Ad Interim

- Они меня даже на порог не пустят. Как только увидят - сразу же скажут разворачиваться. Зачем я надела шорты? Чем я вообще думала? И что это на моей майке? Гермиона, смотри, это пятно от краски! Гермиона вздохнула, схватила Блисс за плечи и остановила её, прекратила мельтешение. Не было никаких пятен от краски на майке Блисс: вся её майка была словно расписана брызгами различных красок, и Гермиона находила её очень милой. Когда они только прибыли в Мадрид, Гермионе внутренне ждала подвоха: ей всё время казалось, что стоило им остаться наедине, как Блисс станет той чистокровной волшебницей, которой и должна быть. Что она будет носить шелковые платья, укладывать волосы в сложные прически, смотреть на людей с высока и морщить нос, когда её будут задевать плечом. Гермионе не хотелось так думать, но ничего поделать она с собой не могла. И она была только рада, когда поняла, что реальность в корне отличается от той, что она создала в своей голове. Да, Блисс Бромлей в Хогвартсе и Блисс Бромлей в обычном мире отличались. Но отличия были незначительными, и в чём-то даже хорошими. Блисс оказалась ещё более темпераментной, чем предполагала Гермиона. Если в Хогвартсе она извинялась или не обращала внимания на случайные столкновения, то в Мадриде всё было по-другому. Какой-то человек, громко разговаривая по телефону и не обращая внимания ни на что вокруг, проехался по ноге Блисс колесиками чемодана, после чего, пытаясь понять, что послужило ему преградой, поднял чемодан и едва не повалил Блисс на пол. Блисс поступила так, как не ожидала от неё Гермиона: толкнула чемодан в противоположный конец холла. Когда разъярённый мужчина обернулся к Блисс, его ждал сюрприз в виде самого настоящего крика на смеси французского, испанского и английского. Блисс успокоилась только спустя пять минут, а этот мужчина, по виду которого можно было сказать, что ему не мила жизнь, неожиданно начал извиняться и едва ли не плакал, объясняя что-то на испанском. Блисс сразу изменилась в лице, попросила подождать Гермиону на диванчике, а сама ушла вместе с мужчиной в сторону баров. Вернулась она спустя полчаса, грустная, виноватая. Через минуту к ней подошёл мужчина и снова быстро заговорил. Когда он ушёл, на лице Блисс расцвела улыбка. - Что произошло? - только и смогла спросить Гермиона. - Меня очень сильно пошвыряло в поезде, и теперь я вся в синяках. А этот инцидент с чемоданом окончательно вывел меня из себя, и я захотела объяснить, почему нельзя разговаривать по телефону на ходу и нужно смотреть по сторонам. В итоге... - Что? - встревожилась Гермиона. - Блисс, ты уверена, что всё хорошо? - Да, не волнуйся! - воскликнула Блисс. - Оказалось, что его зовут Оуэн, и последние три месяца он погряз в бракоразводном процессе. У него есть дочь, не намного младше меня. Его жена пытается добиться полной опеки над дочерью и запрета на посещения или любые встречи. - Ужасно, - похолодела Гермиона. - А что по этому поводу думает его дочь? - Она не понимает поступков своей матери, но и сделать мало что может. - Но она ребёнок, суд обязан ставить её желания на первое место, - растерялась Гермиона. - Смотря какой суд, - усмехнулась Блисс. - Жена Оуэна поняла, что отвоевать всё его состояние - гиблое дело, поэтому вознамерилась лишить его дочери. Гермиону едва не замутило: почему-то вспомнились её родители, у которых не всё всегда было гладко, которые могли ссориться по пустякам и устраивать из них обширные скандалы. Но скандалы эти заканчивались быстро, родители извинялись перед друг другом, и всё становилось на свои места. - И что будет делать Оуэн? - только и смогла спросить Гермиона. - Почему такое вообще произошло? - Весьма стандартный случай - измена, - пожала плечами Блисс. - Жена Оуэна узнала об этом, вот и произошла такая ситуация. Но я всё равно считаю, что его дочь не должна расплачиваться за поступки, в которых нет её вины. Пока мы сидели и разговаривали, его дочь постоянно ему писала. Он как раз разговаривал с ней, пока я не решила показать свой характер. - Надеюсь, у него всё будет хорошо. - Будет, не сомневайся. Я дала ему почтовый ящик и телефон своей тёти. - Но каким образом ему может помочь твоя тётя? - удивилась Гермиона. - Виви - адвокат по разводам. И за двадцать лет она проиграла только два дела. Я почти не сомневаюсь, что Оуэну она помочь в состоянии. - Виви? - опешила Гермиона. - Твою тётю зовут Виви? Я думала, что аристократы ответственно подходят к имени своих наследников. - Её полное имя - Вивьен, но... все зовут её Виви. Долгая история. Она будет на балу, я могу вас с ней познакомить. - Было бы здорово, - легко согласилась Гермиона. - А что Оуэн сказал тебе, когда подошёл после вашего разговора в баре? - Сказал, что я выгляжу грустной, и мне не стоит накручивать себя. У каждого бывают плохие дни, а он просто рад, что смог поговорить с кем-то, кто напоминает ему дочь. Блисс достала резинку из сумки и, быстро собрав волосы в хвост, сказала: - Хватит о грустном, хорошо? Нам нужно разобраться с заселением и чемоданами. Тебя ждут пляжи и бассейны, а меня - нудная и муторная подготовка к балу. И прежде, чем ты начнёшь говорить о помощи, можешь не сомневаться - помогать ты будешь. Но сегодня я буду делать всё одна - мне нужно доехать до копии Палаццо де Кристал, посмотреть на помещение, спланировать посадку гостей, траекторию ходьбы официантов... теперь я понимаю Рафферти. Всё, чего я хочу, это уснуть и проснуться, когда всё закончится. - Я могу поехать с тобой и действительно помочь, - предложила Гермиона, но взгляд её невольно зацепился за огромный бассейн, виднеющийся сквозь огромные окна. - Нет, - твёрдо ответила Блисс. - Отдыхай. Плавай. Посети бассейн на крыше. - Тут и такое есть? - Гермиона сама не заметила, как открыла рот. - Тут есть всё, что тебе нужно. Когда они разобрались с заселением, Блисс, получив ключи от номера, сразу же попрощалась и убежала в сторону выхода, а Гермиону проводили в номер, поставили чемоданы и спросили, нужно ли ей что-то. Гермиона ответила не сразу: она была поглощена созерцанием огромного номера, интерьер которого был выполнен в белоснежных и голубых тонах. Сказав, что ей ничего не нужно и закрыв дверь, Гермиона подошла к окнам и, откинув невесомые занавески, открыла раздвижную дверь балкона. Свежий воздух всколыхнул занавески и ворвался в номер, принося с собой запах морской соли. Первые два дня отдыха прошли в какой-то счастливой дрёме, похожей на день сурка: Гермиона спала до полудня, нежилась на крыше, плавала в бассейне, пропускала обеды, но всегда посещала ужин. После девяти вечера она спускалась в бар и там, расположившись на диване, готовилась к экзаменам и делала домашнее задание, иногда отвлекаясь на вид за окном. Миндально-сливочное мороженое, ветер в волосах, морской воздух, чистое, светлое море, бело-голубые тона и прозрачные стекла - Гермиона потерялась в них, и иногда ей хотелось, чтобы эта нега продолжалась гораздо, гораздо дольше, нежели отведенные десять дней. Когда она смотрела на Блисс, ей хотелось сделать что-нибудь: забрать у неё из рук кипы бумаг и телефоны, стереть морщинку, которая прочно залегла между бровей, сказать, чтобы она больше спала. Когда Гермиона просыпалась, Блисс не было в номере, и когда ложилась спать - тоже. Но Блисс, вопреки заверениям, что Гермиона будет ей помогать и всячески страдать от отсутствия отдыха, своё обещание не сдержала. Она старалась делать всё, чтобы Гермиона видела её как можно меньше и часто говорила, что она в порядке, что с ней всё хорошо. Только вот, вопреки своим словам, она постоянно выглядела нервной и уставшей. А когда, по истечению двух дней, за ними зашёл мистер Бромлей и аппарировал их к Гарвардскому университету, Блисс и вовсе замельтешила, занервничала ещё более и, казалось, не могла остановиться в своих причитаниях. Гермионе только и оставалось, что применить немного силы. - Где твои картины? - спросила Гермиона. - Они в приёмной комиссии, - дрожащими губами сказала Блисс. - Папа занёс их туда и, вероятно, они их уже рассмотрели. Им не понравилось. Я уверена, что им не понравилось. Понимаешь, центром композиции стала девушка. И она очень похожа на меня. Мне конец. Они решат, что... - Блисс Бромлей, - дверь кабинета открылась и в зале ожидания появилась молодая девушка. Она смерила всех присутствующих внимательным взглядом. Блисс толкнула Гермиону вперед, спрятавшись за её спиной. - Вы Блисс Бромлей? - нахмурившись, спросила девушка. - Нет, - страдальчески вздохнула Гермиона, вытаскивая Блисс из-за своей спины. - А вот она - да. - Хорошо, - девушка мягко улыбнулась. - Проходите, приёмная комиссия вас ждёт. После вас ждёт разговор с деканом нашего факультета. Гермионе захотелось отвесить этой девушке подзатыльник. Блисс стала едва ли не серой, услышав её слова. - Вы проходите? - девушка подняла брови, смотря на Блисс с явной насмешкой. К серому цвету Блисс добавился зелёный. - Минуту, - сказала Гермиона. - Она сейчас подойдёт. Девушка кивнула и закрыла дверь. Гермиона пару раз хлопнула Блисс по щекам. - Соберись, - твёрдо сказала Гермиона. - Худшее, что с тобой может случиться - это провал на собеседовании. Тебя просто не зачислят. - Гермиона, я взяла тебя для поддержки, а не для этого, - прошептала Блисс. - А это и есть поддержка, - отчеканила Гермиона. - Смотри, тебя не убьют, не покалечат, более того - если всё будет настолько плачевно, как ты думаешь, тебя даже поддержат, возьмут за ручку и выведут с территории университета. А если ты будешь вести себя так, как ведешь сейчас - это обязательно случится. Гермиона замолчала, пытаясь подобрать нужные слова: - Блисс, ты же... умеешь подстраиваться под ситуации. Вспомни твой разговор с тем человеком в отеле. - Оуэн? - Да, Оуэн. Представь, что все они - Оуэн. И разговаривай с ними так, как разговаривала бы с Оуэном. - Оуэн, - повторила Блисс. - Приёмная комиссия, полностью состоящая из Оуэна. Ладно. Да, да, я так и сделаю. Я пошла. Блисс судорожно кивнула Гермионе и скрылась за дверью кабинета. Пока она ждала Блисс, мимо неё прошла пара студентов, обсуждающих что-то на весьма повышенных тонах. - Я не верю, что такое могла нарисовать школьница, - высокая блондинка повязывала волосы разноцветным шарфом, и цедила слова сквозь зубы, попутно пытаясь не уронить свою сумку. - Уверена, её родители хорошо приплатили неизвестному художнику. Выкупили его картины и молчание, а девочка просто выдала его работы за свои. - Прекрати, - вздохнула её подруга. - Я более чем уверена, что серию работ рисовал человек, для которого искусство - не более чем хобби. Об этом явно говорят пропорции - такое ощущение, что правый глаз вот-вот искривится и уплывёт за пределы лица. Но и мы когда-то были такими же. - Рут, я не говорю о пропорциях, - раздраженно выдохнула блондинка, перестав воевать с шарфом. - Это ты у нас за тотальный реализм и полное соблюдение всех правил анатомии. Нет, я говорю о другом. Цветовая гамма, переплетенные символы, выражения лиц. Ты видела, что она сделала с их волосами? Она вплела в них знаки, и если не присматриваться, этого даже не замечаешь. - Я просто надеюсь, что этого не увидят верующие профессора нашего университета, иначе мы можем лишиться талантливой студентки, - поморщилась Рут. - Соединить Розу Лютера, пентаграмму и крест было очень смелой идеей. - Возраст, - хмыкнула блондинка. - Сколько ей, не больше семнадцати? В этом возрасте им всегда кажется, что идти против системы - лучшее, что только может быть. Девушки ушли, по-прежнему переговариваясь на повышенных тонах, а у Гермионы отлегло от сердца - она была уверена, что говорили именно о работах Блисс. Может быть, её работы и не были идеальны - но тронуть, пробудить какие-то чувства они определённо смогли. А с учетом того, что Гермиона знала об университетах Лиги Плюща, это и было залогом успеха. Когда Блисс вышла из кабинета, Гермиона поразилась переменам: Блисс больше не была бледной, напротив - сверкала самоуверенной улыбкой, отвечала на бесконечные расспросы какого-то человека и буквально излучала умиротворение и спокойствие. Всё изменилось, когда закрылась дверь кабинета: маска спала с её лица, и у неё натуральным образом подкосились колени. Гермиона хотела было усадить её, но Блисс судорожно покачала головой и, сказав «свежий воздух», опрометью кинулась к выходу. Гермиона, выйдя вслед за ней, благоразумно стояла в стороне и просто смотрела на то, как Блисс прыгала, истерила и что-то говорила на смеси трех языков. Ей было необходимо выплеснуть накопившуюся энергию. Когда Блисс успокоилась, она сказала: - Мне нужно пойти в другое крыло университета и встретиться с деканом. Что касается тебя, иди на последний этаж и найди выставочный зал. Все картины, которые поступающие отправляют на рассмотрение в приёмную комиссию, выставляются там. Я уверена, кто-нибудь тебе сможет подсказать, просто... о мой бог, Томас! Томас, я здесь! Блисс замахала руками, привлекая к себе внимание. К ним сразу же направился парень, при виде которого Гермиона испытала нечто, похожее на удивление: проводя столько времени в Хогвартсе, а на каникулы уезжая к Рону, она почти забыла о существовании субкультур или просто людей, которые хотели выделяться своим внешним видом. - Бромлей, Блисс Бромлей, - широко улыбаясь, сказал Томас. - Приехала на особое задание? - Не такое уж и особое - просто нужно спасти мир, - притворно смущенным тоном ответила Блисс, и сразу же рассмеялась. - В твоём корпусе опять неполадки с компьютерами? - Нет, у меня сегодня свободный день, - покачал головой Томас. - Решил пойти посмотреть, что в этом году подарили нам юные умы. А ты? Снова пришла к одному из профессоров? - Боюсь, во всех университетах Лиги Плюща меня интересует только один профессор, - пробормотала Блисс. - А отношения с ним у меня не сложились. Нет, я только что с собеседования. - Серьёзно? - удивился Томас. - Поздравляю. - Пока ещё не с чем, - вздохнула Блисс. - Кстати, как твоя практическая работа? Они проговорили ещё добрых десять минут, в течение которых Томас на шаг ближе подходил к Блисс: в какой-то момент, когда они смеялись особенно громко, он положил руку ей на плечо. - Томас, на счет юных умов и их работ, - сказала Блисс. - Можешь проводить мою подругу в выставочный зал? Мне нужно спешить на собеседование с деканом, и лучше я дам Гермионе возможность провести время чуть лучше, нежели успокаивать мои вечные истерики. - С радостью, - кивнул Томас. - Удачи тебе. Раскрой им истину. Блисс приложила два пальца ко лбу и, отсалютовав, быстро убежала. - Это нечестно, - грустно сказал Томас, когда они с Гермионой шли в направлении выставочного зала. - Что - нечестно? - рассеяно спросила Гермиона. Здание Гарвардского университета, полностью состоявшее из красного кирпича, с его остроконечными голубыми крышами, просторными помещениями, большими окнами и снующими студентами, вечно говорящими, взволнованными или наоборот, слишком веселыми, неожиданно произвели на Гермиону сильнейшее впечатление. Ей всё ещё не хотелось уезжать из магического мира, да и вряд ли когда-то захочется - но теперь Гермиона, пусть и немного, но понимала Блисс. Этот мир тоже был по-своему прекрасен. - Я о Бромлей, Блисс Бромлей, - засмеялся Томас. - И о её подобии парня. - Подобии парня? - переспросила Гермиона. - Подожди, ты знаком с Малфоем? - Ну и фамилия, - присвистнул Томас. - Как он с ней только живёт. - Это ты ещё его имени не знаешь, - тихо сказала Гермиона. - Но откуда ты знаешь Малфоя? - Познакомился с ним зимой. Блисс искала одного профессора в школе богословия, и я помог ей пройти. Этот самый Малфой был с ней. Совсем забыл, она нас представила друг другу! Я ещё тогда удивился, всё думал - имя это или фамилия. Гермиона только пожала плечами, стараясь отогнать нарастающее беспокойство. Вряд ли об этом стоило волноваться, или лезть к Блисс в душу. Скорее всего, Блисс искала этого профессора как раз для консультации по символам, которые были необходимы для её картины. И всё же, что-то её тревожило. В извечном нервном поведении Блисс, в её постоянно затравленных глазах и вечных поисках. Вряд ли дело было в дальних родственниках её семьи. Но тут была проблема - Блисс была права, они не были подругами - просто хорошими приятельницами. И даже этот совместный отдых и несколько месяцев близкого контакта не менял этой сути. Гермиона окончательно запуталась. И внезапно захотела сказать одну очень странную вещь. - Малфой, он... в основном это семейное, - попыталась объяснить Гермиона. - Доля вины, конечно, есть и непосредственно в нём, но если бы не его семья, я уверена, он бы мог быть хорошим человеком. - А ты, значит, одна из тех, кто всегда верит в то самое хорошее и чудесное в любом человеке, - усмехнулся Томас. - Да, пожалуй, так и есть, - легко согласилась Гермиона. - Но я не думаю, что это плохо. - Я тоже так не думаю, - Томас серьёзно на неё посмотрел. - Такие, как ты, в чем-то очень сильно спасают этот мир. - Эй, я не Бромлей, Блисс Бромлей, - усмехнулась Гермиона. - Кстати, почему ты так её называешь? Это как-то связано с Бондом? - Как раз с ним и связано, - вздохнул Томас. - Мы пришли. Дамы вперёд. Гермиона зашла в выставочный зал, окунаясь в вихри разноцветных красок. На выставке представились не только картины, но и фотографии, различные скульптуры, макеты домов, миниатюры садов и лесов. В одной части выставочного зала располагалась большое дерево, крона которого была посажена вниз, а корни ветвились под самым потолком. Гермиона было подумала, что не обошлось без заклинания левитации: яблоки, розы, камелии, прозрачные камни, все они разлетались вкруг дерева, парили в невесомости. Когда она присмотрелась, то увидела тонкую прозрачную леску. Чуть дальше дерева располагалась огороженная площадка, тоже представляющая собой левитирующие предметы. Но, в отличие от дерева, всё было розовым: розовые цветы, розовые кустарники, розовые птицы с открытыми клювами, розовые терновые венки и зеркала в розовой оправе, стекло которых было обтянуто радужной плёнкой. - Извечный День святого Валентина, - против воли вырвалось у Гермионы. - Ты про эту инсталляцию? - спросил Томас. - Она не связана с Днём святого Валентина. Скорее, представление мира сквозь призму розовых очков. Смотри, тут можно увидеть слова. Гермиона подошла ближе, и сквозь птичьи гнёзда, перья, ягоды брусники, вату и ветки увидела пластиковые слова, свисающие всё с той же прозрачной лески. Милая. Доброта. Понимание. Сладкая. Венок. Вишня. Хорошие. Стук. Чутьё. Гермиона пошла дальше, пытаясь понять, какую из этих работ сделала Блисс, но остановилась перед бронзовой статуей девушки, покрытой позолоченной краской. Её поместили на пьедестал, решетчатая дверь которого была полностью увита плющом. - Интересно, сколько времени ушло на всё это? - спросила Гермиона. - Не знаю, сколько времени, но ей стоять здесь ещё около пяти часов, что действительно удручает, - вздохнул Томас. - Что? - не поняла Гермиона. - О чём ты? Когда девушка начала двигаться, деревянно, без намека на движения живого человека, Гермиона едва смогла подавить визг и желание отпрыгнуть. - Да, здесь и такое есть, - Томас словно угадал её мысли. - Давай отойдём, иначе она не остановиться. Когда они отошли, девушка замерла в изначальной позе. И больше не реагировала ни на что вокруг и не двигалась. - Бедняжка, - только и смогла сказать Гермиона. - На что только не идут люди ради того, чтобы поступить сюда. - Эта бедняжка - одна из преподавателей, - хмыкнул Томас. - Она проворачивает такое каждый год, чтобы шокировать или напугать будущих студентов. Гермиона только кивнула. Гарвард всё больше и больше напоминал ей Хогвартс. Следующий час пролетел незаметно: они с Томасом ходили из одного конца зала в другой, рассматривая работы предполагаемых студентов, обсуждали те или иные мотивы, на которые их подвигли идеи создать тот или иной экспонат, попутно пытались найти серию работ Блисс. - Я сдаюсь, - в какой-то момент сказала Гермиона. - Мы обошли всё. Где может быть выставлены её картины? - Подожди, сейчас попробую узнать, - сказал Томас, озираясь по сторонам. - Лив! Уделишь мне минуту своего времени? Блондинка, которую Гермиона видела совсем недавно, тяжело вздохнула и подошла к ним. - Оливия, - подчеркнуто усталым голосом сказала она. - Ты не мой друг, поэтому хватит звать меня Лив. - Ты слишком придираешься, - беспечно ответил Томас. - Лив, куда наши преподаватели засунули серию работ Блисс Бромлей? - Блисс Бромлей? - переспросила Оливия. - Я понятия не имею, о ком ты. - Она что, не подписала её? - пораженно смотря на Гермиону, спросил Томас. - Это на неё похоже, - подумав, сказала Гермиона. - Но, Оливия, ты обсуждала эту серию картин со своей подругой. Она ещё сказала что-то про плывущий глаз. - О! - воскликнула Оливия. - Я поняла, вы про «Почувствуй вращение земли». Этот год принёс слишком много творческих людей, не находите? - Лив, - предупреждающе сказал Томас. - Я к тому, что вам нужно пройти на крышу, - вздохнула Оливия. - Работы, которые не уместились в этом зале, находятся там. Томас пожал плечами, и провёл Гермиону к одному из прямоугольных зеркал в неоновых лампах. Он толкнул его внутрь и зеркало поддалось. - Обман зрения, - сказал Томас. - Кажется, будто зеркало стоит далеко от стены, хотя на самом деле это не так. Оказавшись на крыше, Гермионе не составило труда найти то, что ей было нужно: картины Блисс находились в середине всей мешанины скульптур, фотографий, макетов и остальных творческих проявление поступающих в этом году. Работы Блисс разбили на две части - четыре картины стояли сплошь рядом, прикрепленные к прозрачному стеклу. Ещё четыре - ровно напротив. Гермиона встала на небольшом свободном пространстве, отделяющим эти картины. Если бы она не знала Блисс, то действительно могла бы поверить, что её родители приплатили одному из неизвестных художников, раскинутых в этом мире. Но она знала Блисс, знала её выражение затравленных глаз, испуганных глаз, немного понимала, как она воспринимает окружающий мир. И эти картины как будто и были тем самым отражением её мира. Девушка, полностью запутанная в своих волосах и символах - ракушках, рунах, цветах, птицах, кусках стекла, что переплетались на её лице, проникали под глаза, запутывались в прядях волос, превращались в волосы. Гермиона внимательно посмотрела в её глаза: каким-то образом Блисс смогла нарисовать в них отражение человека. И, если обернуться, этого человека можно было увидеть. Если посмотреть в его глаз, - один глаз, из второго распускались розовые сады и корни деревьев, - можно было увидеть отражение той самой девушки. То был мужчина, лет двадцати семи, может быть, на пару лет старше или младше. Блисс уделила много времени прорисовки его носа: широкого, с волнообразной носовой перегородкой и чуть отвисающим кончиком. Как оказалось, не только нос был хорошо прорисован - в отличие от девушки, плывущей, ускользающей, мужчина был проработан анатомически точно. У него был большой рот, верхняя губа которого была значительно тоньше, чем нижняя; четко очерченная, широкая скуловая кость, выразительный подбородок; широко поставленные глаза с чуть отвисающими внешними уголками; высокий лоб; прямые волосы пепельного цвета, разбросанные в беспорядке. Но эти глаза... в них смешались все оттенки морей, синего неба и леденцов, окрашенных в самые яркие красители. Бездонные глаза - и на их поверхности тень. Тень той самой девушки с противоположной стороны. - Теперь я точно не понимаю, почему Бромлей, Блисс Бромлей, встречается с Малфоем, - совсем несчастно сказал Томас. - Судя по всему, её влечёт к классическим красавчикам. - Я бы не назвала этого человека классическим красавчиком, - с сомнением сказала Гермиона. - Нос слишком широкий. - Без недостатков люди не так прекрасны, - пожал плечами Томас. Какое-то время они продолжали стоять рядом с картиной. Гермиона пыталась понять, к чему было придумывать такое название. «Почувствуй вращение земли». Может быть, стоило предположить, что вращение земли для каждого человека заключается в другом человеке, но это было совсем не похоже на Блисс. Даже не смотря на свою явную влюблённость, не смотря на возраст, она была слишком ветреной для подобных умозаключений. И разумной - Блисс понимала, что они не в том возрасте, когда встречаешь человека на всю жизнь. Гермиона была с ней не согласна, хотя умом понимала, что в чем-то её правота есть. - О мой бог, я передумала поступать сюда! Гермиона и Томас обернулись одновременно: и сразу же расхохотались. Теперь Блисс была вся в подтеках краски: черная, желтая, голубая, местами розовая, она была на руках, ногах, лице Блисс. Несколько особенно ярких пятен застряли в её волосах. - Что произошло? - пытаясь прекратить смеяться, спросила Гермиона. - Раннее посвящение новичков, - Томас и Блисс заговорили практически хором. - Одного беднягу привязали к дереву почти без одежды, - сказала Блисс. - Я хотела ему помочь, на меня направили какой-то странный автомат и сказали отойти от него. - Ты не послушалась, - констатировала очевидное Гермиона. - Конечно, нет! - воскликнула Блисс. - Но лучше бы послушалась и спокойно отошла. А так мне пришлось бежать со всех ног. - Как прошёл разговор с деканом, Бромлей, Блисс Бромлей? - Это всё ты виноват, - ткнув пальцем в плечо Томаса, сказала Блисс. - Из-за тебя я ему так и представилась. А когда он спросил, стоит ли ему называться меня именно так, я ответила, что да, потому иначе университет взлетит на воздух. Гермиона почувствовала, что бледнеет. - Блисс, зачем ты это сказала? - Я не знаю, - Блисс опустила голову. - Сначала я сказала, а только потом поняла, что именно сказала. Проклятье! Нужно было подавать раннюю заявку. Тогда бы я спокойно прошла собеседование в ноябре, а в декабре мне бы уже сказали, поступила я или нет. - Не переживай так сильно, - попытался утешить её Томас. - У заявок в общем порядке гораздо больше плюсов, чем ты можешь себе представить, особенно в этом году. Предполагаемым студентам уделяют больше внимания и устраивают такие вот выставки. И потом, неужели ты хочешь сказать, что вся серия работ уже была у тебя в ноябре? - Нет, не была, - признала Блисс. - Ты сказал, особенно в этом году. Почему? - Обычно выставки устраивают в середине марта. В конце марта уже вывешивается список поступивших учеников, - объяснил Томас. - Я расцелую мадам Фавро при нашей следующий встрече, - вздохнула Блисс. - Если бы не она, я бы очень сильно облажалась. Нет, просто немыслимо! Мадам Фавро озаботилась моим поступлением, послала необходимые документы и мои работы, а преподаватели школы при этом университете даже про меня не вспомнили. - Блисс, но они и не должны, - осторожно сказал Томас. - Фактически, они ничем тебе не обязаны. Даже если ты училась при школе нашего университета, это вовсе не значит, что в будущем ты обязательно хотела бы сюда поступить. Блисс растерянно посмотрела на Томаса и снова опустила голову, покачав головой. - Извините меня, оба. Временами я становлюсь похожей на одну из этих... - Принцесс голубых кровей? - смешливо сказал Томас, нарушая неловкую паузу. - Да, - Блисс рассмеялась, легко и искренне. - Именно на них. Блисс подошла к своим картинам. Блисс остановилась, и внешне она выглядела абсолютно спокойно. Она подняла руку и очертила лицо мужчины: нос, скулы, подбородок, вихри волос. Глаза. На миг Гермионе показалось, что картина поглощает Блисс, что все корни и цветы тянутся к её руке, затягивают её внутрь. Но наваждение прошло, когда Блисс дотронулась до правого глаза, до зрачков, в котором плескалось отражение девушки. - Вы чувствуете это? - спросила Блисс, но судя по её отрешенно лицу, она вряд ли поняла, что вообще заговорила. - Вращение земли? - наугад спросил Томас. - Да, - кивнула Блисс. - Вращение земли и чувство, будто сердце взрывается вновь. Блисс замолчала и, вздохнув, отошла от картин. - Меня точно не примут, - заключила она. – По сравнению с остальными - я та ещё бездарность. Вы видели инсталляцию мира сквозь призму розовых очков? А падающие сады? Резонатор эмоций, боги, покажите мне человека, который его придумал - я хочу пожать ему руку. - Что за резонатор эмоций? - спросила Гермиона. - Фортепиано, полностью состоящее из хрустальных панелей, - ответил Томас. - Когда за него садится человек и начинает играть, фортепиано автоматически подбирает цвета, подходящие для его состояния. - Это невозможно, - засмеялась Гермиона. - Тем не менее, повторения в цветах не было обнаружено, - сказал Томас. - Так что, всё может быть. Бромлей, Блисс Бромлей, ты будешь здесь, когда вывесят списки поступивших? Блисс покачала головой. - Через час нам нужно возвращаться в Мадрид. У нас там проходит что-то вроде отдыха. - Жалко, - Томас расстроился, и явно не пытался этого скрыть. - Я хотел пригласить вас в Квин Хед. Впрочем, Томас сразу же повеселел и сказал: - Может быть, всё складывается хорошо. Уверен, пойти в Квин Хед будет лучше в качестве студента, нежели в качестве приглашенного. - Если поступлю - обещаю, я не вылезу из Квин Хед, - улыбнулась Блисс. - Сможешь найти меня там в любое время суток. Телефон Блисс зазвонил и она сразу же отошла, оставив их наедине. - Школьные влюбленности всегда заканчиваются вместе со школой, правда же? - проговорил Томас, задумчиво смотря на разговаривающую Блисс. - Может быть, ты и прав. Но это не значит, что они заканчиваются безболезненно. Дело даже не в школьных влюбленностях - а в первых. Ты никогда не был влюблён в школе? - Не был, - ответил Томас. - Может быть, поэтому я не понимал того, что ты сказала. Ты права. Любой разрыв всегда болезнен. Хотя бы для одной из сторон. - А ещё помни одну простую истину, - сказала Гермиона, и тихо хмыкнула от такого совпадения. - На чужом несчастье счастья не построишь. - Гермиона, папа ждёт нас на входе, - Блисс подлетела к ним и, прищурившись, внимательно оглядела каждого. - Я не помешала? - Нет, Бромлей, Блисс Бромлей, ты не помешала, - сразу же сказал Томас. - До встречи. Удачи тебе в спасении мира. - А тебе удачи с системой этого самого мира, - Блисс подмигнула ему и, взяв Гермиону за руку, повела её на выход. Когда Филипп Бромлей аппарировал их обратно в Мадрид, Гермиона пошла на крышу. Ей хотелось поплавать и отдохнуть, да и мешать разговору Блисс с её отцом она не хотела. Зато хотела сделать другое - рассказать Блисс о странном поведении Малфоя. О его странных словах. Шестым чувством Гермиона понимала, что именно он хочет делать. Чего она не понимала, так это мотив его поступков - не смотря на скверный характер, идиотом Малфой не был. Как ему вообще такое могло прийти в голову? Это же Блисс - смешливая Блисс, у которой ветер в голове, странные депрессии и полное осознание своего возраста. Блисс было всего семнадцать и, пожалуй, она чувствовала своё семнадцатилетние, свой молодой возраст больше, чем каждый человек в Хогвартсе. А Малфой... Гермиона надеялась, что ошибалась. Гермиона искренне надеялась, что у Блисс, да и у него тоже всё будет хорошо. - Над чем задумалась? Гермиона повернула голову в сторону: Блисс поднялась на крышу в одной из своих огромных маек, которые она часто надевала поверх купальника. Гермиона удивленно рассматривала лицо человека, изображенного на майке. - Тебе нравится Джонни Кэш? - Что? - Блисс посмотрела на свою майку, хмыкнула и, сняв её, упала в шезлонг, подставляя плечи солнцу. - Купила её в одном сувенирном магазине аэропорта. На мою блузку пролили колу, пришлось изворачиваться. Но, если говорить о его голосе, то, пожалуй, да, он мне нравится. - То есть, у тебя другие предпочтения в музыке? Блисс пожала плечами. - Мне нравится что-то такое, что может полностью заглушить мысли. Два года назад мой... знакомый дал мне послушать первый альбом одного певца, Мэрилина Мэнсона. Мне всё у него понравилось, но больше остального – та песня, которую он перепел. Оригинал, правда, тоже неплох. - Мэрилин Мэнсон, - Гермиона надеялась, что её голос не дрогнул. - Ты уверена, что мы говорим об одном Мэрилине Мэнсоне? Блисс улыбнулась, посмотрела на Гермиону и тихо напела: - Все сладкие мечты созданы из этого Кто я такая, чтобы возражать? Я обошла весь мир, плавала за семь морей – Каждый что-то ищет для себя. Блисс замолчала, посмотрев на хлорированную воду бассейна. - Я раньше не замечала этих слов. Ладно, не будем говорить о Мэрилине Мэнсоне, кажется, он тебя смущает. А что слушаешь ты? Битлз? - Почему сразу Битлз, - Гермиона строго посмотрела на Блисс, но сразу же сдалась под напором её понимающей улыбки. - Да. Мне нравится Битлз. И нравятся из-за песен, а не Пола Маккартни или Джорджа Харрисона! Блисс хитро на неё посмотрела и внезапно запела громко, так, что её точно слышали все, кто находился на крыше: - Детка, ты можешь водить мою машину, Да, я буду звездой. Детка, ты можешь водить мою машину, И, может быть, я буду любить тебя. - Прекрати, Блисс, немедленно прекрати! - Гермиона попыталась растереть красные щеки и одновременно пристукнуть Блисс полотенцем. - На нас смотрят люди! - Они смотрят на тебя. Может быть, им нравится твой купальник, - смеясь, сказала Блисс, пытаясь увернуться от полотенца. - Не подлизывайся и прекрати нас позорить своим фальшивым пением! Блисс, прищурившись, на мгновение замолчала. После чего запела ещё громче. Она пела какую-то мешанину слов, включающую в себя машины, сладкие мечты, мертвых птенцов, пела про то, что все они – суррогатные и пуленепробиваемые, пела про какого-то дядю Билла и фонарь Белиши, про то, что однажды она отрастит себе крылья в результате химических реакций, про то, что когда-нибудь почувствует это сердцем. Когда она успокоилась, то посмотрела на Гермиону и сказала: - Кажется, я знаю очень многое из репертуара Радиохед. - Они слишком депрессивные, - вздохнула Гермиона. - Конечно, они же не Битлз. Гермиона не поддалась на провокацию Блисс - она просто очередной раз окуналась в это ощущение. В миндально-сливочное мороженое, ветер в волосах, морской воздух, хлорированные кристально-чистые бассейны и голос Блисс, которая по-прежнему ужасно фальшивила, но напевала что-то очень легкое и связанное с грустным летом.