О чем молчат телефоны 2. Части и целое.

POV Miroslav Я лениво отстукивал подошвой кеда в такт орущей из бара музыке. За моей спиной из распахнутых дверей заведения доносился смех и глухие стуки, перекрываемые орущим хэви-металом. Группу я даже не знал, да и стиль игры такой слышал впервые, но песня мне понравилась. Мне пора было отчаливать, и я минут десять как попрощался со всей ордой, и теперь ожидал Женьку, присев поперек мотоцикла и уперевшись ногами в землю. Пальцы отстукивали ритм гитар, ударяясь о телефон в переднем кармане. Небольшая пустошь перед моими глазами обрывалась кромкой лесопарка, за которым начинались новостройки. Мы любили это место за его удаленность от основной жилой местности, за недалекую расположенность от трассы и за ощущение свободы, которое невидимым призраком витало здесь. Это место было скрыто от непосвященных — им здесь делать просто нечего. То, что это байкерская точка знали все близлежащие районы. Кто-то относился с интересом, а для кого-то мы были больными ублюдками и сумасшедшими недоносками. Я усмехнулся, вспоминая последнюю поездку. Игра в «гоночки», как мы это называли, зашла на утра. По мотивам известных машинок из тетриса требовалось ускользать от препятствий, что двигались на тебя — машин на встречке. И кто ж знал, что парочка любителей ночных автопрогулок решит «проводить» нас. Не понравилось им, что наши кинулись наперерез. Гнались за нами они минут двадцать, но у мотоцикла и скорости, и уж тем более — маневренности, не в сравнение больше. Наверное, однажды мы попадемся или таким вот «обиженным», или в лапы полицейских. А может быть мы и вправду придурки, но таким, как известно, везет. Усмехнувшись, я наощупь вытащит телефон из кармана. Итого я торчу в ожидании друга минут двадцать. Впрочем, торопиться особо некуда, до оговоренного с ребятами времени был еще час. На внешней заставке стояла фотография конопли. Пару дней назад Вишневская стащила мой телефон вместе с Максом и Сенькой, пока я на что-то отвлекся. А потом эта троица полчаса хихикала в углу гаража, и вернули они мне аппарат с серьезными минами и фразой «Мирослав, мы все знаем… Как ты мог!». За это время они скачали где-то фотографии конопли и установили их везде, где только можно: на внешней заставке, на внутренней и на фото входящих звонков всех моих немногочисленных контактов. Я было попытался убрать всю эту хрень, но забил уже на втором контакте. А фон рабочего стола сменил ближайшей в галерее фоткой. Внешний поменять руки так и не дошли. Я снял блокировку, открывая эту самую фотографию, поверх которой мелькали значки и циферблат часов. Кадр запечатлил кипиш с нашей последней встречи. Эти трое сняли селфи, высунув языки в камеру. А на заднем плане Егор прицелился шариком с краской Белову в затылок. Но прилетело почему-то мне… Причем в любимую футболку. Парни-то удрали, а вот девчонка нашла другой метод, прекрасно понимая, что я ее догоню максимум за четверть минуты. Она осталась стоять на месте, устремив обманчиво доверчивый взгляд разноцветных глаз прямо на меня. И с выражением трепетной уверенности это чудо спросило, что не обижу ведь я девочку? Нет, девочку обижать никто не собирался… Эту девочку хотелось сгрести в охапку, зажать, как тогда, между собой и гаражной стеной, лишить возможности сопротивляться и упиваться до полного опьянения ее глазами… Или отшлепать за все ее поделки и, желательно, без свидетелей. Блять… Когда вообще подобные мысли стали достоянием моего мозга? Я прекрасно понимал, что и пальцем ее не трону, и лучше отгрызу себе руку, чем даже в шутку или в таких вот порывах желания сделаю что-то неприятное. Тем более все, что оставалось делать с этим желанием — давиться им. Пальцы как-то сами собой открыли сохраненные фотографии, среди которых с течением времени, затесалось нехилое количество снимков Вишневской. Почти все они были сделаны кем-то из парней, несколько дурашливых селфи, и еще немного, того, что я фотографировал сам, потому что «вид здесь красивый», как заявляла Вишневская, и с видом, не терпящим возражений, протягивала мне мой же телефон. В основном на этих снимках были все четверо. Нет, я не пролистывал их ночами напролет, пуская слюни, но вот в такие моменты, когда затуманенный мозг отказывался работать, я всматривался в разноцветные глаза, один из которых оказался не чисто карим, как мне показалось вначале, а с зелеными всполохами, разбавленными светло-коричневым оттенком. И второй, что шел в контраст к собрату, голубой, обрамленный синим.  — Ну-ка, че тут у нас? — голос Женьки ударил в ухо. Друг перегнулся через мое плечо, и спустя две секунды вырвал телефон из рук. — Оп-па, а это у нас кто? — ему от чего-то сделалось весело, — что, Воронов, на малолеток потянуло?  — Иди в пень, — буркнул я, возвращая телефон на его родное место в своем кармане. Женька расплылся в улыбке, лично мне ничего хорошего не обещающей.  — Да я на опыты добровольно сдамся, как только ты это скажешь, — продолжал веселиться приятель.  — Что скажу? — обреченно вздохнул я.  — Что кое-кто тут запал на малолетку.  — Ей семнадцать!  — А! То что запала — не отрицаешь?!  — Ты че доебался? Нет, серьезно, вот что ему от меня надо? Просвещать в сию тайну друг меня не собирался, судя по всему. Но веселился он как в последний раз. Из дверей бара на улицу выплыла часть нетрезвых товарищей, что ожидали тех, кто еще не накинулся алкоголем и отвез бы их домой. Две девушки и еще несколько парней, двое из которых обнялись по-братски и от души над чем-то ржали. А ведь вечер только начался…  — О, Ворон, давай послезавтра повторим?! — воскликнул один из них, заметив меня, — на Ленинском проспекте дороги вообще не спят!  — Э, тише, народ! — Женька вмиг сделался серьезным, и шагнул вперед, отгораживая меня от основной публики. — Мало ли че, а ему не надо сейчас косяков с законом… Он у нас, оказывается, и так под статьей ходит! Женька согнулся пополам от хохота, а я, не удержавшись, отвесил ему от всей души пинок, от чего друг пролетел вперед, прямо в объятья девушек. Коротко махнув остальным, я сел на мотоцикл, застегивая шлем. Вот всяких шуточек мне только по этому поводу не хватало! Каждое утро уходило на борьбу с разыгравшимся воображением и желаниями собственного тела. Каждый день, как сопливый мальчишка, я радовался любой возможности ее увидеть. Я пользовался любым шансом, ловя ее взгляд, улыбку, смех. Я и раньше питал чувства к девушкам, но чтобы доходило до помешательства — это что-то немыслимое! Мотор призывно рыкнул, приглушая мысли, устроившие пьяную драку. Байк, сорвавшись с места, понес меня в сторону дома. Я бы рванул прямо в бар к Коле и Саше, где мы должны были дожидаться Егора. Знаю, что она уже там. И так же знаю, что будет, если она увидит мотоцикл… А потому, первое, что я делаю — несусь на стоянку, чтобы сменить верного коня на автомобиль. *** POV Yana Дверной звонок было почти не слышно из-за надрывных птичьих воплей. Мы с Максом терпеливо ждали, пока Сенька перестанет воевать со своими попугаями и впустит нас в квартиру. С минуту мы пялились на дверь, а потом лохматая голова друга показалась в дверном проеме. Волосы, надо сказать, ему уже чуть ли глаза не закрывали. Но по неведомой причине до парикмахерской никто из парней так и не дошел. У Сеньки волосы росли быстрее всех, а если учесть, что еще с первого дня нашего знакомства они уже были далеки от стрижки «под ноль», то сейчас из них вообще можно было делать хвостики. И я уже начала прикидывать цветовое сочетание резинок на голове друга, когда в открытую дверь вылетел, истошно вопя, неразлучник. Птичка совершила круг почета над нашими головами и залетела обратно, уносясь в квартирную даль.  — Давай лови их быстрее. — Макс перешагнул порог последним и закрыл за нами дверь. — Мы так опоздаем.  — Идите пока на кухню, я сейчас! — Белов потерялся в комнатах своего жилища, на всю площадь которого раздавались птичьи крики. Мы с Максом покорно прошли в указанном направлении, скромно угостившись водичкой, парой сушек из вазочки на столе и зрелищем того, как Белов носится по квартире, уговаривая попугаев забраться обратно в клетки.  — Ты же хотел из них боевых делать, — напомнила я, наблюдая, как друг перепрыгивает через диван.  — Почти получилось! — отозвался тот с другого конца комнаты. — Видишь, они даже уже вылетают проверить, кто пришел! Я лишь склонила голову на бок и засунула в рот сушку, дабы не спросить что-либо еще и, не дай Бог, услышать на это ответ.  — И угораздило ж тебя назвать их в честь факультетов… — задумчиво пробормотал Макс.  — Гриффиндор! Отстань от Слизерина! — раздалось из дальней комнаты. А спустя минуту Белов показался перед нами, бережно неся одну из птиц в неплотно сжатых ладонях. — Так, а че они постоянно дерутся!  — Боевые навыки отрабатывают, — уверенно заявила я. Сенькины попугаи — вообще явление увлекательное и не поддающееся логике. Они дрались и гоняли по квартире друг друга и Сеньку минут двадцать, если не больше. Но стоило Белову запихнуть одну из птиц в клетку, как вторая сама сиганула за ней, и, придвинувшись поближе на жердочке, принялась ворковать второй какую-то птичью чушь. Вид у обоих созданий был неприлично довольный, и на наших глазах они задремали, пощелкивая во сне клювами. Клетка была заботливо накрыта темной, полупрозрачной тканью, чтобы птичкам лучше спалось, а мы перекочевали в коридор.  — Ты так и не выяснил, какого они пола? — поинтересовался Белинский, натягивая кроссовок с помощью указательного пальца.  — Вообще без понятия, — пожал плечами Сенька, — но один из них, почти уверен, что мальчик.  — Ну, если второй — тоже, тогда с именами ты точно не ошибся.  — Ага, — поддержала я, выпрямляясь и оглядывая себя в большое зеркало, — осталось, чтобы они в сражении за кубок факультета тебе квартиру не разнесли. *** Чтобы поздравить Егора, мы вновь собрались в баре у наших друзей. Это заведение уже стало сосредоточением почти всех наших празднований. Только в этот раз было решено не закрывать его на «спецобслуживание», а просто собраться в нем на несколько часов раньше открытия. Егор сам лично агитировал за это, аргументируя тем, что получение прав — не настолько великое событие, чтобы терять суточную выручку. Наша немногочисленная разношерстная компания ожидала Кирьянова, коротая время за турниром по морскому бою. Двери бара были гостеприимно распахнуты, пропуская обманчивый ветерок, который кроме порции духоты с собой ничего не приносил. Но мы нежились под кондиционерами, поэтому от стоящей уже неделю убийственной жары особо не страдали.  — О, Вишня, следующая партия — с тобой! — объявил Коля, ставя жирный крест на последней «палубе» корабля из пяти клеточек. Димка, притворно вздохнув, отодвинул от себя листочек с карандашом, а я принялась чертить новые поля для сражения. Сейчас играли Макс с Сенькой и Никита с Вовой. А потом намечалась битва среди трех финалистов. Расставив последний однопалубник, я отложила ручку и потянулась, приготовившись ждать своей партии. Но мое внимание привлекла мужская фигура, показавшаяся в дверях бара.  — О, Мирослав, здарова!  — Салют, Ворон! Как погоняли? Погоняли… Невинный, поверхностный вопрос заставил фантазию самостоятельно обрисовать все возможные ответы. Мотоциклы, скорость, дорога. Ощущение руля под ладонями, и корпуса байка у коленей. И страх, дрожь, отчаяние… По спине прошелся неприятный холодок. Я, передернув плечами, отвела взгляд от парня, так и не поздоровавшись с ним. Так вот где он пропадал половину дня. Впрочем, его личная жизнь меня никак касаться не должна. Кому я вру… пустая, шаблонная отговорка. Никогда они не действуют! Какого-то хрена мне было дело до того, где он, что с ним, и с кем он. И понимание того, что он недавно слез с байка, никакого восторга не вызвало.  — Нормально, как обычно, — скороговоркой ответил Мир, и тут же сменил тему, невпопад спросив что-то про закуски. Мое же внимание привлекли ребята, закончившие свои «бои», и ожидавшие моего сражения с Колей. «Финалисты» закончили играть спустя всего минут двадцать. Мне досталось второе место, и на этом ребята рассредоточились по диванам и углам. Я осталась сидеть у барной стойки, спиной ощущая взгляд Мирослава. Он всю игру не отходил от меня. Наверное, боялся, что, как тогда, выпаду из реальности и перестану и реагировать на окружающий мир. Если так, то сегодня его опасения напрасны.  — Совсем забыл поинтересоваться, как проходят твои репетиции… — Мирослав откинулся спиной на барную стойку, уложив на нее локти по обе стороны от себя. Я лениво крутилась на высоком стуле рядом.  — Нормально проходят, — будничным тоном сообщила я, скосив на парня глаза, — с каких это пор тебя интересуют мои репетиции?  — С недавних, — в тон мне ответил Мир, тщательно скрывая улыбку. А вот у меня это не получилось, и я, спрятавшись за волосами, улыбалась себе под нос, сама не зная почему. Наверное, потому, что он здесь, рядом. Давно пора было смириться с очевидным — его присутствие на меня действует как-то иначе, совсем не так, как компания всех остальных. В такие вот моменты, как этот, я чувствовала себя странно — наивно и глупо, стараясь не лыбиться без причины, — но мне, кажется, это нравилось. Ведь именно в такие моменты он смотрел на меня как-то по-другому — с этой смешинкой-огоньком в синих глазах, и внимание его было всецело направлено на меня — так вообще казалось, что его никто и ничто больше не волнует. Я все же оторвала взгляд от изучения собственных босоножек, решив спросить, как продвигаются его расчеты. Но стоило не взглянуть на него, и по коже мягкой рябью прошагали мурашки. Он, оказывается, неотрывно следил за мной. Уголки его губ обозначили едва уловимую улыбку, и лицо в свете ламп над барной стойкой казалось бледноватым, и резко контрастировало с темными волосами. Я совсем не знала, как реагировать, но отвести взгляд уже не смогла. Интересно, это на всех так действует? Что-то не замечала я, чтобы Белов или Белинский с головой уходили в созерцание его глаз. Наверное, это и зовется одержимостью. Гуляющие по коже мурашки не имели ничего общего с тем стадом, что обычно ломилось при испуге. Сейчас это было что-то мягкое, осторожное… приятное.  — Что? — тихо спросила я, когда Мир едва заметно усмехнулся, так и не отведя от меня взгляда. Ответом мне послужила улыбка и покачивание головой: «ничего». Наверное, со стороны это выглядело очень странно. Но волноваться этому факту мне долго не пришлось — на улице послышался шорох шин, и на парковку выкатила Ауди Кирьяновых.  — Пойдем встречать? — я осторожно стекла со своего стула, боясь, что ноги откажутся держать. *** На улице царила невообразимая духота. И я искренне завидовала мужской половине, которая без проблем могла снять верх, оставшись в один шортах. Я, несмотря на тонкую майку и шорты, чувствовала себя курицей-гриль на вертеле.  — Хочу быть мальчиком, — буркнула я, недовольно косясь на двух парней, что шли мимо. Оба в шортах до колен и без маек. Мирослав издал какой-то странный звук — то ли закашлялся, то ли чихнул — и, пока я соображала, пожелать ли ему «будь здоров», он пробормотал что-то о том, что не особо хочет становиться геем. И, пока я, выпав в осадок, глупо хлопала ресницами на затылок Мирослава, Ауди успешно припарковалась в паре метров от нас. С водительского места вылез Егор с улыбкой, очень далекой от скромной. И сразу же друг продемонстрировал права, захлопывая дверь машины. Был у них с отцом такой уговор — за руль только после получения прав. И хотя Егор, насколько я знаю, полностью разобрался и с работой механики, и с автоматом годам к двенадцати, при этом, уже успешно помогая отцу с ремонтом их машины, он терпеливо ждал оговоренного срока. И вот теперь друг направился к нам, улыбаясь во всю стоматологию. И все это между его ЕГЭ, которым, казалось, ни конца, ни края нет. Он успевал готовиться, он успевал сдавать, еще и права получил, при этом умудряясь проводить время с нами и готовить план предстоящей поездки на фест. Я в очередной раз задалась вопросом, было ли что-то, что у него не получалось? Или хотя бы просто давалось не сразу? Если такое и есть, то, наверное, не на этой планете.  — Кирьянов! Мужи-и-ик! — парни, вышедшие вслед за нами из бара, принялись пожимать Егору руки, и, отобрав новенькие права, передавать их по кругу. Решив, что обниму Егора, когда эта куча рассосется, я перехватила документ из рук Коли и отошла на пару шагов, чтобы не мешали смотреть. Чертов идеал! Даже на скучной фотографии для документов он получался отлично! Надо потом будет посмотреть его паспорт… Эта мысль едва успела оформиться в моей голове, как в следующую секунду я едва не выронила права. Знакомый звук ревущего мотора мотоцикла я узнаю из миллиона других. Он стремительно приближался, заставляя кожу покрываться инеем, а в голове стучала только одна мысль: бежать, неважно куда, но как можно дальше. Сердце в панике скреблось о ребра, которые теперь казались заточением и препятствием к бегству. А когда мимо нас пронесся желтый байк, огласив округу раскатистым урчанием, несчастный орган и вовсе остановился. Я закрыла глаза на мгновение позже нужного, закусив губу, чтобы не проронить ни звука. Ощущение ледяных пик, медленно пронизывающих тело, было почти нестерпимым. Наверное, дальше случилось бы непоправимое, но рука, крепко сжавшая мою ладонь, заставила на секунду вернуться в реальность, притормозив накатывающее безумие. Я распахнула глаза за секунду до того, как из моих пальцев забрали документ Егора и отправили его дальше гулять по рукам. Мирослав сжал мою ладонь крепче, позволяя спиной упереться ему в грудь. Очень кстати, потому что вместо отступающего страха накатывала дрожь, и устоять на ногах было очень трудно. Второй рукой он обнял меня за плечи, прошептав в самое ухо:  — Не надо, все хорошо… Помнишь, что я тогда сказал в гараже? Мы справимся. Со всем. Судорожно вдохнув, я кивнула, дрожащими пальцами цепляясь за его руку. Несмотря на то, что страх, вроде бы, отступал, ощущение ледяных игл во всем теле никуда не делось. И его шепот, что легким дуновением касался уха, вызывал что-то в корне противоположное предыдущим ощущениям — непонятное волнение, напряжение в теле и мурашек, тех самых, приятных. Мне казалось, что я схожу с ума от такого несоответствия переживаний.  — Эй, Мир, что не так? — раздался голос Егора, перекрыв общий гомон, который после этой фразы и вовсе стих. Я едва не дернулась, но Мир чуть сжал мое плечо, призывая к спокойствию.  — Жара. А она не ела, — проговорил парень таким тоном, что даже я поверила. — Вы тут поздравляйтесь, мы пока в тенечек. Он развернул меня обратно к дверям бара, задавая направление. Я виновато улыбнулась Егору, проходя мимо него и Сеньки и Максом, в чьих взглядах читалось беспокойство. А после, спасительная прохлада помещения бара приняла меня в свои объятья. *** Мирослав привел меня в подсобку на первом этаже, усадив на один из стульев. Сам присел напротив меня на корточки, обняв мои дрожащие пальцы ладонями. Он не предлагал мне воды, не уговаривал высказаться. Просто молча сидел и ждал, когда я перестану дрожать и вернусь в реальность. В помещении царил полумрак. Если бы не небольшое окно за жалюзями — вообще бы была тьма кромешная. Куча коробок, часть мебели и еще какой-то инвентарь — я лениво обводила взглядом все, что здесь было, ни на чем конкретно не останавливаясь. Я не знала, как от этого отвлекаться, как разрубить тот узел, в который завязывалось сердце, каждый раз, когда появлялось хоть малейшее напоминание о байках, о моей прошлой жизни и …о тех людях, что меня окружали. Не знала, как растопить этот лед, что иглами врастал в тело, доводя до сумасшествия. Если бы это была ночь, я бы набрала один единственный номер в телефоне — не глядя, по инерции. Но сейчас был разгар дня, и спрятаться могла только здесь, в подсобке, да и то не от боли, что огромной змеей сжимала в свои кольца, а от друзей, чтобы не видели моего состояния.  — Сколько мы здесь? — тихо проговорила я, когда в голове, наконец, стали появляться хоть какие-то мысли. — Ребята, наверное, не то подумают. Я опустила взгляд на Мира, что так и сидел передо мной, держа мои руки в своих.  — Не подумают, — также тихо проговорил он. — Ты достаточно их знаешь, чтобы быть уверенной, что сейчас они не начнут долбиться в дверь, а после — не пристанут с расспросами. И то верно… Улыбка вышла у меня слабой, и, в полумраке, наверное, совсем не заметной.  — И часто у тебя так? — наконец, спросил Мир. Вопрос не удивил, и врасплох не застал. Вообще не вызвал никакой реакции, кроме чувства обреченности. Я прислонилась затылком к холодной стене и отвела взгляд. И лишь спустя бесконечно долгих две минуты я, наконец, сказала правду, которую скрывала почти ото всех:  — Всегда. Когда я слышу или вижу …. Или что-то напоминает… Оно всегда… Мирослав, опустив голову, задумчиво уставился на наши с ним руки. Его пальцы осторожными поглаживаниями прогоняли холод и дрожь. Медленно, капля за каплей, я приходила в себя.  — И насколько тебе тяжело, когда я рядом? А вот этого вопроса я не ожидала совсем. Мой взгляд метнулся к парню, сидящему напротив, и всеми силами старающегося меня успокоить. Я искренне не понимала, о чем он. Я не знала тех слов, чтобы описать, что со мной происходит, когда он рядом. Не знала, как объяснить, что боюсь всего того, что чувствую. Захотелось немедленно встряхнуть его и сказать, чтобы не спрашивал ерунды. Но вместо этого я произнесла совсем другое:  — Почему ты спрашиваешь? Внутри все замерло, в ожидании ответа.  — Потому что я и есть то самое напоминание… и возможная причина. — Совсем тихо ответил он, отпуская мои руки. Он поднялся на ноги и пересел на соседний стул. Я следила за его действиями из-под опущенных ресниц, и прежде, чем нашла, что ответить, он притянул меня к себе, осторожно обнимая за талию. Внутри заныло, перекрывая доступ кислорода и обдавая лицо жаром. Но от следующих его слов я замерла, сомневаясь в том, что услышала.  — Потому что я хочу быть рядом и не причинять тебе боль. Теплое дыхание убегало от уха вдоль изгиба шеи. Его губы коснулись моего виска легким, но ощутимым поцелуем. Я упустила тот момент, когда сама вцепилась в него, утыкаясь носом в шею и жадно вдыхая его запах с легкой примесью аромата шампуня. Я не знала, в какой момент не смогла сдержать слез, что как обычно, не вовремя. Но совершенно четко я понимала лишь одно: если его не будет рядом, с этой болью я никогда не справлюсь. *** POV Miroslav Я снова стал свидетелем того состояния девчонки, которое, надеялся, больше не случится. Но я даже не представлял, как жестоко я ошибался. Все это время я считал, что это отголосок чего-то очень печального в ее прошлом, но, как выяснилось, это было прямой реакцией, которая стала для Яны привычной. Она даже не пыталась бороться — сидела и ждала… чего? Когда отпустит? Когда окончательно сожрет? И крайне паршиво я чувствовал себя от того, что не знал, как быть. Я не просто стал свидетелем, я стал еще и соучастником, сам спрятав ее от других и позволив быть с тем, что ее грызло. Я мог лишь сочинить легенду о ее самочувствии, и вместе с ней хранить ее секрет. О том, как невыносимо было смотреть на ее мучения, не стоит и говорить. Меня самого словно сгрызало изнутри, но я не знал, что делать. Когда мы вышли из подсобки, она первым делом извинилась перед Егором, поздравила его, пожелав что-то шуточное. Празднование продолжалось, как ни в чем не бывало, но чуть позже и Егор, и Сенька, и Макс в один голос интересовались у меня ее самочувствием. Ведь сама она не скажет, чтобы не переключить на себя лишнего внимания и не испортить вечер. Какое-то время я наблюдал за ней, сидя около барной стойки. Ничего не говорило о том, что какое-то время назад из нее, казалось, высосали всю жизнь. Она улыбалась, танцевала, шутила, общалась и лишь изредка бросала в мою сторону взгляды, словно вспоминала о чем-то и беспокоилась, что не сказала во время. А потом алкоголь сделал свое дело и для меня, и для нее, притупив беспокойство и расслабив напряженный мозг. Никто сегодня напиваться не собирались, просто чисто символически «обмыли» права Егора, налив ему вообще вместо виски — кефира! И, будучи трезвым, я запомнил каждый момент этого вечера. Сначала я заметил, что напряженная улыбка девчонки стала искренней и расслабленной, как в глазах снова разгорелся этот живой огонек, который манил в разноцветный омут. Потом она скрылась из виду, отправившись помогать с чем-то Саше. К тому времени мы с друзьями уже сидели за одним из столиков, переговариваясь и наблюдая за танцующими гостями. В какой-то момент времени она все чаще стала оказываться рядом со мной, сквозь смех рассказывая то или иное приключение из их школьной жизни. Разноцветные глаза захватывали в плен свет прожекторов, и никакой даже самый крепкий алкоголь не мог с ними сравниться. И мне раз за разом становилось мало этой «дозы». Спустя еще какое-то время, когда мы уже разбавляли наши посиделки выходом на танцпол, в глаза стало бросаться излишнее внимание некоторых посетителей к Яне. То и дело с ней пытались познакомиться, чем-то угостить и пригласить на танец. И вот тогда уже я перестал отпускать ее от себя, игнорируя возмущенные выпады ее кавалеров. В гробу видал, ога. Помню, как любовался Вишневской уже из-за нашего столика, когда она танцевала вместе с Сенькой и Максом. Как тонкое тело девчонки в белой майке на тонких лямках и джинсовых шортах заставляло забыть обо всем, и ощущать, как внутри узлом затягивается желание, которое утром мне откликнется нехилым стояком. А еще позже, когда здравый смысл уже потихоньку сваливал на покой, мы были вместе среди всей этой толпы. Она была рядом, она танцевала со мной и улыбалась лишь мне. И ей бы не подпускать меня к себе — я уже давно понял, что так для нее лучше, — но ее глаза лучились такой доверчивостью и нежностью, что я, не раздумывая, посылал собственные убеждения в бездну, прижимая ее к себе еще крепче. *** Наверное, так и выглядит сумасшествие — когда добровольно добиваешь себя мыслями об одном и том же. Мне снова снилась Яна. И в моем сне она сияла, затмевая собой торжественную обстановку бала. Руки все еще помнили изгибы ее тела, скрываемые точно по фигуре легкой тканью платья. Словно в бреду мне чудились ее прикосновения, прерывистое дыхание и невесомый цветочный запах. Каждое утро я просыпался с мыслями о ней и напряжением внизу, которое порой становилось просто нестерпимым. Каждый день у меня начинался с ледяного душа и попыток отвлечься он настойчивого образа девчонки. Но иногда это не получалось… и оставалось лишь представлять ее рядом собой под холодными струями, сбрасывая напряжение единственным эффективным способом, а потом грызть себя за это. Сегодняшнее утро обещало быть не исключением… Но спасение пришло — откуда не ждали. Сидя на диване, я растирал лицо руками, приходя в себя после очередного красочного сна. Мозг скрипел шестеренками, пытаясь задать план действий на сегодня. Звонок в дверь стал полной неожиданностью. Кого могло принести с утра пораньше? Натянув свободные спортивные штаны, я, отчаянно зевая, поплелся в коридор. Входная дверь открывалась под очередной душераздирающий зевок, которым я и подавился, увидев на пороге своей квартиры нарушителя покоя. Ласковая улыбка, горящие от нетерпения глаза… спортивная сумка на плече и зеленые чемодан на колесиках. — Bonjour, le soleil. Je suis venu à toi. Tu es content? (Фр: Здравствуй, солнышко. Я приехала к тебе. Ты рад?)