бывает под лампой? Бонд бесшумно нырнул в щель между каменными плитами — в амбразуру природного импровизированного дота. Тигрица лишь слегка повела глазами и слабо сглотнула, даже не приподняв головы. То ли заряд подействовал настолько эффективно, то ли Юргенсен добавил из станнера еще для надежности. Вот и хорошо. Бонд втиснулся между зверем и стеной пещеры, прижался поплотнее к ее теплому подрагивающему боку. Запустил пальцы в густой жесткий мех. Теперь термовизор, даже и наставленный на щель, не в состоянии будет дифференцировать, находится в пещере один объект или два. А сверху, через каменную плиту и слой грунта, не увидит вообще ничего. Можно расслабиться, отдохнуть и наконец-то запустить процесс ускоренной регенерации. Ему еще предстоит долгая дорога.