Ad Interim

Блисс очнулась на полу, чуть поодаль от электрического стула. Щеки горели - кажется, в попытках привести её в чувство, Гермиона с силой их била. Посмотрев на свой мокрый свитер, Блисс поняла, что помимо хлопанья по щекам, не обошлось и без Агуаменти. - Как же я устала от этого, - в очередной раз повторила Блисс, вставая с пола. - Интересно, реально ли это. - Что именно? - устало спросила Гермиона, помогая Блисс подняться. - Подвал третьего этажа? Лебенвантия, зеркало Еиналеж, аверлиусы? - Всё, - ответила Блисс. - И не только. Весь мир - тоже. Как я могу быть уверена, что реально - именно сейчас, а не то, что происходило несколько секунд назад? - Несколько секунд назад ты была в своей голове. - Может быть, это сейчас я в своей голове, - не согласилась Блисс. - А всё, что, как я думаю, в моей голове, на самом деле - более чем реально. - Получается, меня ты реальной не считаешь? - хмыкнула Гермиона. Блисс покачала головой, и, открыв рот, снова его закрыла, замолчала. Блисс не знала, что сказать Гермионе, чтобы та её поняла. Чтобы Блисс поняла то, что там, в её голове, в Риме, на площади Святого Петра, рядом с Ватиканом, поняла... Блисс. То действительно была она. Не Мара, София, Лидия, кто-то другой, то была именно Блисс Бромлей, и та Блисс Бромлей, не оглядываясь, а просто смотря на Айвори, кое-что поняла, и это было крайне важным, это было всем. Пока что Блисс не могла понять, что всем является, но кое-что она знала точно. И это знание приносило самое большое облегчение, самую большую радость и счастье в её жизнь. - Я никого не убивала, - не выдержала Блисс, сказала, когда Гермиона довела её до башни Когтеврана. - Это всегда было... само собой разумеющимся? - шокировано на неё посмотрев, спросила Гермиона. - Надеюсь? - Нет, это было не так, - помотала головой Блисс, и заговорила быстрее. - Но теперь я точно знаю, что никого не убивала! Та девушка, с белыми волосами, я всё время думала, что убила её, тогда, давно. А теперь... она жива. Я уверена, что она жива. - Ты знаешь, где она? - спросила Гермиона. - И что с ней точно всё хорошо? - Нет, я не знаю, где она. И я не знаю, всё ли с ней хорошо, но... она точно жива, - вздохнув, ответила Блисс. - Я только знаю, что её звали Айвори. И я действительно думала, что убила её. А теперь можно об этом не беспокоиться. Ответив на вопрос клюва, Блисс зашла в гостиную, негромко переговариваясь с Гермионой. И, подняв взгляд, сразу же остановилась, едва сумев подавить грустный вздох. Если не считать отсутствия профессора Снейпа, можно было считать, что Блисс вернулась в сентябрь, в ситуацию с Ноттом, которая произошла в Трех Метлах. Вместо профессора Снейпа перед Блисс стоял Киллиан Маррей, а происшествие, которое заставило собраться его, профессора МакГоногалл и профессора Флитвика, разумеется, заключалось тоже в конкретном человеке. Не Нотте, но... - Добрый вечер, мисс Бромлей, мисс Грейнджер, - устало сказала МакГоногалл. - Надеюсь, ваша прогулка прошла гладко? Потому что наш разговор таковым точно не будет. - Минерва, прошу тебя, не надо, - сразу же сказал Маррей. - По твоим словам, Киллиан, ничего из этого не надо вовсе, - отчеканила МакГоногалл. - Воспитательные разговоры - в том числе. - Воспитательный разговор провести можно, конечно же, но явно не в этом случае, - покачал головой Маррей. - И уж точно не в тех словах, которые вы хотите сказать мисс Бромлей. Насилие не решает проблем, подумать только! Лицо МакГоногалл приобрело крайне растерянное выражение. - Хотите сказать, что вы со мной не согласны, Киллиан? - Конечно же, я с вами согласен, - удивленно ответил Маррей. - Но то, что сделала мисс Бромлей, было помутнением рассудка после заклинания, самозащитой, но не актом насилия! - Киллиан, при всём уважении к вам и Блисс, она ударила свою сокурсницу по лицу, - сказал Флитвик. - Учебником, Киллиан, настолько сильно, что у мисс Абель теперь сломан нос! - У меня складывается ощущение, что вы оглохли и ослепли одновременно, - раздраженно ответил Маррей. - Мисс Бромлей была под Инприма Дэй, чего вы от неё хотите, скажи мне на милость? - Так вот что это было, - тихо ахнула Гермиона. - Инприма Дэй. - Именно потому, что мисс Бромлей была под Инприма Дэй, речи об её исключении не идёт, поймите это, Киллиан, - вздохнула МакГоногалл. - Но все мы знаем, как действует это заклинание, и действие мисс Бромлей под ним заставляет беспокоиться. Скажите, мисс Бромлей, последнее время вы... не испытывали приступов гнева? Или сильных нервозов? - Нет, - сразу же ответила Блисс, полагая, что её слова можно считать ложью только наполовину: всё, о чём говорила МакГоногалл, длилось далеко не «последнее время». - Я бесконечно рада, что все знают, как действует Инприма Дэй, но здесь есть одна проблема: я первый раз слышу об этом заклинании. Замешательство было недолгим, и профессор Флитвик заговорил сразу же: - Это неудивительно. Инприма Дэй было создано в стенах нашей школы, и никогда не было зарегистрировано, - сказал Флитвик. - Более того, после одного инцидента тридцатилетней давности, мы были уверены, что формула заклинания никому не попадёт в руки. - Потому что вы очень хорошо его спрятали? - не удержалась от подначки Блисс. - Нет, потому что мы считали, что очень хорошо его уничтожили, - улыбнувшись уголком губ, ответил Флитвик. - Но, конечно же, наш достопочтенный Финеас не дал бы просто так пропасть своему труду. Если вас успокоит, мисс Бромлей, книга, из-за которой мисс Абель узнала об этом заклинании, уничтожена. - А остальные книги? Или что-то, из-за чего любой ученик этой школы может узнать заклинание и навредить другим? - сразу же спросила Блисс. Гермиона осторожно дотронулась до её плеча, несильно его сжав. - Блисс, - начала она. - Финеас Найджелус Блэк был директором Хогвартса. Даже если мы каким-то чудом найдём все формулы, которые он спрятал в Хогвартсе... нет, извини. Вряд ли кто-то сможет это сделать. Блисс потребовалось несколько минут, чтобы переварить информацию и успокоиться. - Тогда... зарегистрируйте это заклинание, - сказала Блисс. - Скажите о нём Министерству магии, разберитесь с этой проблемой. МакГоногалл в очередной раз вздохнула и, посмотрев на Маррея, Флитвика, а после, задержав самый долгий взгляд на Гермионе, сказала: - Думаю, мы все устали и нам требуется отдых, - наконец сказала она. - Мы вас оставляем. Мисс Бромлей, зайдите к мадам Помфри и возьмите успокаивающих зелий. Мисс Грейнджер, объясните все тонкости Инприма Дэй мисс Бромлей. Думаю, к тому времени, как вы закончите, можно будет отправляться спать. И, да, мисс Бромлей... - Такого больше не повторится? - попробовала угадать Блисс. - Именно, - кивнула МакГоногалл. - Такое больше не повторится. - Если мисс Абель снова не использует заклинание, - кашлянув, сказал Маррей. - Киллиан, вы невозможны! - рассердилась МакГоногалл. - Нам стоит об этом поговорить. Мисс Грейнджер, пожалуйста, не затягивайте с объяснениями. Блисс знала, что Гермиона кивнула, и знала, что Гермиона начнет говорить сразу же, как все уйдут. Но вот хотела ли она знать, что за такое Инприма Дэй, и почему профессора Хогвартса даже и не думают о том, чтобы его зарегистрировать? Если только чисто для общего развития. Впрочем, не прошло и десяти минут, как Блисс поняла профессора МакГоногалл, поняла всех, кто скрывал заклинание Финеаса Найджелуса. И даже была с ними согласна. *** - Ты даже представить себе не можешь, что учудила твоя бывшая. Малфой поднял голову и посмотрел на Блейза с подозрением: тот запыхался и выглядел по меньшей мере потрясенным, но в голосе его слышалось что-то, напоминающее восхищение. Малфой не знал, что учудила Блисс. То есть, в последнюю их встречу она знатно исхлестала его по лицу, но вряд ли до Блейза сей факт дошёл только сейчас. - И что же она сделала? - Сломала нос Абель! Малфой едва подавил желание удивленно поднять брови. И сразу же, на смену удивлению, пришла смутная, почти выворачивающая тревожность. Когда Блисс злилась, она становилась нервной, пассивно-агрессивной, жалящей на язык. Малфой прекрасно понимал, что все могут сорваться на кулаки - чистокровные, полукровки, грязнокровки. Малфой понимал, что никто не застрахован от желания ударить человека, который до дрожи не нравился. В какой-то момент он понял, что в пощечинах Блисс не было ничего удивительного. Удивительным было то, как быстро она ударила кого-то другого в столь короткий промежуток времени. Когда Блисс остывала, ей всегда становилось нестерпимо стыдно, она не переносила обижать других. Да и к Абель она относилась или равнодушно, или с толикой жалости. - Тогда ты начал немного не с того, - спокойно сказал Малфой. - Думаю, прежде всего, я должен знать, что такого сделала Абель, что Блисс сломала ей нос? - Использовала какое-то заклинание. Наверное. Малфой выразительно поднял брови. - Я не знаю всё достоверно, - признался Блейз. - Думаю, единственный способ всё узнать - спросить тех, кто непосредственно участвовал во всём этом. - Где сейчас Абель? - В больничном крыле. Где ей ещё быть? Риторический вопрос Блейза Малфой проигнорировал. А оказавшись рядом с больничным крылом, испытал чувство дежа-вю. Оказалось так странно быть здесь не из-за Блисс, или из-за чего-то, что случилось с Блисс, но каким-то образом коснулось других. Да, там была Абель - по вине Блисс. Но, в кои то веки, самой Блисс там не было. Малфой не знал, хотел ли, чтобы она там была. Хотел ли он посмотреть ей в глаза. Или чтобы она посмотрела на него так, как смотрела раньше. Но одно он хотел узнать точно, и в этом он тоже себе не лгал. Он хотел знать, думала ли Блисс о нём так же часто, как он думал о ней. Заполнял ли он её мысли. И что вообще творилось у неё в голове. - Драко? - Абель смотрела на него, как на какое-то творение Мерлина. - Тебе не стоило меня навещать. Я... не стоит тебе смотреть на меня в таком виде. - Заклинание. Абель сразу же замолчала, растерянно на него посмотрев. - Заклинание? Какое заклинание? Малфой вздохнул. Каждый раз Абель буквально испытывала его терпение. - Не то, которое я применю к тебе, если ты и дальше будешь так себя вести, - Малфой всё же не выдержал. - Я говорю о заклинании, которое ты применила к Бромлей. Абель молчала, и Малфой понял, что больше так не может. Он принялся доставать палочку, попутно вспоминая, какое из заклинаний нанесет разуму Абель минимальный ущерб и как можно быстрее выдаст ему нужную информацию. Калечить или причинять любое физическое беспокойство он не хотел - сейчас Абель была похожа на потерянного щеночка даже больше, чем обычно. - Инприма Дэй. Малфой не сразу понял, что именно сказала Абель. А когда каждая мысль устаканилась в голове, он понял, что ему необходимо сесть. Инприма Дэй, невербальное, по своей сути достаточно безобидное заклинание (по крайней мере, Финеас Найджелус Блэк был свято в этом уверен, если верить его заметкам) - всё, что оно делало, заставляло человека говорить. Человек мог произнести какой-то диалог, который состоялся у него в жизни, или прочитать стихотворение, или начать сообщать о своих переживаниях и страхах. О чём угодно, с небольшой оговоркой - рядом, вокруг или перед глазами этого самого человека должно было быть что-то, что вывело бы его на сильнейшие эмоции. Малфой, даже при всём своем желании не мог представить, о чём таком говорила Блисс, которая и в жизни едва ли не загадками объяснялась, что это настолько вывело её из себя. Инприма Дэй... заклинание, тщательно оберегаемое Хогвартсом, профессорами, которые наверняка считали, что уничтожили все пергаменты, книги, на которых были записаны формулы. Малфой их понимал - понимал, к каким последствиям могла привести Инприма Дэй, которое являлось какой-то извращенной сывороткой правды. В их мире и так было достаточно заклинаний, которые могли навредить. Даже в более спокойные времена нужно было сто раз подумать, прежде чем решать, нужно ли регистрировать такие заклинания. - О чём говорила... - Я не помню, - тускло перебила его Абель, предугадывая его мысли. - То есть, она напевала какую-то песню о маленькой девочке и смерти, но дословно я её не запомнила. Малфой кивнул, и уже хотел уйти. Но на самом пороге, он не выдержал, не смог обуздать любопытство: - Зачем? Почему именно Инприма Дэй? - Из-за газет, - апатично ответила Абель. - Столько слов, столько фотографий... С ней всё время была Грейнджер, которая будто к ней ниткой привязана. И сидели они рядом. Вот я и думала, что в тот момент она будет говорить о чём что-то, что происходило в дни их… блужданий. Всегда есть вероятность, что то, что написано в прессе, не является правдой. А так она бы никогда не отмылась. Невольно Малфой вспомнил, как Блисс постоянно твердила об их глупом и детском поведении. Говорила о том, что ей плевать на их игры. Но сейчас, смотря на Абель, он действительно понимал, насколько это было глупо. По детски. По школьному. Особенно для кого-то, кто был Блисс Бромлей, и кому не было дело до её репутации в магическом мире. Малфой кивнул и, развернувшись, пошёл к выходу. - Её исключат из школы, - неожиданно донеслось ему в спину. - После того, что сегодня было, я сделаю всё, чтобы её с позором выгнали. Она неуправляема и не здорова. И я не хочу подвергать свою жизнь опасности. - Ох, Эбби, - невольно вырвалось у Малфоя. Он обернулся к ней, и увидел, как глаза её расширились, а взгляд стал едва ли не стеклянный. Она действительно была в него влюблена. Сильно, искренне даже. И Малфою стало её по-настоящему жалко. - Делай, что хочешь, - закончил Малфой и перевел дух только тогда, когда вновь оказался у подземелий. *** Следующую неделю Блисс казалось, что она человек. Человек из тех категорий, которых можно было бы назвать обычными, веселыми, незамутненными серьёзными проблемами. Она ходила на уроки, делала домашнее задание, ела в Большом зале, не скрываясь, не пряталась по углам от недовольных взглядов, а в выходные смогла выбраться в Хогсмид с Гермионой. Они пошли в салон мадам Джермэйн - в тот самый, откуда Падма и Кэтрин забирали свои платья для бала. Оказалось, Гермиона не озаботилась выбором платья для выпускного вечера, и хотела что-то присмотреть себе в каталоге. Подумав, Блисс решила поступить так же - о том, что мать вышлет платье на выпускной, можно было забыть, а отец... Блисс знала, что он мог бы прислать ей платье - если бы знал, что оно находится в шкафу, и как оно выглядит. Но о том, чтобы просить вечно занятого отца выбирать платье на выпускной, можно было даже не думать. Дело было даже не столько в занятости - Блисс всё ещё с содроганием вспоминала тот случай с гофре. - Что за случай с гофре? - спросила Гермиона, отрываясь от каталога. - Ты только что сказала «случай с гофре». - Мне было двенадцать, и в Шармбатоне проходил Рождественский бал, - ответила Блисс, которая, в отличие от Гермионы, каталоги листать перестала - рассматривала предоставленный в магазине ассортимент. - Маме я написала, что платье для этого случая я уже взяла, а папе отправила другое письмо - с просьбой выслать мне что-то максимально простое. Когда я открыла, то несколько минут думала, что папа положил моё платье под плотный слой бежевого гофре. - Он забыл положить тебе платье? - не поняла Гермиона. - Нет, это и было платье, - терпеливо повторила Блисс, подходя к витрине. - Оно было длинным, прямым, как палка, и эта ткань... в общем, было ощущение, что я просто легла на кусок гофре, обвела себя, вырезала свой силуэт и сшила куски вместе. С тех пор в моем шкафу всегда есть платье, о котором я могу напомнить, если вдруг произойдет непредвиденный случай. Но на выпускной я бы не отказалась купить что-нибудь особенное. Гермиона выбирала платье следующие полчаса - Блисс ждала её, попеременно посматривая на витрину. Одно из платьев по-прежнему плотно обтягивало манекен, но на второй надели замену, такую же яркую, бьющую по глазам. Блисс даже было непонятно, что именно давало такой эффект. Темно-бордовый цвет пышной, шелковой юбки, или несколько слоев розового, дымчатого шифона, который словно бы небрежно спадал вниз. Может быть, дело было в корсете, состоявшего сплошь из цветов, и цветы эти простирались вниз по всему низу платья - всё реже и реже. Платье было не кричащим, а именно ярким. Именно бьющим. Блисс, подумав несколько секунд, позвала мадам Джермэйн, и попросила снять платье с витрины. - Вы уверены? - с беспокойством спросила мадам Джермэйн. - Платья на витринах редко покупают, обычно, они являются предметом декора, не более. - Может быть, я его и не куплю, - пожала плечами Блисс. - Но от примерки меня это не остановит. А примерка не остановила Блисс от покупки. Платье, которое на витрине казалось пусть и красивым, но слишком аляпистым, на ней сидело чудесно. Последние сомнения развеяла Гермиона, которая сказала, что Блисс выглядит сказочно. От посещения Трех метел они решили воздержаться - вероятность найти там приключения, которые были совершенно ни к чему, была велика. Их спасло кафе мадам Паддифут - не смотря на то, что внутри был едва не ли круглогодичный День святого Валентина, молочные коктейли там были очень вкусные и холодные. - Всё ещё не могу поверить, что на улице так жарко, - сказала Блисс, одергивая шорты и футболку. - Ещё немного, и настанет лето, - мечтательно произнесла Гермиона. - Родители устраивают мне какой-то сюрприз. - Ты рада этому? - Конечно, жду с нетерпением! - горячо воскликнула Гермиона. - В прошлый раз, когда они говорили о сюрпризе, мы поехали во Францию. А что на счет тебя? Есть какие-то планы на лето? - Да, есть, - кивнула Блисс. - Хочу провести время с родителями где-нибудь, где тепло и есть море. Нужно узнать у Рафферти, сможет ли он со своим отцом к нам присоединиться. Гермиона поперхнулась своим коктейлем. Блисс растерянно посмотрела на неё, и поинтересовалась, не нужно ли её похлопать по спине. - Нет, просто... я в порядке, - ответила Гермиона, вытирая рот салфеткой. - Я на счет твоих родителей. Когда ты с ними разговаривала в последний раз или получала письма? - От папы вчера, от мамы около пяти дней назад, - пожала плечами Блисс. - Я с ними с ума сойду. Мама хочет отправиться в Испанию, я - тоже. И всё было бы отлично, если бы папа внезапно не захотел поехать в Австралию. Я не хочу в Австралию, я не хочу в то место, где слово «кенгуру» можно слышать настолько часто, насколько это вообще можно услышать в Австралии. - Ты боишься кенгуру? - удивилась Гермиона. - Нет, моя мама боится кенгуру. Если уж на то пошло, она, вроде бы, не боится кошек... но и в этом я не уверена. Поэтому - никакой Австралии. Испания, любимая Барселона, паэлья и поющие фонтаны, - сказала Блисс, мечтательно потягиваясь. Состояние Гермионы в кафе стало понятно Блисс у дверей Хогвартса - она рассказала ей о газетах, о ссоре родителей, а в конце замялась, молчала несколько минут, но всё же сказала о разводе. - Что, опять? - побелела Блисс. - Опять? - переспросила Гермиона. Блисс растерянно кивнула, и сразу же спросила: - Они только явно намекали, или слово «развод» именно прозвучало? - Прозвучало, - тихо сказала Гермиона. - А было что-нибудь про журналистов? - Да, твоя мама... Блисс взмахнула рукой, застонав. Только не это. В первый раз это произошло, когда Блисс было десять. Отец тогда не появлялся дома две недели, на уговоры аппарировать хотя бы на час отмахивался, говорил, что даже пять минут могут повлиять на суть эксперимента. Он хотел создать зелье, эквивалентное Оборотному, но без побочных эффектов, без любой боли при превращении, более долгое. Когда Блисс спросила, насколько долгое, отец ответил, что рассчитывает на неделю. Затея оказалось провальной по всем статьям: если удавалось продлить действие Оборотного зелья, то выход в прежнюю форму становился невыносимо болезненным, а без боли было невозможно задержаться в теле другого человека даже на двадцать минут. Тогда Блисс не знала, какой черт напал на её мать, но по возвращению отца она потребовала развода. Громко, за первым семейным обедом. Для того чтобы понять, что это был за черт, Блисс было достаточно пролистать газеты. «Черта» звали Шинджу Ко, и она была восходящей звездочкой японского подразделения магических открытий. В свои тридцать ей нельзя было дать больше двадцати, вместо деловых костюмов она носила струящиеся платья, исправно подкрашивала губы красной помадой, а камера колдографов ни разу не смогла заснять тот момент, когда её волосы лежали бы спокойно, а не развевались, точно в самой стереотипной рекламе какого-нибудь шампуня. И, может быть, всё закончилось бы хорошо (Розалинда всю жизнь достаточно спокойно реагировала на фотографии своего мужа с другими коллегами по работе), если бы манеры у коренной японки Шинджу Ко были бы такими же японскими. Блисс прекрасно помнила, как перелистывала страницы газеты, как перед её глазами раздавались неслышные щелчки. Щелчок: Шинджу Ко держит под руку её отца, запрокидывает голову и громко смеется. Щелчок: Шинджу Ко держит руку на его плече и её рот быстро-быстро произносит множество слов. Щелчок: Шинджу Ко наклоняется к её отцу и целует его в щеку. Щелчок, щелчок, щелчок. Для Блисс те фотографии были лишь щелчками, Шинджу Ко - красивой и дружелюбной девушкой, а её отец - человеком, который не хотел обижать другого человека, показывать, что тактильный контакт ему неприятен. Через выматывающий месяц, месяц, в течение которого их дом осаждали папарацци, а в столовой с утра до вечера сменивались адвокаты, ситуация разрешилась сама собой. И разрешилась так, что Блисс, которой было десять, хотела поступить так же, как и её отец: начать пить таблетки. - Роза, я сам был в шоке! - орал отец так, что Блисс даже не стала подходить к двери его кабинета: рядом с графином с водой всё было слышно прекрасно. - И да, не было и дня, чтобы она до меня не дотронулась, но что я мог с этим поделать? Японцы - крайне тактильный народ, ты же прекрасно знаешь, что я стараюсь подстроиться под каждую национальность, если от этого будет меньше проблем! - Японцы - тактильный народ?! - Да! Они же всё время всех трогают, улыбаются, крайне дружелюбны и... - Филипп, - Блисс пришлось напрячь слух: мать назвала имя отца неожиданно спокойным тоном. - Ответь на один вопрос: как, по-твоему, ведут себя китайцы? - Это те, которые вечно кланяются и едят рис? - задумчиво спросил отец. - Роза, прекрати! Однажды меня уже обвинили в расизме, но эти японские и китайские культуры, как и их лица, я не понимаю совершенно. А ведь моя мать... Дальнейшее Блисс не услышала - Филипп ничего не успел сказать. А через неделю Блисс подумала о том, что меньше всего на свете хотела бы стать такой же королевой драмы, как её мать. Последующие два раза, когда всё заканчивалось, Блисс к этой мысли возвращалась. - Придётся что-то делать со своим отдыхом, - пробормотала Блисс. - Четвертый раз я выдержу разве что на успокоительных. - О чем ты? - непонимающе спросила Гермиона. - О своём, не обращай внимания. До завтра? - Нет, - покачала головой Гермиона. - Сегодня вечером я буду произносить свою выпускную речь перед небольшим кругом лиц. Ты придёшь? - С радостью! - Отлично, - улыбнулась Гермиона. - Тогда в семь вечера встречаемся у Выручай-комнаты. Не опаздывай. Блисс даже не успела кивнуть, заверить, что нет, конечно же, она не опоздает. Как только Гермиона закончила говорить, её и след простыл. *** Следующую неделю Малфою казалось, что Блисс Бромлей он придумал. Неизвестно было, правда, почему именно такую, как она. По неосторожности, или по сильной задумчивости он сказал об этом Блейзу. Блейз, пожав плечами, ответил, что если он её и придумал, то значит, так было нужно. Впрочем, через несколько секунд и один короткий взгляд, он сразу же перестал псевдофилософствовать и сказал, что Блисс Бромлей очень даже реальна. И главное тому подтверждение - Абель и её сломанный нос. Дело было даже не в том, что он не видел Блисс - видел. Она снова стала мелькать тут и там, спокойно ходила в Большой зал, не прогуливала уроки, даже поздоровалась с ним однажды. Но он не мог её выцепить, не мог сказать ей хоть одного слова, и было кое-что, что его едва ли не пугало. Но для того, чтобы это подтвердить, нужно было с ней поговорить. И что-то Малфою подсказывало, что если он не заведет с ней разговор как можно скорее, потом может стать слишком поздно. Целенаправленные поиски, без преувеличения, заняли всё свободное выходное время. Кэтрин Маррей сказала, что Блисс ушла в гостиные Гриффиндора, чтобы встретиться с МакЛаггеном. МакЛагген сказал, что у Маррей ложная информация, и Блисс ушла с Гермионой в Хогсмид. В окрестностях Хогсмида, в Трех метлах её не было тоже. Староста Когтеврана, на которую он наткнулся по чистой случайности, сказала, что видела Гермиону и Блисс в кафе мадам Паддифут. В кафе мадам Паддифут её не было - официантка, которой он описал, как выглядели Блисс и Грейнджер, сказала, что они ушли не больше двадцати минут назад. Блисс он нашёл только тогда, когда окончательно выбился из сил и уже хотел оставить её поиски. И снова задался вопросом, а действительно, не придумал ли он её часом. - Привет? - Почему твоё приветствие звучит как вопрос? - спросил Малфой. - Потому что я не знаю, ответишь ли ты на моё приветствие или будешь упражняться в саркастичности и плевании ядом, - цокнула языком Блисс. - Так что, Малфой, кто сегодня главенствует? Настоящий ты или твоя худшая часть? - Как-то раз я слышал мнение, что моя худшая часть гораздо приятнее настоящего меня, - усмехнулся Малфой. - Я не согласна, что это относится к тебе, но в том, что такие люди есть, я уверена, - подумав, ответила Блисс. - Иногда мы сами настолько отвратительны, что нашим худшим частям приходится нас выручать. Блисс внезапно остановилась и начала смеяться. Малфой тактично подождал, пока её истерика закончится, а после снова пошёл за ней, попеременно меняя лестницы. - Нет, - в какой-то момент сказала Блисс. - Это, конечно, иронично, но всё же - совсем не то. Блисс остановилась перед дверьми библиотеки, и, обернувшись к Малфою, приложила палец к губам. После чего зашла внутрь. - Что мы ищем? - не выдержал Малфой. Бесцельно ходить среди книжных полок ему порядком надоело. - Что-нибудь про Мнемону Рэдфорд, - ответила Блисс, трогая корешки. - Мнемону Рэдфорд и зеркало Еиналеж. - Это будет несложно, - вздохнул Малфой. - Мнемона тяготела к этим зеркалам, да и потом, ты... - Подожди, Мнемона тяготела к обычным зеркалам или к зеркалам Еиналеж? - растерялась Блисс. - Еиналеж, - подтвердил Малфой. - Я думал, тебе известно об этом. - Нет, мне об этом неизвестно. И... что, потом? Что ты хотел сказать? Что-то смутное шевельнулось в сознании. Он точно что-то хотел сказать. - Ты ищешь не в том отсеке, - наконец вспомнил он. Книг про Мнемону Рэдфорд было всего три: её обширная биография, тонкая книжица про краткое использование заклинания Забвения, вышедшее из под её пера, и книга автора, в которой было небольшое, краткое упоминание о Мнемоне. Блисс прочитала все книги от корки до корки, используя заклинание, подсвечивающее определенные слова. Под конец чтения она была порядком измучена и зла. - Мнемона Рэдфорд не была причастна к созданию самих зеркал - их изобрели задолго до её рождения. Но с помощью самой магии зеркала она выявила одну вещь - зеркало, которое показывало самые сильные мечты человека, можно было направлять, извлекать из него более выгодную пользу, - зачитала Блисс единственную фразу, которую занесла в свой блокнот. - И всё. Когда ты говорил, что она «тяготела» к зеркалам, я думала, что найду что-то больше, чем пару расплывчатых фраз. Проклятье, кто вообще написал эту книгу? Тут даже автор не указан! Блисс распиналась ещё добрых десять минут, и замолчала только тогда, когда её взгляд скользнул по часам. - Сколько-сколько? - нервно сказала Блисс. - О черт, Гермиона меня убьёт! Малфой, я дико опаздываю, встретимся позже. Блисс быстро клюнула его в губы и, роняя книги, кардиган и несколько попавших под руку стульев, скрылась из его поля зрения. Малфой сидел на месте, не двигаясь, порываясь встать и броситься за ней, порываясь крикнуть что-нибудь, крикнуть так, чтобы она услышала. «Стой, Бромлей, ты уронила на пол одну из книг и не подняла её». «Стой, Бромлей, неужели ты действительно забыла, что мы расстались и уронила свои губы на мои?». «Стой, Бромлей, помимо книг, своих губ, ты уронила здравый смысл, ну же, вернись, подними его!». «Стой, Бромлей, я хотел сказать тебе...». Он хотел сказать ей кое-что важное. Николас Рафферти. Он хотел сказать ей, кто такой Николас Рафферти, а точнее - никто. Николас Рафферти не переводился к ним на третьем курсе. Николас Рафферти не принадлежал к чистокровным семьям, и кем он вообще был? И теперь Малфой окончательно был уверен в том, что его пугало. Каждый раз, когда он пытался заговорить о том, кто такой Николас Рафферти, каждый раз, когда он видел Блисс, он сразу же об этом забывал. *** На пути в Выручай-комнату, Блисс остановилась на одной из лестниц и, топнув ногой, понеслась дальше. Чертовы привычки, будь они неладны! Со счета можно было сбиться, вспоминая, сколько раз она, вот так, смазано целовала Малфоя и убегала по своим делам. Блисс помнила каждый раз, и Блисс точно не смогла бы сбиться со счета, но того факта, что сегодняшнего поцелуя не должно было быть это не отменяло. Как и не отменяло того, что на рефлексирование и тщательный анализ, что же этот поцелуй значил, не было времени. Как и не было времени на то, чтобы объяснить Гермионе щекотливую ситуацию с Выручай комнатой и то, что Блисс туда войти не сможет. Ей нужно было прийти заранее, теперь неизвестно, что из этого всего выйдет... - Блисс, вот ты где! - воскликнула Гермиона, хватая её за руку. - Так и знала, что ты потерялась где-то на лестницах. Пошли скорее, все уже собрались. - Как раз хотела поговорить на счет того, что все собрались... - Блисс, пожалуйста, позже, - умоляюще сказала Гермиона, таща её за собой. - У Гарри и Рона через два часа экзамен, я должна управиться как можно быстрее. - Подожди, разве экзамен ещё не прошел? - удивилась Блисс. - Нет, - ответила Гермиона, останавливаясь перед Выручай комнатой. - Он начнется в девять вечера, после чего профессор Маррей отправит всех учеников в свои спальни. Неудивительно, если честно. Ночь считается самым давящим временем суток, а уж в том подвале... Блисс только кивнула, и продолжала кивать, пока Гермиона говорила. Дверь Выручай комнаты открылась перед ней. Дверь Выручай комнаты открылась и Блисс спокойно зашла внутрь, её не выбросило, не окружило огнём и... что ещё там могла сделать комната, который не нравились определенные люди? И почему она решила пустить её именно сейчас? Блисс решила проверить одну догадку. Представила шахматный пол и, практически сразу же, карту звездного неба. Пол не поменялся, но древесина под её ногами предупреждающе задрожала. «О мой бог, я поняла! Никакой эксплуатации и покушений на всё, что за территорией Хогвартса, хорошо!». - Блисс, - Гермиона обернулась, посмотрев на неё. - Сядь к цветам своего факультета. Только подняв голову, Блисс заметила, что комната приняла вид точной копии Большого зала. Единственное отличие было в том, что столов не было - только ряды стульев, каждый из которых был обтянутом тканью цвета своего факультета; над ними едва колыхались флаги с гербами школы. Осмотрев каждого, кто присутствовал в комнате, Блисс возмущенно воскликнула: - Но я не хочу сидеть одна! - Не будь ребенком, - засмеялась Гермиона. - Сядь в ряд Когтеврана. - Но... - Сядь. В ряд. Когтеврана. Гарри, Рон и Джинни старательно смотрели куда угодно, но только не на Блисс. У неё не осталось выбора, кроме как подчиниться к Гермионе, сесть на указанное место и вспомнить Падму: неужели, чтобы стать старостой, нужно было иметь в своём характере... это? Как объяснить «это», Блисс пока что не понимала. Слегка раскачиваясь на стуле, Блисс смотрела на Гермиону, которая проверяла свои пергаменты и нервно оглядывалась по сторонам. «Я поняла. По какой-то причине тебе не понравилось то, что я сбежала из Хогвартса. Или тебе просто не нравлюсь я. Но мне очень, очень нужна помощь». «Это же твое предназначение, да? Давать людям то, в чём они нуждаются? Так помоги мне. По мере своих сил - помоги мне». «Я скоро закончу этот год, я больше никогда не вернусь в Хогвартс. Но перед этим я хочу со всем разобраться. Даже если я уйду из Хогвартса и всё ещё буду блуждать в темноте, я точно хочу знать, что использовала все варианты, которые могли бы помочь мне именно в этом месте». - Дорогие ученики. Учителя. Все те, кто... Блисс, сложив руки на груди, приготовилась слушать. Она всё ещё слегка покачивалась на стуле, а оттого взгляд замылился, стало видно чуть хуже. К тому же, в уголок глаза попала какая-то соринка, причиняющая сильный дискомфорт. Блисс потерла глаз. И посмотрела в сторону. На стене, прямо напротив неё, зияла глубокая трещина. Блисс встала со стула и подошла к ней, положив на неё руку. Блисс оказалась в комнате, с потолка которой свисали тысячи стеклянных слов. В какой-то момент некоторые из них начали светиться теплым розовым светом, опадая ей в руки. «Мнемона Рэдфорд». «Зеркала». «Безопасность». «Отказаться». «Трещина». Слова соприкасались с руками, разбивались, в конце соединяясь в трещину. Блисс оказалась под толщей мутной, темной воды, и за её волосы цеплялись осколки ракушек, водорослей и мелкой гальки. Под водой дышалось легко, и она точно знала, что ей нужно делать - плыть к луне. Когда она коснулась поверхности воды, луна, отраженная в ней, пошла трещиной. Блисс оказалась в своём доме, в Салон-де-Провансе. Поднявшись по лестнице, Блисс взялась за ручку двери своей комнаты, но не открыла её; обернулась. Напротив её двери находилась другая дверь - её там никогда не было. Блисс не успела взяться за ручку и открыть её - дверь пошла трещиной. Блисс оказалась в комнате, полной рубинов. Они застилали пол, мерцали со стен, падали с потолка, били по голове, ушам, сыпались за шиворот, забивались в глаза. Блисс упала на пол, подползая к раскрывшейся трещине. Блисс оказалось в лодочном сарае, и всё в нём было окрашено в красный. В его центре стояло зеркало, и сквозь его налёт и черные пятна на неё смотрели глаза: зеленые и карие, карие и зеленые, тысячи карих и зеленых глаз. В одно мгновение каждый из этих глаз соединился в одну уродливую трещину. Блисс оказалась под стеклянным куполом, и сквозь него не было видно ничего, кроме клубов золотой пыли, которые сплетались над её головой, укрывали и защищали, а после - просачивались под купол и раскалывали его надвое, превращая в трещину. Блисс оказалась в комнате, которая была для неё всем.