Ad Interim

- Кто ты и что сделала с моей девушкой? - как-то раз спросил её Пэрриш. Он спросил её об этом в один из прохладный зимних вечеров. Спросил внезапно, на пересечении тех нескольких часов, что они упоенно разговаривали. На пересечении этих нескольких часов Блисс вспомнила всё. По какому-то наитию, полагаясь на шестое чувство, она резко вскочила и начала бежать, не останавливаясь. Блисс была уверена, что бежала домой, к Руби, но оказалась рядом с лодочным сараем: Кайл Пэрриш как-то раз приводил её сюда. Блисс знала, что Кайл её не найдёт: это место не было одним из так называемых «секретных мест» Блисс Бромлей. Блисс знала, что прежде, чем пойти к её родителям, он попробует сам найти её: значит, у неё точно был час, если не все два. Блисс кое-что поняла: воспоминания, все воспоминания, которые хранились в ней, вернулись к ней в течение тридцати минут. Все столетия - за полчаса. Она лежала, смотря на небо - и неба не было видно за черным полотном перед глазами, не было слышно никаких звуков - только сильнейший звон в ушах. Когда зрение вернулось в норму, а шум в ушах начал казаться не таким сильным, Блисс попыталась встать - и сразу же упала на землю. Над её головой было ярчайшее, звёздное небо, слышался едва узнаваемый шум реки, свет луны светил на редкие участки, а в углах леса разбросалась тьма. Везде было темно - и одновременно ярко, так, что хотелось избавиться от глаз. Когда Блисс вернулась домой, её ждали все: Пэрриш, Уилл, мать с отцом. Руби была вместе с ними, и, посмотрев на неё, Блисс на секунду показалось, что в ней что-то шевельнулось. Это было крайне странным - она была пустая, вся, начиная от головы и заканчивая всем телом. - Хватит на меня так смотреть, - криво усмехнулась Блисс. У неё не было сил играть. Не было сил делать вид, будто её волнует, что все они волновались. Ей было так искренне плевать на каждого, но даже сейчас - за исключением Руби. С Руби всё было в порядке, если не считать того, что она переволновалась. Может быть, Ребекка была права. Не стоило стирать ей память, пусть бы знала, каков этот мир может быть на самом деле. - Ты под домашним арестом, - сухо сказал Филипп. - Аппарировать будешь вместе с Уиллом, и Уилл же будет сидеть с тобой на каждом твоём занятии. Потом - сразу же домой, и из своей комнаты тебе позволено выходить разве что на семейные трапезы. - А ты не хочешь спросить Уилла, хочет ли он исполнять роль гувернантки? - подняла брови Блисс. - Я не имею ничего против этого, мисс Бромлей, - отозвался Уилл. - А ты почему молчишь? - набросилась Блисс на Пэрриша. - Меня хотят посадить под домашний арест из-за того, что я просто нуждалась в одиночестве, и ты просто так будешь смотреть на это? Пэрриш посмотрел на неё умоляюще. - Не надо. Прости, но я всё им рассказал. Мне пришлось, это ради твоей безопасности. - Что - ради моей безопасности? - опешила Блисс, и тут же взяла себя в руки, замолчала. Если кто-то из них поймёт, что она не помнит того, что помнил Пэрриш, у неё могли бы быть серьёзные проблемы. Блисс взяла Пэрриша за руку, подняв его со стула. Филипп тут же вскочил, и Блисс быстро сказала: - Пять минут наедине. Пять минут, и после - я сразу же под домашним арестом. Хорошо? Филипп снова сел на место, просто кивнув. Блисс увела его на улицу, после чего сразу же сказала: - Да брось. Ты же знаешь, иногда на меня накатывает. Пэрриш подозрительно посмотрел на неё. - Может, и накатывает. Но я тебя знаю. Блисс приложила все силы на то, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Кайл Пэрриш, милый, добрый Кайл Пэрриш, влюбленный в такую же милую и добрую Блисс Бромлей. Сказка, причём в лучших традициях жанра, прекрасная, невесомая и обязательно со счастливым концом. Блисс внимательно посмотрела на него: посмотрела в его зеленые глаза, настолько светлые, что они почти казались прозрачными. Порыв схватиться за живот она подавила. Внутренности скрутило от страшного осознания: она любила его. Помимо всех прочных проблем, в которых она не была виновата, нарисовалась ещё одна: Блисс, влюбившись в Кайла Пэрриша, вернув воспоминания, любви этой не утратила. - Я тебя знаю, и прекрасно понимаю: если ты захочешь сбежать, этому никто не помешает, - продолжил Кайл. - Но я могу хотя бы попытаться. «Я должна сбежать. Я должна бежать прямо сейчас, понимаешь? Я больше так не могу, я не могу». Она не могла без него. В тот момент, когда воспоминания возвращались, она в очередной раз осознала все первопричины своих метаний. Блисс не видела его столь долго, не знала, где он живет, чем он живет, как он, не знала, какое у него имя, не знала, какое у него лицо. Блисс по-прежнему не могла понять этого. Как мог один человек едва ли не задыхаться без другого, чувствовать себя массой, мясом, простым набором клеток, и жить лишь тогда, когда вновь его встречал. «Когда-нибудь ты влюбишься. Это всё для тебя изменит». Идиот. Дурак. Невообразимый, эмоциональный калека, возложивший на себя слишком много ответственности за других людей, считающий, что без него всем было бы лучше. Как же вбить в его голову то, что Блисс чувствовала? Был ли способ показать это? Был ли способ показать, сказать, что никакая влюбленность, никакие семейные узы, всё это - это не меняло ровным счетом ничего. Сказать, что это тоже могло быть как в сказке, но в какой-то другой: в тех сказках, что были изначально. В сказках, не переписанных для детей. В сказках, где всё было нестерпимо больно, где каждое движение, каждое действие, каждое слово - чертов надрыв. И все эти надрывы, вся эта боль - это никогда не прекращалось. Блисс хотела бы сказать, что если бы это прекратилось - лучше было бы умереть. Невозможно было жить в мире, где его не было. Такого мира не должно было существовать по определению. Блисс дотронулась до лица Пэрриша, и, задумавшись на мгновение, спросила: - Скажи, у тебя хоть раз в жизни было такое чувство... вот смотришь ты на человека, и понимаешь, что если с ним что-то случится - то и с тобой тоже? - Ты же не о суициде говоришь? - О суициде, и не о нём - тоже. Это бы не было суицидом, ведь ты не можешь жить сам без себя. - Кто ты и что сделала с моей девушкой? Он спросил это как-то шутливо, с мнимым весельем. Блисс это не обмануло: настороженность в его глазах можно было увидеть невооруженным взглядом. Блисс хотела бы сказать, что она его любила - ведь это было так. Но как сказать, что этого было бы недостаточно, и как объяснить, почему именно - этого она не понимала. - Пять минут истекли, я уверен в этом, - сказал Пэрриш. - Да, истекли, - сказала Блисс, смотря не на него: за его спину. Она снова смотрела в глаза Ребекки. *** - Я так не могу, - шепотом сказала Блисс, когда удостоверилась, что её комнату нет прослушивающих чар. - Ребекка, я не могу ждать своего шестнадцатилетия. Блисс в очередной раз почесала руки, поморщившись: этот зуд её порядком раздражал, и причины она понять не могла. - Прекрати, - сказала Ребекка. - Что - прекратить? - рассеяно спросила Блисс, продолжая чесать руки. - Прекрати звать меня Ребеккой, и это - тоже прекрати, - кивком указала Ребекка на её руки. - Его там нет. Блисс непонимающе на неё посмотрела и Ребекка, раздраженно закатив глаза, объяснила: - Его нет под твоей кожей. Так ты его не вытащишь. Блисс, было, хотевшая рассмеяться, сказать, что дело вовсе не в этом, и да, разумеется, под кожей его нет, не сказала ничего. После слов Ребекки зуд прекратился моментально. Блисс только покачала головой. Ребекка знала её слишком хорошо, и Блисс натерпелось поговорить именно с ней, с настоящей Ребеккой. Не кем-то, кто звал себя Айвори. Это натолкнуло её на одну мысль. - Помнишь, когда я была Софией Саммер? И Барбара был на войне, он... тогда ему было нестерпимо больно, и я смогла к нему прорваться. Тогда руна подействовала. Что, если... - Это работает в обе стороны? - закончила за неё Ребекка. - Да, может быть. Но боль должна быть реальной. Если ты уколешь себе пальчик, да даже если сделаешь что-то серьёзнее - это ничего не изменит. Никакой эмоциональной отдачи. - Значит, нужно искать другой способ. Может быть, ты... - Поговорим позже, - сказала Ребекка, и сразу исчезла. Её не смело пылью, не было никакого сияния. Блисс просто моргнула. В дверь снова поскреблись: Блисс поняла только сейчас, что этот звук повторялся во второй раз. Быстро прыгнув в постель и, накрывшись одеялом, она сказала: - Руби, входи. Руби медленно открыла дверь, и, постояв на пороге, тихо скользнула к постели Блисс, забравшись к ней под одеяло. - Я слышала звуки фильмов ужасов, - шепотом сказала Блисс. - Ты же знаешь, что слишком мала для такого. - У вас с папой сегодня вечер фильмов, - напомнила Руби. - Ну, должен был быть, вы как раз хотели посмотреть что-нибудь пугающее. Он заметил, что рядом с ним не ты, но всё равно спать меня не отправил. - Видимо, у папы появилась новая компания для фильмов, - шутливо сказала Блисс. - Не надо, - покачала головой Руби. - Ему без тебя было одиноко. Он не привык с тобой ссориться... не так сильно. - Видимо, мы поссоримся с ним ещё больше, - категорично сказала Блисс. - Руби, милая, ты же даже от простых боевиков дрожать начинаешь. В следующий раз постарайся больше думать о своём комфорте, хорошо? - Так, как это делаешь ты? Руби пробормотала это куда-то в плечо Блисс, и снова задрожала. Боялась, что и они могут поссориться. - Если так будет лучше тебе - то да, - твёрдо сказала Блисс. - Но, эй, послушай - если я буду рядом, я буду делать это вместо тебя, хорошо? Защищать, обеспечивать комфорт. Не бойся. Ничего не бойся, хорошо? - Я посплю сегодня с тобой? - тихо спросила Руби. - Конечно. - И ты не сбежишь к Пэрришу, как в прошлый раз? И расскажешь мне что-то, чтобы я могла лучше уснуть? Блисс крепче обняла Руби, и, взяв с тумбочки волшебную палочку, взмахнула ей. Шторы отодвинулись, и они увидели полную луну, раскинутую во всей красе. - Нет, не сбегу, - сказала Блисс. - Смотри, это... - А можно что-нибудь, не связанное со звёздами? - вздохнула Руби. - Мне кажется, больше не осталось историй о них. - Истории о звёздах столько же, сколько и самих звёзд, - тихо засмеялась Блисс. - Они не закончатся никогда. Например... о. Слышала когда-нибудь об Эйнаре Герцшпрунге и Генри Расселе? - Нет, - подумав, ответила Руби. - О них ты мне не рассказывала. - В их честь есть одна диаграмма. Диаграмма Герцшпрунга-Рассела. Суть её состоит в том, чтобы показать зависимости. Зависимости между абсолютной звёздной величиной, светимостью, спектральным классом и температурой поверхности звезды. Если на неё будет смотреть незнающий человек, может показаться, что звёзды разбросаны случайным образом, что, конечно же, не так. Если смотреть внимательнее, можно увидеть закономерность. Например, ниже главной последовательности находятся белые звёзды, в них совсем мало света. Они называются белыми карликами. - А выше? - Обычные карликовые звёзды. Как и большинство звёзд на небе. - И в чём суть этой диаграммы? - Одна из главных - в развитии звёзд. Если не считать десяти процентов, всё оставшееся время звезда проводит в Главной последовательности. Чем звезда выше и сильнее уклоняется влево, тем быстрее в ней выгорает водород. Те, что ниже, могут существовать миллиарды лет. - А что случается с теми звёздами, которые выгорают? - Коллапс, - ответила Блисс. - Энергии становится меньше, силы тяготения - больше. Именно она и начинает сжимать ядро звезды. Тогда начинает загораться гелий. В конечно итоге, всё приводит к тому, что звезда начинает светить ярче, а после - остывать до красного цвета. Становится звездой класса Солнца. - Выходит, у этой звезды есть возможность стать вторым солнцем? - с сомнением спросила Руби. - Нет, разумеется. Гелий заканчивается быстрее, чем водород, и в дело входит гравитация. Именно она сжимает звезду. Превращает в белого карлика. Догадываешься, что происходит дальше? - Звезда опускается вниз по этой самой диаграмме? - Да, именно так и происходит, - сказала Блисс. - Есть ещё звезды... Блисс замолчала, не замечая, как вцепилась в руку Руби. Может быть, в этом и было дело. Может быть, именно в этом и крылась их магия. Вся магия в этой вселенной была замешана на звёздах. Может быть, какая-то звезда не стала вторым солнцем. Но и не выгорела. Может быть, достигнув критической отметки, она стала магическим проводником, преобразовалась в новую магию. И благодаря этой магии появились они. Это могло было бы быть правдой. - Наутиз, - прошептала Блисс, едва не расплакавшись. Как же она скучала. Как же сильно она скучала по нему. Как же сильно она хотела, чтобы он, наконец, вернулся к ней. Она справится. Она сможет дождаться, сможет не сойти с ума, сможет не забывать, что его нет под кожей. «Его нет под твоей кожей». Какая чушь, Ребекка. Ты даже представить не можешь. Ты даже не можешь себе представить. - Так что? Почему ты не договорила? - спросила Руби. Судя по сонному голосу, на некоторое время ей удалось уснуть. - Забудь, - сказала Блисс, дотронувшись до её руки. - Просто... может быть, именно с этого всё и начиналось. С диаграммы Герцшпрунга-Рассела. И с того, что нас невозможно поймать. Его невозможно поймать. Блисс забыла обо всём на следующее утро. *** Ламбер Франц оказался неплохим человеком. По крайней мере, Блисс не хотела выцарапать ему глаза, сказать, что всё происходящее с ней - не его дело, огрызаться ей не хотелось тоже. Или, вернее будет сказать, любую агрессию Ламбер Франц сразу же умел перерубить на корню, иногда - мягко перенаправить в другое русло. Когда Блисс от него выходила, ей даже становилось легче. Легкость примерно на несколько часов - сейчас она довольствовалась и этим. - Я по-прежнему не могу понять, мисс Бромлей, - сказал доктор Франц. - Судя по тому, что я узнал от ваших родителей, от сестры, и, что самое главное, от вас самой - вы всегда были достаточно проблемным ребёнком. - Вот именно, очередной трудный подросток, - вяло ответила Блисс. - Давайте вы уже напишете что-нибудь, и я пойду домой. - Вы меня не слушаете, - покачал головой доктор Франц. - Вы не были трудным подростком. Вы хорошо учились, не ввязывались в неприятности, умели сглаживать конфликты, и нравились тем, кто вас окружает. Тем не менее, да, человек с таким характером и упрямством, особенно в таком возрасте, зовётся не иначе, чем «проблемный». Блисс выразительно подняла брови. Ей нестерпимо хотелось, чтобы доктор Франц как можно скорее перешёл к делу. - Казалось бы, всё должно было пойти на спад, - задумчиво сказал доктор Франц, покручивая в руках чашку с чаем. - Но в течение месяца вы будто срываетесь с цепи, и превращаетесь именно в того трудного подростка, о котором говорите. - Если я говорю о себе, как о трудном подростке, значит, так оно и есть? - безразлично спросила Блисс. - Нет, разумеется. Вы можете говорить о себе всё, что угодно, и считать себя кем угодно, только это по-прежнему может быть не правдой. И вот, что я хочу вам сказать - вы вовсе не трудный подросток. - Выходит, я притворяюсь? - Нет, вы не притворяетесь. И все ваши недавние поступки, все сказанные слова, всё это вы делали от чистого сердца, - усмехнулся доктор Франц. - Но вы срываетесь, сбегаете, обижаете близких не из-за перепадов настроения, и уж тем более - не из-за гормонов. Вам плохо. И вас что-то очень сильно тревожит. Вам нужно рассказать мне об этом, иначе ваши метания могут привести к не самым благоприятным последствиям. - Я не знаю, что я должна вам сказать. Обычно после этих слов их сеансы всегда заканчивались. Этот раз исключением не был. - Доктор Франц, - сказала Блисс. Франц уже отпустил её, и теперь сидел, что-то быстро записывая в её карточку. - Да? - сказал он, подняв голову, и сразу же отложив ручку. - Я не знаю, что я должна вам сказать, - снова сказала Блисс. - И я не знаю, почему я метаюсь. Мне словно не хватает чего-то, но чего именно - я не знаю тоже. Один сплошной вакуум в голове, и каждый раз, когда кто-то говорит, там появляется злоба, или агрессия, или ещё что-то плохое. - У вас есть предложения, почему это происходит? - Нет, - растерянно ответила Блисс. - Я просто слышу их слова, и... не знаю. Они говорят, но я не хочу, чтобы они говорили. Я хочу слышать что-то другое. Другие слова, и чтобы голос - голос тоже должен быть другим. - Вы знаете, что именно хотите услышать от этого голоса? - Что угодно, - не задумываясь, ответила Блисс. - Что угодно, лишь бы просто его слышать. Ламбер Франц, посмотрев на неё ещё некоторое время, кивнул. - Встретимся завтра, мисс Бромлей. - Завтра? - переспросила Блисс. - Но следующий сеанс должен быть через три дня. - Тем не менее, мы встретимся завтра. В это же время. И вот ещё, что мисс Бромлей. Сделаете мне одолжение? - Смотря какое. Он снова усмехнулся, но сделал это добродушно, и посмотрел на неё с явным весельем во взгляде. - Скажите Трейси, чтобы она, наконец, внесла ваши данные в электронную базу. У меня следующий пациент через двадцать минут, я мечтаю успеть поесть и не выходить из кабинета. - Выкурить сигарету и отдохнуть от меня, вы, конечно, тоже мечтаете. А разговоры с Трейси всегда вас до зубного скрежета доводят. Мне интересно, почему вы по-прежнему держите её на работе? Альтруизм? - Обещание. Могу я на вас рассчитывать, мисс Бромлей? Блисс пришлось ждать Трейси добрых полчаса. Когда она вернулась, то не выглядела виноватой или хотя бы обеспокоенной. Блисс, было, нашедшая идеальную возможно как следует поругаться, сразу же эту идею отмела. На улице её ждал Пэрриш. - Вы что-то хотели? - спросила Трейси, окинув её неопределенным взглядом. - Да, - ответила Блисс. - Хотела бы, чтобы вы внесли информацию обо мне в вашу базу. Электронную базу, которая находится на вашем компьютере. - Я... - А этот компьютер, к моему огромному счастью, находится перед вашим носом, - продолжила Блисс, отмахнувшись. - Моя фотография у вас есть, причем в нескольких вариантах, на любой вкус. У вас есть всё, чтобы разобраться с этим, и не бесить доктора Франца вторую неделю подряд. Трейси выдавила дежурную улыбку. - Конечно, я сделаю всё сейчас же. - Отлично, - сказала Блисс, облокотившись на стойку. - О, не смотрите на меня так. Я не тороплюсь, и с удовольствием подожду, пока вы всё сделаете. Когда Трейси всё сделала, и Блисс, удостоверившись в этом, ушла, в ней что-то шевельнулось. Желудок скрутило, как при сильной тревоге, и Блисс не могла понять, с чем это связано. - Ты задержалась, - сказал Пэрриш, увидев её. - Нам нужно поспешить, иначе мы опоздаем на поезд. В поезде им оставалось ехать не более часа, когда Блисс спросила: - Почему ты это терпишь? - Что именно? - спросил Пэрриш, не отрываясь от газеты. - Меня, - раздраженно ответила Блисс. - Серьёзно, мы не женатая пара, и мы не встречаемся настолько долго, чтобы можно было что-то спасать. Можем расстаться прямо сейчас, и это по-прежнему ничего не изменит. - Хорошо, - ответил Пэрриш. - Мы расстанемся, если ты этого хочешь. Блисс едва подавила желание приложить его чем-нибудь тяжелым. - Не переводи тему. Я не хочу расставаться с тобой, и это неудивительно, ты ведешь себя, как какой-то святой. Мне просто интересно, почему ты нянчишься со мной, и терпишь всё это? - А, так вот ты о чём, - хмыкнул Пэрриш. - Я тебя люблю. Блисс бы хотела сказать, что это не ответ. Но она и сама в это не верила. «Я тоже тебя люблю. Я тоже тебя люблю». Эта фраза крутилась на протяжении остатка поездки, на протяжении всего времени, вплоть до прощания с Пэрришем. Она там и осталась - исключительно в голове.