Ad Interim

Время было штукой чертовски странной, переменчивой и крайне насмехающейся. Блисс вылетела из Мадрида в четыре часа, самолет до Нью-Йорка пролетел восемь часов. Прилетев, она сразу же перевела часы на шесть часов назад. Таким образом, было шесть вечера, таким образом, прошло всего два часа по Мадриду. Таким образом, сквозь эту насмешку, сквозь эту географию и часовые пояса, Блисс пыталась понять что-то, что было на поверхности. Что-то, что никак не хотело поддаваться. - Переночуешь у нас? Голос Каролины вывел Блисс из оцепенения. Она подняла глаза, и сразу же демонстративно поморщилась, отвернулась. - Ну, не дуйся, - примирительно сказала Каролина. - Слушай, это вовсе не жалостливый взгляд или что-то в этом роде. - Ты права, это не «что-то вроде», это и есть самый настоящий жалостливый взгляд, - Блисс поджала губы, впрочем, через несколько секунд махнув рукой. - Я не дуюсь. Просто я не ожидала что всё случится настолько быстро, и что это дойдёт до тебя, и уж тем более - до Мохиндера. О мой бог, это же Мохиндер, я помню, как Лару всегда злился, что он газет в руки не берёт! - Теперь он часто просматривается криминальные сводки, даже в желтой прессе, - объяснила Каролина. - А если говорить о желтой прессе, то ты там сейчас, ну... - Сверкаю, как маленькая звездочка, - мрачно закончила Блисс. - Поправка: сияешь. И если под «маленькой звездочкой» ты имела в виду солнце, то тут я, конечно же, с тобой соглашусь. Блисс, окончательно упав на стол и закрыв голову руками, сделала вид, что не слышала Мохиндера, не заметила, как он пришёл, и вообще, понятия не имеет, кто такой этот самый Мохиндер. Красноречивое шуршание пакета заставило Блисс немного скорректировать своё поведение. Она открыла один глаз и, посмотрев на Мохиндера, широко улыбнулась в ответ на его улыбку. - Ты ужасен, - сказала Каролина. - Вы оба - ужасны. Вы представляете, сколько в них холестерина, транс жиров, сколько там соли, в конце концов? В старости вам это аукнется. - Это те самые, да? - спросила Блисс, подскакивая и вырывая пакет. - Да, - ответил Мохиндер, доставая тарелки и ставя чайник. - Старина Люгер знал толк в бургерах. - Ты говорил, что Пэрриш готовил вам такие, ведь так? - сказала Каролина, выбирая чай. - Выбери тот, что с лавандой, - не оборачиваясь, сказал Мохиндер. - Да, готовил. Кайл вообще прекрасно готовил, но со сладким у него были вечные проблемы. - Всё же, это не было проблемой, - сказала Блисс, открывая духовку и, натянув варежки, достала вишневый штрудель. - Она права, - кивнул Мохиндер, раскладывая бургеры по тарелкам. - Блисс может сжечь бекон до углей, но сладкое у неё получается отменно. Блисс не успела ответить Мохиндеру - раздался звонок в дверь и Блисс, подпрыгнув на месте, умчалась открывать дверь. - Ты долго! - воскликнула Блисс, обнимая Рафферти. - Неудачно аппарировал, - сказал Рафферти. - Неудачно что? - в коридор вышел Мохиндер, выглядевший слегка растерянным. - Никогда не понимал вашего молодежного сленга. - Зашёл в магазин, в котором была колоссальная очередь, - немного помолчав, ответил Рафферти и потряс пакетом. - Я купил свечи, но они рождественской тематики. Никто не против? - О, нет, что ты, - сладко пропела Блисс, улыбнувшись. - Пойдём в гостиную, я кое-что тебе покажу. - Блисс, не надо, - несчастно вздохнул Мохиндер. - Мы с Каролиной - занятые люди, мы устаём, у нас просто не было времени... - Вы, ребята, всё ещё не убрали ёлку? - шокировано спросил Рафферти, разглядывая искусственное украшенное дерево. - А я думал, что это я рассеянный. Блисс, хмыкнув, хлопнула Рафферти по спине, и повела его на кухню. В тот самый момент, когда она зажгла первую свечу, электричество снова вырубили и свет потух. Когда Блисс позвонила Мохиндеру и спросила, может ли он встретиться сегодня с ней, он весьма удивился её приезду в Нью-Йорк, но в голосе его слышалась радость и какое-то облегчение. Мохиндер сказал, что дома его не будет до восьми вечера, но Каролина сегодня выходная - она откроет дверь. Когда Каролина открыла дверь, то Блисс, на секунду заключенная в короткие, но крепкие объятия, сразу же была закручена в странный вихрь «давай мы попробуем найти свечи в этом доме». Проблема оказалась в том, что в доме целый день наблюдались проблемы со светом, да и со всем электричеством в частности. На улице целый день шёл сильнейший ливень, а ветер буквально сшибал с ног. Погода была премерзкой, и Каролине совсем не хотелось выходить на улицу, особенно в свой выходной. Блисс тоже не горела желанием выходить из дома - погода за окном так и шептала, и почему-то ей показалось, что позвонить Рафферти, спросить, занят ли он, а услышав отрицательный ответ, попросить его аппарировать в Нью-Йорк и купить по дороге свечи, будет решением едва ли не гениальным. Впрочем, совсем скоро Блисс поняла, что с таким же успехом можно было попросить Мохиндера об этом - он, не владея аппарацией, всё равно пришёл раньше. - Так что, останешься у нас? - в очередной раз спросила Каролина, когда они прочно уселись за столом. На её счету был уже второй бургер, но все ехидные взгляды в свою сторону она стойко игнорировала. - Диван в гостиной новый, тебе будет удобно. - Нет, я вряд ли смогу остаться, но я бы очень этого хотела, - честно ответила Блисс. - Как-нибудь в другой раз. - Если что, наши двери всегда для тебя открыты, - сказал Мохиндер, с наслаждением отправляя в рот кусок штруделя. - А если будешь готовить нам каждый день - можешь вообще остаться навсегда. - Если Блисс будет готовить нам каждый день, это «навсегда» продлится не больше года, - надзирательно заметила Каролина. - Но не буду отрицать, что я с удовольствием вышла бы замуж за твою выпечку. - Пожалуй, это самая нестандартная измена в моей жизни, - пробормотал Мохиндер, тут же подняв голову. - И кстати, на счёт измен. Надеюсь вы, молодой человек, не из тех, кто бросает людей, если понимает, что проблем не избежать. А то знаю я вас, сынков богатеньких родителей. За столом воцарилось молчание: неловкое, шокированное, всё вместе. Когда Блисс наконец смогла заговорить, то всё, что она сказала, было: - Мохиндер, что ты несёшь? - А что? - Мохиндер воинственно вытянул подборок вперёд, явно не собираясь прекращать. - Был у нас тут случай: сын одного чиновника встречался с девушкой, больше трех лет они вместе были. А потом девушку... не очень хорошо с ней вышло. Так его отец всё сделал, чтобы сын больше никогда не виделся с «испорченным товаром». - Это, я так понимаю, цитата, - с безграничной иронией в голосе сказала Каролина. - Блисс, я знаю, что газеты ты не смотрела, но там такое пишут, - помявшись, Мохиндер взмахнул. - Я просто хочу знать, что этот парень не сбежит от тебя, как щенок, поджав хвост. Блисс окончательно перестала понимать, что происходит. Зато в глазах Рафферти появился странный огонек. - Сэр, могу я спросить, как, по-вашему, меня зовут? - Насколько я знаю, тебя зовут Драко Малфой. - Упаси господь! Мохиндер и Каролина вздрогнули. Только через несколько секунд Блисс поняла, что слова, которые она произнесла машинально, были произнесены в один момент с Рафферти. - Мохиндер, это - Николас Рафферти, - сказала Блисс. - Все зовут его просто Рафферти. Он - мой лучший друг. И, поверь мне, вся эта ситуация - просто цветочки по сравнению с тем, что иногда устраиваю ему я лично. - У нас эта «ситуация» может происходить с периодичностью раз в месяц, - усмехнулся Рафферти. - Серьёзно, вы когда-нибудь выяснили отношения с Блисс один на один? Тот ещё фейерверк, скажу я вам. - Не могу не согласиться, - кивнул Мохиндер, немного успокаиваясь. - Ладно, но если ты - не Малфой, то, Блисс, я хочу знать, что именно у тебя сейчас с этим самым Драко Малфоем. - Мохиндер, слушай, я не злюсь на него, - прежде, чем Мохиндер заговорил, Блисс всунула ему в рот вилку с заранее нанизанным куском штруделя. - То есть, я злилась. Я очень, очень злилась, считала, что он предал моё доверие, считала, что он отвратительный человек, до дрожи врезать ему хотела. - И хочешь сказать, что это прошло за каких-то несколько часов? - недоверчиво хмыкнул Мохиндер. - Да, именно это я и хочу сказать, - кивнула Блисс. - Я к тому, что он не сделал мне ничего плохого. Он хотел меня защищать. Я очень сильно нравилась ему. Он был влюблен в меня, я точно знаю. И я не могу винить его за то, что он делал то, что, как ему казалось, было бы правильным по отношению ко мне. Блисс не лукавила, когда говорила это - в конце концов, у неё был долгий, изнурительный перелёт и возможность подумать, обдумать всё. И, пожалуй, впервые за всё время, она думала не о том, что с ней происходит, не думала о себе - Блисс полностью сосредоточилась на мыслях о Малфое. Блисс его не оправдывала, но это не отменяло того факта, что причины его поведения были более чем понятны. Малфой был из тех, кто считал, что его мнение – едино правильное, что его методы - единоверные, и что каждое его действие, в конечном итоге, будет именно победным. Блисс поняла мотивы его поведения: поняла и его слова. Когда он говорил, что ей так будет лучше, когда он твердил, что так (и никак иначе) будет правильно, он действительно верил в этом, верил всем сердцем. И Блисс поняла, что не злится на него. Она его не понимала, как человека, она вряд ли хотела иметь с ним что-то общее, если это «общее» касалось каких-либо отношений, да и, что говорить, даже друзьями она бы сейчас быть с ним не хотела. Но злости больше не было. Только жалость и остатки нежности от всего хорошего, что между ними было. - Он не плохой человек, - сказала Блисс. - Но он себя таким не считает, и в этом, пожалуй, одна из его главных проблем. Ужин они закончили в уютной тишине, подогреваемой свечками с рождественскими узорами. В какой-то момент Блисс показалось, что для полной идиллии не хватает подходящей песни. Когда Блисс раздумывала, как бы ей поговорить с Мохиндером наедине, молчание нарушил Рафферти: - Я думаю, что ещё успею вздремнуть до нашего перелёта, - сказал он. - Мэм, вы что-то говорили про удобный диван? - Конечно, милый, пойдём, - сказала Каролина, уводя Рафферти. Когда они с Мохиндером остались вдвоем, Блисс, закрыв дверь кухни, повернулась к нему и спросила: - Я знаю, что ты отправлял мне письмо, но, к несчастью, я не знаю о его содержании, - сказала Блисс. - Там было что-то важное? - Не то, ради чего тебе стоило бы приезжать, - нахмурился Мохиндер. - Блисс, почему ты не смогла прочитать письмо? - Долгая и скучная история. Можешь рассказать мне, что ты написал? - Про несуществующих людей. Блисс снова села за стол. Блисс, подперев лицо руками, посмотрела Мохиндеру в глаза. - Ты хотя бы понимаешь, что я не могу взять в толк, о чём ты говоришь? - Вот как? - в голосе Мохиндера послышалось явное удивление. - Извини, я думал, что именно в этом заключалась суть вашей игры. Когда выдается свободная минутка, мы с коллегами открываем именную перепись населения. Развлекаемся, пытаясь подобрать комбинации имен и фамилий так, чтобы поиск выдавал нулевое значение. Обычно, где-то человек с определенным именем или фамилией всё равно находится, но бывают исключения. В твоём случае - исключением является всё. Блисс помотала головой, поджала губы. Что-то не сходилось. - Что за бред? - наконец сказала она. - В жизни не поверю, что во всём мире нет кого-то, кого бы звали Райан Смит. - Но так и есть, - пожал плечами Мохиндер. - Райан Смити, Райн Смайт, Райн Смит, Рэйни Смит, был даже кто-то, кого звали Смит Райан. Но нет того, кто был бы именно Райаном Смитом. - А с девушками? - Аналогичная ситуация, - ответил Мохиндер. - Ты так спокойно говоришь об этом, - только и смогла сказать Блисс. - А о чём я должен беспокоиться? - удивился Мохиндер. - Проблемы доставляют только те, кто существует. Какая польза или угроза от тех, кого нет? Блисс не стала говорить, что иногда - всё совсем наоборот. Что иногда несуществующие люди первопричина всего - пользы, проблем, тех самых угроз. Что иногда (почти всегда) эти самые люди душат. Спустя два часа, нескольких чашек чая и задушевных разговоров с Каролиной, Мохиндер принёс бутылку виски. - Я несовершеннолетняя, - напомнила Блисс, меланхолично разглядывая наполненный стакан. Прежде, чем Мохиндер ей ответил, она успела взять бокал и начала цедить виски маленькими глотками, попеременно морщась. Лучше бы это было вино. Или текила. Или что-то, в чем бы ни было такого явного вкуса алкоголя. - В Вегасе тебя это не слишком остановило. - В Вегасе не было моего друга полицейского, который был бы обязан меня остановить! - Остановить? - переспросил Мохиндер. - То есть, сказать что-то вроде «Блисс, нет»? Блисс промолчала на это, не стала ничего отвечать, только кивнула, соглашаясь или же отрицая. Когда Мохиндер вышел из кухни, а Каролина отвернулась, начала копаться в ящиках, Блисс налила себе третий стакан. И, подойдя к окну, открыла его. На лицо обрушился мелкий дождь, огни Бруклина светили в глаза ровным желтым светом, внизу слышались всплески воды: машины мерно ехали по мокрому асфальту. Хотелось остаться здесь дольше, чем она планировала. Не хотелось возвращаться в Хогвартс, ещё больше - пересекать магический барьер, где по-прежнему была магия, непонятные головные боли, непонятные неразрешенные задачи, непонятное - всё остальное. Драко Малфой там тоже был, и Блисс знала, что вернувшись, ей придётся как-то с ним разбираться. Не потому что она этого хотела, а потому что он просто не даст ей выбора. Малфой был не из тех, кто мог просто оставить человека в покое. Ей нужно было думать об этом раньше. - Каролина, можешь подойти? Блисс смотрела вниз, на несколько круглосуточных магазинов, смотрела на логотип, который привлёк её внимание. - Она круглосуточная, - проследив за взглядом Блисс, сказала Каролина. И дотронулась до её волос, погладила по голове. - Ты уверена? Завтра ты можешь об этом пожалеть. У Блисс в голове вилось, точно тугой жгут, какая-то мысль, которую она хотела сказать Каролине. Мысль, которая дала бы ей понять, что жалеть она не будет, но всё проносилось слишком отрывками, упорно не хотело складываться в слова. Мне не откусят там голову. Мне не отрежут там голову. Зачем такой, как мне, голова. *** «Все мы знаем, что на свете есть три бремени: понедельники, слава и деньги. Бал Двенадцати Сотен Весны стоило бы переименовать в Бал Двенадцати Сотен Бремени от Блисс Бромлей. Кто же такая Блисс Бромлей? Давайте поговорим о ней и скажем то, что знает большинство: Блисс Бромлей, семнадцати лет от роду, учится в частной, закрытой школе, чистокровна и баснословна богата. О методах воспитания чистокровных и богатых волшебников ходят разные, и, в основном, нелепые слухи: что детей с самого детства заковывают в кандалы, и выпускают из них на несколько часов, что в еду им обязательно капают яд, дабы организм к нему привык, что пытки непростительными по два часа в день - обязательная программа. Вы прочитали это? Вы посмеялись? Или же, наоборот, согласились со всем вышесказанным? В любом случае, это не важно, ведь сейчас я поведаю вам правду. Правду о воспитании тех самых чистокровных детей, которую вы так хотели узнать. Так вот - детей не заковывают в кандалы. И что вы хотите увидеть дальше? Заверения о том, что яд - лишь смехотворная шутка? Что непростительные - лишь очередная байка? Я говорил, что эти заявления смехотворны и нелепы - но не говорил, что таких случаев не существует. Разумеется, бывает всё - но случаев с кандалами я ещё не встречал, так что давайте забудем про это. Зато существует такая вещь, как дисциплина. Дисциплина, воспитание характера, обучение простейшим манерам: знать, какой столовый прибор для чего предназначен, понимать, какая одежда считается уместной, не дерзить тем, кто старше тебя по положению и возрасту, подбирать правильные выражения при разговоре с другим человеком, следовать традициям, без которых все мы, чистокровные волшебники, давно бы вымерли, погрязнув в кровосмесительной ереси с магглами или полукровками». - Подожди, остановись на секундочку, - сказала Виви, устало потирая виски. - Я просила тебя прочесть что-то хорошее. - А это и есть самое хорошее, что написали о Блисс, - подумав, не стала скрывать Гермиона. Блисс и её родители разминулись буквально на несколько минут: стоило Блисс попрощаться и сесть в такси, как сразу же в номер аппарировали мистер и миссис Бромлей. Аппарировали они по отдельности: мистер Бромлей приземлился и сразу же подошёл к Виви, а у миссис Бромлей явно возникли проблемы с аппарацией: она, неловко приземлившись, схватилась за ближайшую стену и все дюжины газет, что были у неё в руках, разлетелись по номеру. Миссис Бромлей посмотрела равнодушно на всё: газеты, мужа, Виви, Гермиону. Единственное, на чём её взгляд задержался относительно долго, это на кровати - Блисс оставила на ней своё платье. - Виви, где моя дочь? - сразу же спросил мистер Бромлей. - Моя племянница умчалась в Вашингтон, - улыбнулась Виви.- Не волнуйся за неё: её встретят прямо в аэропорту, отвезут в банк, введут в курс дела, если она захочет, то подпишет необходимые бумаги и вступит в право на наследство - если не захочет, значит, она просто уедет. Так или иначе, до аэропорта её тоже сопроводят. - Вашингтон, - вздохнул Филипп. - Не понимаю, почему Грейсон так тяготел к Америке. - Филипп. - Подожди, Роза, мы разговариваем, - ответил мистер Бромлей, не смотря на свою жену. - Предполагаю, дело в том, что через Америку было проще, безопаснее и надёжнее проделывать все... дела, к которым он так тяготел, - помявшись, ответила Виви. - Ты можешь представить последствия подобного поведения во Франции или Англии? - Могу, - легко согласился Филипп. - Но, при всей моей фантазии, представить вашего отца в тюрьме мне трудно. - Филипп, немедленно посмотри на меня, черт бы тебя побрал! Визг миссис Бромлей оказался таким громким, что и Виви, и Гермиона сразу же зажали уши. На миг Гермионе показалось, что стекло издало едва слышный звон. - Роза, у меня сейчас кровь из ушей пойдёт, пожалей мой организм, - возмущенно сказала Виви. - А ты - закрой свой рот и не возникай, - отчеканила миссис Бромлей. - Хотя, нет, ты можешь кое-что прояснить. И ты, Филипп, тоже. Прошу вас, объясните, почему вы так спокойны? Что с вами не так? Наша дочь, твоя, Вивьен, племянница является самой настоящей предательницей крови. - Если бы просто предательницей крови, - засмеялась Виви. - Блисс даже тут отличилась - придумала новую подкатегорию предателей крови. Что-то вроде «предатели крови: все остальные и Блисс Бромлей, которую ненавидят больше всех». - Ненавидят? - переспросила Розалинда. - Вивьен, ты действительно не понимаешь, насколько всё далеко зашло? Ненавидят - тебя. Блисс презирают. Испытывают к ней отвращение. Смеются. Вы действительно не понимаете, что будет дальше? Не понимаете, как с ней будут обращаться в любых общественных местах магического и маггловского мира Англии и Франции? Или не понимаете того, как ей придётся в школе? Её ждёт самая настоящая травля, и какой бы сильной вы не считали Блисс, с этим она не справится. - С чем она не справится, Роза? - устало спросила Виви, начиная ходить по номеру и собирать газеты. - С несколькими месяцами до экзаменов? Филипп, скажи, как Блисс прячется от своих проблем? - Прячется. В самом прямом смысле, - ответил мистер Бромлей. - Роза, успокойся, она не смогут травить нашу дочь - для того, чтобы это сделать, им придётся её найти. - Вернёмся к уже оговоренной проблеме, - сказала миссис Бромлей. - А именно - к разрушенной жизни Блисс. Ни одно Министерство магии не примет её на работу. Ни один чистокровный волшебник с состоянием на неё не посмотрит. О приёмах, деловых встречах, балах, даже о поступлении в приличный университет мира магии можно забыть - навсегда. О хорошем круге общения - тоже. Филипп, наша дочь окончательно потеряла для общества. Нам нужно сесть и решить эту проблему. - Ты же не дура. Гермиона, чтобы не чувствовать себя настолько неловко, в какой-то момент начала помогать Виви с разбросанными газетами - и замерла на одном месте, услышав эту фразу. Её произнесла не Виви, а мистер Бромлей. Кажется, Виви это удивило тоже - она, подняв очередную газету, молниеносно обернулась и уставилась на мистера Бромлея широко раскрытыми глазами. - Ты же не дура, Роза, - повторил мистер Бромлей. - Но почему ты делаешь это? Почему ты корчишь из себя дуру, особенно сейчас? Здесь не журналистов, папарацци, за нами никто не следит, а ты, чтобы ты там не говорила, прекрасно знаешь о планах нашей дочери на дальнейшую жизнь. Так почему ты так себя ведешь? - Как я себя веду, Филипп? - прищурилась миссис Бромлей. - Как мать, которая пытается придумать хоть какой-то способ наладить жизнь своей единственной дочери? Филипп, это же Блисс. В конце концов, она наиграется и решит вернуться в наш мир - но будет поздно. - Решит вернуться? - переспросил Филипп. - Куда вернуться? В твой мир? Не в мой мир, мир Виви или её друзей - исключительно в твой. Только, Роза, я не могу понять одной вещи - каким образом она захочет вернуться туда, где никогда и не была? - Наша дочь - чистокровная волшебница и наследница всего нашего состояния. - И? - мистер Бромлей явно не понимал, куда клонила его жена. - То, что она наследница моего состояния, и так понятно. А даже если бы и не была - поверь мне, ей нет до этого дела. Твои родители обеспечили нашу дочь до конца жизни. - Она моя единственная дочь, - повторила Розалинда. - Моя единственная дочь. И Гермиона поняла. Розалинда Бромлей не была дурой - она была женщиной, которая возлагала надежды и считала, что они - едино правильные, обязательно выполнимые и верные. Розалинда Бромлей возлагала абсолютно все свои надежды на свою дочь - на то, что она пойдёт по её стопам, повторит её жизнь, и даже будет счастлива от перспективы такой жизни. А даже если и не будет счастлива - что же, это было не важно: важным являлось только то, что было правильным, и правильным не по мнению Блисс, мужа или родной сестры - правильным лишь по определению Розалинды Бромлей. А её дочь, ну... её дочь оказалась Блисс Бромлей, пожалуй, другого определения и подобрать было невозможно. И Гермионе хотелось что-нибудь сказать: сказать, какой Блисс добрый человек. Сказать, что Блисс - та, кто она есть, и это - замечательно, потому что в Блисс нет ничего плохого по определению. Но Гермиона промолчала - эта женщина была не той, кого следовало учить жизни и обращению с собственной дочерью. У Блисс, помимо неё самой, была защита в виде тёти и отца. А Гермиона... в тот самый момент, когда она поднимала газеты и смотрела на эту сцену, где-то между Розалиндой Бромлей, полом и шкафом, за которым застряла газета, где-то между этими действиями она подумала, что не хотела бы таких отношений со своим собственным ребёнком. Может быть, Розалинда Бромлей тоже не хотела таких отношений с Блисс - но было уже поздно, а менять свои приоритеты ради дочери она не хотела. По мнению Гермионы, это было ужасно. И она мысленно, вскользь, на мгновение пообещала себе - когда у неё будет ребёнок, он никогда не столкнётся с матерью, которая не будет его поддерживать и отказывать в помощи, настоящей помощи - а не той пародией, которую Гермиона видела сейчас. - Роза, - мистер Бромлей произнёс имя жены с такой безграничной усталостью, что Гермиона снова вернулась к их разговору. - Я люблю тебя, видит вселенная, очень люблю. Но я так больше не могу. Я искренне надеюсь, что ты понимаешь - жизнь своей дочери я тебе разрушить не позволю. - А если не понимаю - то что ты сделаешь, Филипп? Гермиона невольно выронила стопку газет, которые собрала с таким трудом - к счастью, их не подхватил ветер и всё, что ей оставалось, лишь наклониться и поднять их. - А если ты не хочешь понять, - ответил мистер Бромлей, чеканя каждое слово. - То нам придётся сделать перерыв. Ради нашей дочери и её комфортного будущего, в котором ей не будут ставить палки в колёса. - Перерыв, - повторила Розалинда. - Филипп, сделай каждому в этой комнате одолжение, называй вещи своими именами. Ты предлагаешь нам развестись? - Если ты настолько категорично воспринимаешь слово «перерыв», то почему бы и нет, - пожал плечами Филипп и Гермиона не выдержала. - Хватит! - воскликнула она, сразу же привлекая к себе внимание. - Вы... ведёте себя, как дети! Подумайте не о себе, хотя бы на минуту. Подумайте о том, какого будет Блисс. Миссис Бромлей, мгновение разглядывая Гермиону, рассмеялась - громко, мелодично, истерично, как-то так, что на мгновение Гермиона даже услышала нотки счастья или чего-то, что она объяснить не могла. - Гермиона, мне не сложно рассказать тебе, какого будет Блисс, - отсмеявшись, сказала Розалинда. - В конце концов, она моя дочь, и я её знаю. Так вот - Блисс будет всё равно. Радости она от нашего развода не испытает, но и грусти - тоже. О, не смотри на меня с таким потрясением! Я прямо слышу твои мысли - как так можно говорить о собственной дочери и думать о том, что ей будет наплевать на развод родителей. Спокойно, когда дело касается Блисс. Единственное, что волнует её в этой жизни - она сама. Миссис Бромлей замолчала и, взмахнув рукой, останавливая Филипп, который явно хотел вступить в спор. - Я наивно полагала, что меня поддержит муж или сестра, в борьбе с этой чертой характера моей дочери. Когда-нибудь такое отношение к жизни ей аукнется. Всё, что я хотела, это изменить хоть что-то, пока не стало слишком поздно. - А изменить ты это хотела, выдав её замуж в семнадцать лет? - светски поинтересовалась Виви. - С помощью этого замужества она бы смогла восстановить хотя бы часть погубленной репутации. Но, полагаю, об этом больше говорить не стоит. Восстанавливать больше нечего. Какое-то время, что они провели вместе, слова миссис Бромлей продолжали едва ли не повторяться - про репутацию Блисс, про то, что она будет счастлива, если откроет для себя хоть немного послушания и покорности, про то, что брак с Малфоем - был единственным способом всё исправить. - При всём уважении, брак с Малфоем - последнее, что нужно любому человеку на этой планете, - не сдержавшись, тихо сказала Гермиона. Мистер Бромлей неожиданно рассмеялся и похлопал Гермиону по плечу. В тот же момент на его телефон пришло сообщение. - Проклятье! - воскликнул мистер Бромлей, вчитываясь в строчки на телефоне. - Я совсем забыл, что встречу с новыми инвесторами перенесли на сегодня. Виви, ты что-нибудь знаешь о мобильном телефоне Блисс? Виви продиктовала Филиппу новый номер и тот сразу же отправил дочери сообщение. Когда ему пришёл ответ, он сразу же улыбнулся. - Где она? - апатично спросила миссис Бромлей. - Уже в Вашингтоне, - ответил мистер Бромлей. - Спрашивает, знаю ли я про черные карты. - Что за черные карты? - миссис Бромлей явно удивилась. - Это просто миф, - отмахнулся мистер Бромлей, набирая сообщение. - Якобы существует кредитная карта, на которой абсолютно нет лимита на траты расходов и которая позволяет хранить на ней неограниченные суммы денег. - С чего бы Блисс спрашивать о таком? Миссис Бромлей выглядела нервной, встревоженной и какой-то злой, когда смотрела на своего мужа. - Должно быть, это всё Дениз, - легкомысленно сказала Виви. - Я попросила его встретить Блисс. Несмотря на свою компетентность, он любит рассказывать байки о таких вот черных картах и всяких заговоров правительства против обычных людей. - В любом случае, с моей дочерью всё в порядке, - выдохнул мистер Бромлей. - У меня встреча, Роза, тебе нужна помощь с аппарацией? - И с аппарацией, и с адвокатом, и с журналистом, который напишет статью о нашем разводе, - кивнула миссис Бромлей. - Извини, могу помочь тебе только с аппарацией, - не меняя спокойного выражения лица, ответил мистер Бромлей. Они аппарировали только спустя десять минут, по-прежнему спокойно переговариваясь. Обсуждая развод. - Мне нужно отвлечься и подумать над тем, как преподнести эти новости Блисс, - сказала Виви, взяв свою сумку. - Давай спустимся в бар. Нет, газеты захвати с собой - найди какую-нибудь статью, где о Блисс отозвались положительно, и зачитай мне её. Совсем скоро выяснилось, что такой статьи не было. Та статься, что прочитала Гермиона, по сравнению с другими едва ли не пела Блисс дифирамбы. И название у неё было самое адекватное, если сравнивать с другими: «Блисс Бромлей: вся правда о распутной жизни школьницы». «Блисс Бромлей охмурила три человека за двадцать четыре часа». «Блисс Бромлей, бал, репутация всей семьи или краткое пособие по тому, как разрушить всё за несколько часов». «Блисс Бромлей: Мадрид, Детройт и лечение «разбитого» сердца». То, что случалось в Вегасе, в Вегасе и оставалось. Жаль, что это не распространялось на другие города: не распространялось на Детройт. «Блисс Бромлей напилась до невменяемого состояния». Под этим заголовком была короткая статья, которой Гермиона даже не стала уделять внимания, и колдография: Блисс выходит из бара, пошатываясь, опускается на пол. За ней сразу же выбегает Рафферти и опускается рядом. Он держит в руках её лицо и что-то говорит. Блисс перестает дрожать и успокаивается. Кивает. Фотография снова начинает повторяться. - Так чем заканчивается та статья? - напомнила о себе Виви. - Точно, статья, - сказала Гермиона, откладывая газету и беря другую. - Сейчас. «Но мы не вымерли - благодаря дисциплине. Благодаря традициям, которым следуем с возраста осознанного. Мы - лучшее, что случалось с магическим миром, мы - есть всё, что является магическим миром, чистейшая квинтэссенция магии. Блисс Бромлей об этом забыла. Не просто забыла - Блисс Бромлей отреклась от всего, что делало её одной из людей, принадлежащих к высшей категории. Блисс Бромлей, чистокровная наследница влиятельной семьи, встречалась с магглом. И она не стыдится этого, не скрывает - вместо того, чтобы скрыть столь позорный факт своей биографии, она объявляет о нём во всеуслышание, так, будто гордится этим и считает, что её поступок не был мерзким и отвратительным. В любом случае, мне, как и всей нашей редакции стало интересно, кем же был тот молодой человек, с которым у Блисс Бромлей должна была состояться помолвка. Как вы знаете, на данный отрезок своей жизни, Блисс Бромлей обучается в школе чародейства и волшебства Хогвартс, и, разумеется, мы пообщались с волшебниками, которые могли бы пролить свет на эту ситуацию. Вот что сказала по поводу Блисс Бромлей Эбби Абель: (напоминаем, что многоуважаемый отец мисс Абель является правой рукой министра магии, Корнелиуса Фаджда) « - Чистокровный волшебник из Хогвартса, который мог бы согласиться на помолвку с Блисс Бромлей? Иддо, милейший, вы ошибаетесь - с начала учебного года каждый человек в Хогвартсе узнал многое о её характере, её поведении. Чистокровный волшебник не то, что не согласился бы на помолвку с ней, даже при баснословном наследстве - он бы не сел рядом с такой, как она. Впрочем, именно это и происходило - наш круг старался обходить её стороной». Так же, на тему не только Блисс Бромлей, но и всей ситуации в целом, высказалась Пэнси Паркинсон: « - Я не удивлена окончанию этого бала. Знаете, при обсуждении такой особы, как Блисс Бромлей, можно услышать такую фразу «От неё можно всего ожидать». Это не совсем правда. Блисс Бромлей достаточно предсказуема в своих действиях, и всё, что произошло на этом приёме - тоже исключительно предсказуемо. А что касается чистокровного волшебника, который сделал ей предложение, Иддо, прошу вас, будьте реалистом и не ищите этого человека в Хогвартсе. Если уж на то пошло - не ищите такого человека в принципе. Помимо всего букета самых отвратительных качеств, Блисс Бромлей - отъявленная лгунья. И эта часть с помолвкой была исключительно для того, чтобы о ней и её поведении говорили ещё больше». Нам удалось пообщаться с Теодором Ноттом, чей отец - уважаемый чистокровный волшебник, занимающий далеко не последнюю должность при Министерстве магии и самом министре. Ещё в своей прошлой статье я высказывал догадки о том, что мистера Нотта незаслуженно оклеветали в употреблении запрещенных веществ. Теперь я знаю об этой ситуации всё и знаю, кто её оклеветал (о том, что это могло быть правдой, и речи не идёт). О, вы уже догадались, кто это был, верно? Да, вы совершенно правы - Блисс Бромлей, неуравновешенная, невоспитанная, лишенная чувства такта и какого-либо уважения к окружающим оклеветала мистера Нотта, ведь без внимания эта девушка не способная существовать. К несчастью, нам не удалось полноценно пообщаться с мистером Ноттом - он сказал несколько слов и практически сразу же аппарировал. Но я его понимаю - последнее, чего бы он хотел, говорить о таком человеке, как Блисс Бромлей». - Тут ещё четыре абзаца, небольшие интервью и очень много «ересь», «кровь», «предательница», «отвратительная», «распутная» и тому подобное, - наконец сдалась Гермиона, отбрасывая от себя газету - ей снова захотелось забраться под душ. - Как я и сказала, это - самое хорошее, что написали о Блисс. Гермиона опустила руки на стол, прикрыв голову. - Нужно сжечь всё это, - наконец сказала она. - Сделать так, чтобы она этого не прочитала. Как-то отгородить. У неё и так проблем хватает, а теперь ещё и эти отвратительные вещи. Блисс не заслужила такого. - Можешь просто выкинуть их куда-нибудь, - ответила Виви. - Гермиона, ты действительно думаешь, что как только Блисс тут появится, она сразу же спросит нас о газетах? Она не то, что не спросит - она о них даже не думает. А даже если она и узнает - ей будет всё равно. - Ты права, - признала Гермиона после недолгих раздумий. - Но это, пожалуй, я действительно выброшу. И снова приму душ. Такое чувство, что я вся в слизи. - Вот бы мне помог этот душ, - задумчиво сказала Виви. - Но, увы, я в этой слизи уже больше тридцати лет. В какой-то момент возможность отмыться просто исчезает. *** Блисс сидела рядом с Гермионой, смотрела на напротив сидевших - Рона, Гарри и Симуса Финнигана. Блисс хотелось прервать неловкое молчание; Блисс хотелось выйти за дверь купе, отыскать Рафферти, забиться к нему под бок и проспать несколько часов. Блисс хотелось к Рафферти, с которым она слетала в Вашингтон, утрясла все вопросы с наследством, которому рассказывала о черной карте, которую в обиход поступит только через два года. Блисс рассказала ему, что сейчас черными картами владеет не более двухсот человек по всему миру. И теперь она - одна из них. Рафферти выслушал её, отпоил кофе, сказал, что её дедушка - тот ещё прохвост, свалился в лужу, едва не свалился в фонтан, распугал стаю голубей и уснул на скамейке, пока Блисс разговаривала с Виви по телефону и выясняла нужные ей подробности. Рафферти посадил её на самолёт до Мадрида, клятвенно заверил её, что не опоздает на свой рейс и точно не опоздает на поезд до Хогвартса. Последнее нужно было выяснить. Но кто бы её ещё отпустил. Точно не Гермиона, которая успела поставить щиты на три проклятия, которые едва не достигли цели, точно не Гарри, который даже палочкой не стал пользоваться - просто налетел на слизеринца, шестикурсника, с кулаками. Блисс не знала, кем он был, она видела его в глаза впервые с начала учебы. Блисс даже не услышала, что он сказал, а Гарри отвечать отказался. И живи теперь вот так оставшиеся полтора месяца. Живи вот так, под вечным контролем, под испуганными взглядами, под конвоем живи. Блисс понимала, что всё это - от волнения, понимала и то, что Гермиона просто хочет её защитить, а Гарри и Рон просто ей в этом будут помогать и по возможности не задавать вопросов. Да и какие вопросы они должны были задавать? Они точно читали газеты. Вряд ли у них эти самые вопросы вообще были. Но ей нужно было найти Рафферти, и ей точно могло потребоваться одиночество, и свободное перемещение по Хогвартсу, иногда - даже без Гермионы. Всё же, были моменты, когда ей действительно не стоило говорить лишних вещей - сейчас Блисс это понимала. - Я должна... - Нет, - мотнула головой Гермиона, не отрывая взгляд от своей книги. - Ты не должна прогуляться. И ты не хочешь выходить из купе, только если в сопровождении меня, Рона или Гарри. - Хорошо, - Блисс встала и, поймав взгляд Гермионы, демонстративно закатила глаза. - Никого я брать с собой не собираюсь, просто постою у окна. Ты всё ещё будешь меня видеть, а если я кого-то замечу, то сразу же зайду обратно. - Ладно, - помолчав, ответила Гермиона. - Только успей зайти до того, как в тебя попадет заклинание. Блисс быстро кивнула и вышла из купе, привалившись лбом к холодному стеклу окна. Поезд пронесся мимо реки, мимо туманного участка и серого неба, сквозь которое, всего на несколько секунд, выглянуло солнце. За это мгновение Блисс успела уловить своё отражение; и удивиться в очередной раз. Поезд качнуло и Блисс, не сумев удержать равновесие, начала заваливаться в сторону. Прежде, чем она успела упасть, ей мягко надавали на бок и вернули в вертикальное положение. - Спасибо вам... мистер Маррей. - Просто Маррей. - Киллиан. Да, я помню, мы об этом говорили, - засмеялась Блисс, заправив большую часть волос за уши. - Спасибо за то, что не дали мне упасть и... не спасибо за ваш пристальный и пугающий взгляд. Маррей смотрел на неё пристально, пораженно, смотрел одним из тех взглядов, которые принадлежали исключительно конкретным и людям, и кто-то другой никогда не мог понять, что этот взгляд значил. Почему-то Блисс казалось, что заговори Маррей на секунду позже, она бы смогла понять. - Прощу прощения, Блисс, - улыбнулся он, кашлянув. - Как я понимаю... теперь это действительно новая прическа? Блисс снова засмеялась, прикрыв рукой рот. - Да, мистер Маррей. Теперь это действительно новая причёска, а не что-то там ещё.