Ad Interim

Блисс не понимала принцесс, которые просыпаются счастливыми от пения птиц. Она вообще не могла понять, как в мире может существовать человек, которому нравится просыпаться под их звуки, да ещё и считать, что лучше этого — ничего не может быть. — Кто-нибудь, заколдуйте их, — уткнувшись лицом в подушку, попросила Блисс. Следующее, что она услышала, было шорохом открывающегося окна, ещё более громкие птичьи трели и звонкий смех Полумны. Блисс закапалась в одеяло ещё больше, чувствуя морозный воздух. — Это же малиновки, — зазвенел голос Полумны по комнате. — Они такие красивые. Давайте их впустим? Или поищем пшена, чтобы накормить их? — Полумна, закрой окно! — категорично сказала Падма. — Кто-нибудь может простудиться, а у нас тут ещё и Блисс. — Почему я всегда крайняя? — искренне возмутилась Блисс, высовываясь из-под одеяла. — Напомнить, сколько раз ты побывала в больничном крыле за последний месяц? — хмыкнула Кэтрин. — И это, оцени мою доброту, я не считаю первый же день. — Ты злая, — несчастно сказала Блисс, вылезая из кровати. — Вы все — злые. Полумна, ты хорошая, но закрой окно и оставь птиц в покое. — Спасибо, Блисс, — рассеяно поблагодарила Полумна, закрывая окно. Падма открыла рот, но Кэтрин и Блисс заговорили хором: — Быстрее собираться на занятия, не опаздывать, быть самыми сообразительными. — Да, мы помним, — заключила Блисс, заправляя постель и пытаясь остановить свой выбор на каком-нибудь из свитеров. — Кэтрин, твоя мочалка в ящике с учебниками, хватит мельтешить. — А мой синий кардиган? — Неделю лежит под кроватью. Не забудь стряхнуть с него паутину, — сказала Блисс, отправляясь в ванную. Если подумать, Падма сильно преувеличила — за последний месяц Блисс побывала в больничном крыле всего три раза. Первый раз был даже не связан с тем, что она упала в обморок, или вспомнила очередную деталь, или вообще что-то, связанное с её состоянием. Она просто пыталась попасть на урок профессора Слизнорта, который переехал в другой кабинет. Тогда Блисс достала из сумки два письма: одно когда-то принадлежало Пэнси, другое появилось из золотистого шара. На протяжении двух недель Блисс, сильно потерявшаяся в постоянной учёбе, не могла выкроить времени на то, чтобы прочитать их. В тот момент, когда она собиралась открыть одно из писем, лестница стала менять направление и Блисс, подняв взгляд, растерялась и упала, в последний момент чудом зацепившись за край ступени. — Смотрите! — Мерлин, это что, ученица? — Разойдитесь, дайте мне пройти, прекратите столпотворение! Мисс Бромлей, держитесь крепче, я сейчас к вам подойду! Минуты не прошло, как Киллиан Маррей взял Блисс за руку и в одно движение поставил её на ноги. Когда Блисс посмотрела вниз, её непроизвольно замутило. Подумать страшно, что было бы, упади она с такой высоты на каменный пол. — Вы в порядке, мисс Бромлей? — Маррей внимательно осмотрел её зрачки и ощупал голову. — Уверены, что ничего не сломали? — Со мной всё в порядке, — сказала Блисс, но голос её звучал будто издалека. — Испугалась, да, но на этом всё. Пока Маррей разгонял учеников и разговаривал с учителями, Блисс подняла письма с пола и, осмотревшись, незаметно положила их за пояс брюк. Её сумке повезло меньше — она, в отличие от Блисс, всё же упала. Когда Маррей подошел к ней в следующий раз, он открыл рот, но Блисс его опередила: — Больничное крыло. Да, я в курсе. Следующие два раза она действительно упала в обморок — и это было причиной того, чего она не понимала. Первый раз — на обеде в Большом зале. Второй — во время неспешной ходьбы по Хогвартсу; она даже на людей тогда не смотрела, составляла меню для бала, и едва не сшибла первокурсницу, которая бежала слишком быстро и ничего не замечала вокруг. Потом — потолок больничного крыла, и мадам Помфри, которая начала говорить, что совсем скоро они с Блисс станут добрыми друзьями. Выйдя из душа и приведя в порядок волосы, Блисс достала канареечный свитер и уже хотела надеть его, но поняв, кому именно он принадлежит, рука непроизвольно разжалась. Свитер упал на пол. — Блисс, ты чего? — встревоженно спросила Кэтрин за её спиной. — Ничего, — ответила Блисс, поспешно поднимая свитер. — Просто… желтый. Мне не очень нравится желтый. — А мне казалось, что это твой любимый свитер, — сказала Падма, строчившая что-то в пергаменте. — В любом случае, я как раз хотела проявлять больше рвения по отношению к своему факультету. Думаю, голубой свитер отлично для этого подойдёт. — Лучше бы ты проявила больше рвения на уроках зельеваренья, а не в выборе свитера, — вздохнула Падма. — Хотя, хочу тебя поздравить: твои оценки по Защите значительно улучшились. — Киллиан… профессор Маррей прекрасный преподаватель, — ответила на это Блисс. — На его уроках никогда не бывает скучно, не хочется уснуть или сбежать в ужасе. Неудивительно, что мои оценки улучшились. Да и не у меня одной. — Ага, у половины девушек этой школы, — фыркнула Падма. — Это так мерзко, — скривилась Кэтрин. — Падма, правда, что ты такое говоришь? Дяде почти шестьдесят. — Скажи это Мэнди, — ответила Падма, сложив губы трубочкой. — Ах, профессор Маррей такой статный и прекрасный! Профессор Маррей такой талантливый! Профессор Маррей должен вести у нас зельеваренье, ведь он — ведущий специалист по зельям! У профессора Маррея такие бездонные глаза! — Так, а вот теперь стало мерзко мне, — поморщилась Блисс. — Но, если говорить о профессоре Маррее, то первая пара — у него. Мы снова будет совмещены с Гриффиндором? — Должны были, но на этой неделе — нет, — вздохнула Падма. — Снова со Слизерином. О, смотрите, у кого-то засияли глаза. — Да, сильно так засияли, — засмеялась Кэтрин. — Завтрак, — сказала Блисс, чувствуя, как начинает краснеть. — Идёмте на завтрак. *** О том, что Киллиан Маррей заменит Северуса Снейпа, учителя знали за три недели до начала каникул. Не только учителя — Люциус Малфой тоже об этом знал. Вернее будет сказать, что он знал о самом факте замены, потому что Снейп должен был уйти. Стоило праздничному ужину начаться, как к нему прилетел филин, к ноге которого было привязано письмо. «Драко, Северус сделал всё, чтобы подготовить в Хогвартсе плодородную почву для захвата. Теперь — твоя очередь. После того, как закончишь чтение этих строк, немедленно отправляйся в Выручай-комнату. Северус дал ей точные указания — она пропустит тебя сразу же. Найди старый шкаф, который ты видел в магазине Горбина и Бэркеса. Почини его и доложи о результатах. Это не только твоё посвящение, но и шанс показать себя, послужить высшим целям. Неудач быть не должно. Люциус Малфой». Малфой непонимающе посмотрел на стол преподавателей: и замер, не в силах отвести взгляда от человека, который сидел за столом. Наверное, в последнее время он стал так часто слышать «Киллиан Маррей», что теперь начал бредить. — Надеюсь, мои дорогие друзья, вы хорошо провели каникулы? — спросил Дамблдор, взмахивая палочкой и зажигая свечи по всему залу. По залу разнесся шум: кто-то кричал, что каникулы прошли отлично, кто-то требовал их продолжения, а кто-то говорил, что рад вернуться в Хогвартс. Малфой посмотрел на стол Когтеврана. И понял, что Блисс не сидит рядом с остальными сокурсниками. — Что же, учителя ничем от вас не отличаются: отпуск прошёл хорошо, но его продолжения, в глубине души, хочет каждый из нас, — добродушно закончил Дамблдор, словам которого вторил смех. — К несчастью для кого-то из вас, не весь преподавательский состав вернулся после каникул. Но можете не волноваться — профессор Снейп жив и почти в добром здравии, если не считать перелома ноги с тяжелыми последствиями. В зале послышались самые настоящие аплодисменты, но смолки они так же быстро, как и начались. Малфой едва удержался, чтобы не прикрыть глаза рукой. Перелом ноги с тяжелыми последствиями. Да кто в это поверит? Хотя… разумеется, все. Все в этой чертовой школе, все, кто не был причислен к Слизерину, все, стоявшие против Волан-де-Морта и отстаивающее свет и вечное добро. Даже Поттер поверит. Особенно он. Пустоголовый Поттер и его нищие, грязнокровные друзья поверят в это с легкостью. — Но вы можете не отчаиваться! — торжественно воскликнул Дамблдор. — Хочу представить вам нового преподавателя по Защите от Темных Искусств: Киллиана Маррея. Именно этот человек подарил нашему миру познавательную и трудоемкую книгу «Зелья в судьбах человечества». Зал взорвался такими громкими аплодисментами, что у Малфоя заложило уши. — Не могу поверить! — восхищенно трещала Бланш Кингзман. — Человек, написавший «Зелья в судьбах человечества» будет преподавать у нас в Хогвартсе! И посмотрите на него, какой красавчик! В жизни выглядит лучше, чем на фотографиях. — Кингзман, неужели прониклась Защитой? — криво улыбнулся Блейз. — Или надеешься, что хотя бы этот профессор пожалеет тебя, и не будет ставить заслуженные Тролли? — Замолчи, Блейз, профессор Маррей сейчас будет произносить речь, — шикнула на него Кингзман. «Киллиан, вы — моя единственная надежда на спасение!» «Киллиан…» Блисс всегда смеялась, когда упоминали Киллиана Маррея, или когда она видела его рядом с собой, или когда они разговаривали. «Киллиан, мы купили зеркало!» Малфой внимательно осмотрел каждого за своим столом. — Где Рафферти? — спросил он у Блейза. — Может быть, тоже сломал ногу? — беспечно предположил Блейз. — Кажется, в поезде я его видел. Тем временем Киллиан Маррей подошел к пьедесталу, и, дотронувшись до совы, начал: — Начнём с того, что я не поверил, когда мне предложили должность преподавателя в этом замечательном месте. Серьёзно, я отправил обратное письмо: написал, что согласен исключительно на роль директора! В зале снова послышался смех. У Малфоя начало тянуть в виске. — Как оказалось позже, это была вовсе не шутка, и мне действительно предложили преподавание. По Защите от Темных Искусств, — Маррей обернулся и посмотрел на Слизнорта. — Гораций, как на счет обмена креслами? Уверен, нам это пойдёт только на пользу! — Благодарю за предложение, профессор Маррей, но моего кабинета вы не получите, — погрозив пальцем, крикнул Слизнорт. — Что же, — Маррей снова обернулся к ученикам. — Значит, моё появление будет единственным, что вас шокирует в этом году. Если, конечно, я не умру в кресле, как большая часть учителей этой должности. Можете не смеяться, это была очень неудачная шутка! Знаете, на самом деле, я не очень хорош в этом. В поздравительных речах, да и в любых речах тоже. Если кто-то был на одной из моих конференций, то не волнуйтесь, никто не приводил на них коров. Мычание исходило от меня. Малфой подавил желание зажать уши от исходящего отовсюду смеха. — Я понимающий, спокойный, добрый человек, — продолжал Киллиан Маррей. — Вы можете прийти ко мне на урок без подготовленного домашнего задания, я даже не сниму с вас баллы. Но не стоит это делать больше одного раза. Я не ваш старый профессор, не умею убивать взглядами и… что там говорил Гораций? Назначать бесконечные отработки? Все в зале согласно загудели. — Так вот, поверьте, с вашими отработками я только теряю своё время. Так что на всех неугодных я буду ставить особые эксперименты. Какие, спросите вы? Придите на мой урок без домашнего задания больше одного раза. И сразу же узнаете. Хорошей вам учебы и понимающих преподавателей. Даже не смотря на последние слова, Киллиан Маррей возвращался к преподавательскому столу под аплодисменты. Малфой не выдержал: коснулся виска, потерев его. Как же он устал. Да ещё и Блисс, где её черти носили? Сначала он нашёл свободное купе, потом, не дождавшись Блисс, отправился искать её в вагон старост, полагая, что она ждёт его там. Но Блисс так и не появилась, более того — не присутствовала на банкете. И Рафферти тоже не было. Хотя, к Рафферти он её не ревновал, не те у них были отношения. Непонятные — да. Временами странные — да. Близкие — тоже, пожалуй, да. Но влюбленность там и рядом не лежала. А вот Маррей ему по-прежнему не нравился. Умом Малфой понимал, что это из-за недоразумения, первого впечатления, из-за Блисс, в конце концов. Но поделать ничего с собой не мог. Он снова с отвращением посмотрел на письмо, и непроизвольно сжал его в кулаке. Теперь придётся разбираться и с этим. — Маррей, — крикнул Малфой, увидев в толпе выходящих из зала учеников светловолосый затылок. — Маррей. Кэтрин! Маррей удивленно обернулась, и, удостоверившись, что Малфой смотрит на неё, подошла. — В чём дело? — Где твоя подруга? — Какая именно? — осторожно спросила Маррей. — У тебя так много подруг, которыми я могу интересоваться? — сухо спросил Малфой. Маррей молчала, озираясь по сторонам. — Блисс. Бромлей. Помнишь такую? — ласково, как у маленького ребёнка, спросил Малфой. — А, Блисс, — сказала Маррей таким тоном, будто понятия не имела, о ком они говорили. Малфой начал терять терпение. — Блисс Бромлей, перевелась к нам на седьмом курсе, часто падает в обмороки, может споткнуться на ровном месте и начинает нести ерунду, когда волнуется, — скучающе перечислил Малфой. — Живёт с тобой в одной комнате. Что, совсем никаких соображений? — Она… в пабе! — Где? — опешил Малфой. — В каком ещё пабе? Маррей, ты головой ударилась? — Нет, она правда в пабе, — сказала Кэтрин, стыдливо опустив глаза. — Просила тебе не говорить, потому что… не хотела, чтобы ты знал. Она в пабе с Рафферти. — В пабе, — повторил Малфой. — С Рафферти. И каким образом они там оказались? — Таким же, каким оказываются все ученики, когда хотят посетить Хогсмид в неурочное время, — пожала плечами Маррей. — У всех свои потайные двери. — Ладно, иди, — махнул рукой Малфой, отправляясь в подземелья. С одной стороны, с трудом верилось, но ложь вышла больно странной, да и потом — зачем Маррей врать о таком? Когда Малфой зашёл в свою гостиную, незамедлительно бросил письмо в камин. Зеленые языки пламени поднялись на мгновение, вскружились вихрем, отбрасывая искры, и сразу же потухли. Выручай-комната. Шкаф. «Когда-нибудь тебе всё аукнется. Вся твоя злоба и агрессия». Уже аукнулось, Бромлей. Уже. Но ты по-прежнему рядом. А значит, можно справиться. Справиться можно со всем. На следующий день Блисс не появилась на завтраке. На вопрос, где Блисс сейчас, Маррей ответила лаконично: — Болит голова. Из-за вечера в пабе. Малфой посмотрел на Рафферти, пытаясь понять, как он себя чувствует, но в итоге махнул на это рукой: Рафферти всегда выглядел так, будто только что вышел из могилы, в которую сам и закопался. К обеду Блисс соизволила появиться в Большом зале. Растерянная, с большими глазами, будто инферала увидела. Малфой было хотел встать, подойти к ней, но этого не потребовалось: она нашла его взглядом, и на её лице сразу же проступило облегчение. Следующее, что сделала Блисс, повергло в шок весь слизеринский стол — она просто села рядом с Малфоем и, ничего не сказав, поцеловала. Малфой не хотел бы отвечать, — сохранить хоть какое-то лицо, показать, что по-прежнему против публичных проявлений чувств, — но со смирением констатировал, что это было выше его сил. Когда Блисс отстранилась, за столом Слизерина стояла звенящая тишина. — Что? — шепотом спросила Блисс. — Почему на нас так смотрят? Я помню, как в начале года Лаванда Браун едва ли не ела Рона Уизли на глазах всего Большого зала, так на них даже внимания не обращали. — Я не Уизли, — также шепотом ответил Малфой. — А ты — не Лаванда Браун. — Ясно, — кивнула Блисс, по виду которой было понятно, что ничего ей не ясно. — Малфой? — Что? — Пусть они прекратят, мне неуютно, — пожаловалась Блисс, подняв на него глаза. Манипулятор, про себя усмехнулся Малфой. Какой же она манипулятор, если хотела им быть. Малфой посмотрел в глаза каждому, чей взгляд мог пересекаться с ними: посмотрел тяжело, насмешливо, с толикой злости, с предупреждением. И демонстративно достав палочку, положил её на стол. Ровно через минуту на них больше не смотрели и продолжали свои разговоры, как ни в чем не бывало. — Извини, что вчера не нашла тебя в поезде, — сказала Блисс. Она привалились к его плечу, прикрыв глаза. Её волосы защекотали подбородок. — Встретила Рафферти? — Да, — ответила Блисс. — Как ты узнал? — Расспросил Маррей. — Осторожно, — хмыкнула Блисс. — Теперь в Хогвартсе два человека с фамилией Маррей. — Я был на праздничном ужине, — ответил Малфой. — Я заметил. А где были вы с Рафферти? — Мы… немного погуляли. Мы очень долго гуляли. Очень, очень долго гуляли. Очень… — Бромлей, я понял, гуляли вы действительно очень долго, — криво улыбнулся Малфой. — И? Как прогулка? — Весьма… неожиданно. И незабываемо. Я даже не предполагала, что такая прогулка может случиться. Не в первый день — точно. — Выходит, мой отец всё же был прав? — не удержавшись, спросил Малфой. — Эй, если мне нравится глинтвейн, это не значит, что я страдаю алкоголизмом! — Блисс воскликнула так громко, что снова привлекла внимание всех присутствующих. Малфой только вздохнул, позволив Блисс дальше дремать на своём плече. Может быть, всё было не так плохо. Блисс будет полностью в учёбе, он — тоже. Может быть, Блисс больше не попадёт в больничное крыло и забудет о своём беге. Сейчас ему казалось, что она уже забыла. Может быть, если отбросить все неприятные факторы, если забыть о войне, которой не было в этих стенах, если позволить себе забыть о письме отца, забыть о том, что с Блисс с самого начала было что-то не так — может быть, всё было хорошо. Может быть, всё стало становиться лучше. «Всё стало становиться лучше». Именно над этими словами Малфой раздумывал, пока ждал Блисс у класса Защиты. Почти все зашли в класс, в том числе староста Когтеврана, а Блисс всё не было. Неужели снова загремела в больничное крыло? Когда Малфой узнал, что она едва не свалилась с одной из лестниц в пропасть, то просто вскочил с дивана и на глазах у всей главной гостиной бросился в больничное крыло. С Блисс всё было хорошо: и она, и мадам Помфри, и Киллиан Маррей в один голос утверждали, что физических повреждений нет, отделалась малым испугом. На его разъяренный взгляд Блисс только демонстративно закатила глаза. Потом — ещё два случая, нормальных объяснений которым не было, а Блисс объяснять не хотела — только отнекивалась, или переводила тему, или начинала его целовать. Последнее всегда действовало. Но она не трогала письмо, которое получила таким диким способом: Малфой знал. После воспоминаний или образов она становилась напуганная, тихая, становилась не собой. А Малфой такого не замечал. Весь этот месяц, если не считать стычек, небольших ссор и размолвок, был самым спокойным за время, проведенное с Блисс Бромлей. За их время. О том, что Блисс приближается, Малфой понял по вскрику и глухому стуку. Через секунду из-за поворота вылетела Блисс, потирающая плечо. — Меня просто занесло в стену, я не упала, — сразу сказала она. — Урок начался десять минут назад. Бромлей, десять минут! — Думаю, мне простят небольшое опоздание, — легкомысленно сказала Блисс, и внезапно хитро прищурилась. — К тому же, я очень хорошая ученица. Наш новый преподаватель очень мной доволен. Малфой едва не щелкнул её по лбу. Неужели она правда не понимала, что ему это не казалось шутками, не казалось смешным? Конечно, не понимала. Для Блисс Киллиан Маррей был человек, с которым она случайно столкнулась в Копенгагене и не отказала в сопровождении, не более того. Он видел их со стороны, он успел придумать себе много отвратительных вещей, а она смеялась над этим. Почему-то она всегда смеялась над тем, что причиняло дискомфорт другим и, самое главное, себе самой. Нужно будет как-нибудь спросить у неё. Нужно будет. Но не сегодня. Малфой открыл дверь и пропустил Блисс в тишину класса. — Мисс Бромлей и очередной человек, который из-за неё опоздал, пожалуйста, займите свободные места, мы только вас и ждём, — сказал Маррей, настраивая проектор. — Все присутствуют в классе? — Николас Рафферти отсутствует по причине плохого самочувствия, профессор, — сказала Кингзман. — В очередной раз за этот месяц, — вздохнул Маррей. — Надеюсь, я когда-нибудь увижу его на своём уроке. Открываем учебники на сто пятьдесят седьмой странице. Блисс посмотрела на Малфоя, подняв брови. Малфой только пожал плечами — он понятия не имел, что в очередной раз случилось с Рафферти. — Углубленное изучение организма вампиров? — удивленно сказала Кингзман. — Вы уже проходили этот параграф? — Нет, профессор, но сейчас мы изучаем существ, которые представляют собой наибольшую опасность, чем вампиры, — сказала староста Когтеврана. — Но что заставило вас думать, что вампиры менее опасны, чем оборотни или инфералы? — удивился Маррей. — В прошлом году, на День святого Валентина, профессор Слизнорт приводил вампира, — сказала Кингзман. — Он был совершенно безобидным. Малфой едва не застонал в бессильной злобе, всё же прикрывая глаза рукой. Неужели Кингзман была настолько дурой, что действительно в это поверила? — Мисс Кингзман, вы хотите уверить весь класс в том, что Гораций привёл в Хогвартс… настоящего вампира? — кажется, в кои то веки мысли Маррея полностью совпадали с мыслями Малфоя. — Скажите, рядом с этим вампиром случайно не было оборотня или дементора? Инферала? Кого-нибудь, кто мог проверить ваш стакан на наличие запрещенных зелий? Маррей поднял руку, сразу же обрывая любые смешки, и оглядел каждого в классе разочарованным взглядом. — Кто-нибудь из вас вообще знает, кто такие вампиры, как они появляются, их особенности, в конце концов? Малфой заметил рядом с собой движение: Блисс быстро подняла руку. — Мисс Бромлей, встаньте, — сказал Маррей, и, сцепив руки в замок и положив на них подбородок, с улыбкой на неё посмотрел. Его сразу же захотелось лишить глаз и губ. — Мисс Бромлей, что именно вы знаете о вампирах? — Почти всё. По классу послышались смешки или откровенный, но тихий смех: в основном, конечно, над Блисс смеялись слизеринцы. — Хорошо, мисс Бромлей, давайте начнём с малого, — сказал Киллиан Маррей, предупреждающе посмотрев на каждого, кто смеялся. В классе мгновенно повисла тишина. — Как именно происходит обращение человека в вампира? — Самый первый вампир был создан при помощи магического ритуала, в тринадцатом веке, точный год… — Мисс Бромлей! — Маррей замахал руками, останавливая её. — Я понимаю, что вы уже не совсем дети, но здесь могут быть ранимые люди, так что, пожалуйста, давайте упустим весь ритуал, с помощью которого был создан первый вампир. Перефразирую вопрос: как начали появляться вампиры после этого ритуала? — Для непосредственного превращения обычного человека в вампира нужны следующие факторы: вампир, укусивший человека… — Думаю, об этом догадывался каждый в классе, — фыркнула Кингзман. — Вампиры такие редкие существа по одной причине: чтобы была вероятность превращения обычного человека в вампира, нужно сделать ровно шесть глотков крови, и сразу же отпустить жертву, — спокойно продолжила Блисс. — Ни больше, ни меньше. — Мисс Кингзман, в учебнике это написано? — Нет, профессор Маррей, — отвернувшись, ответила она. — Слышали поговорку — лучше пусть болят руки, чем язык? Думаю, я полностью с ней согласен. Пожалуй, я назначу вам отработку. В конце урока положите палочку на стол и как следует вымоете кабинет. — Но профессор Маррей, вы же говорили, что не назначаете ученикам отработки! — возмущенно воскликнула Кингзман. — Я сказал, что не назначаю ученикам отработки, потому что не хочу тратить своё время, — скучающе напомнил Маррей. — Вам повезло: сегодня у меня свободен весь день. Но о чем это мы? Мисс Бромлей, прошу вас, продолжайте. Блисс дернула головой, словно прислушивалась к какому-то ощущению. Но потом продолжила: — На этом проблемы не заканчиваются, — выдала Блисс, однако, сразу же взяв себя в руки. — Чтобы человек стал вампиром, его нужно закопать в землю ровно через шесть часов, в шесть утра, с первыми лучами солнца. И последнее — у человека, который превращается в вампира, не должно быть никаких проблем со здоровьем, порезов или царапин до непосредственного укуса, сильных травм в прошлом, и хорошая свертываемость крови. — Допустим, не смотря на все факторы, человек всё же стал вампиром. Что он должен делать дальше? — Ровно через шесть минут он должен выпить крови, — сказала Блисс. — Если этого не случится — полного превращения в вампира не произойдёт и, фактически, человек всё ещё умрет человеком, а не вампиром. — Каковы преимущества вампира перед обычными людьми? — Долголетие — как самое известное преимущество. Вампиры живут ровно пятьсот лет. Интересно, почему не шестьсот шестьдесят шесть? — Сам задаюсь этим вопросом, — он снова улыбнулся. Не кому-то из класса: именно Блисс. — Что ещё? — Солнечный свет им неприятен и да, опасен, но это связано в большей степени с психологическими факторами, нежели с физическими. Нет, конечно, вампирам может стать плохо на солнечном свету: так, как становится плохо людям от гриппа, мигрени, сломанных конечностей. Но в большей степени он воздействует на их мозговые центры. Долгое пребывание вампира на солнечном свете делает его неуправляемым, опасным для окружающих, и, в редких случаях, даже для себя самого. Пэнси подняла руку. Малфой старался на неё не смотреть. Пэнси была гораздо умнее Кингзман, и играла более тонко, более продуманно. Но что такого натворила Блисс, что она так себя ведёт? И почему не хочет говорить об этом? — Мисс Паркинсон, что вы хотели сказать? — Но, профессор Маррей, вампиры живут ровно пятьсот лет, это упоминается во всех трактах о них. Их ничего не может убить, это научно доказало. — Каким образом не убийства вампиров могут быть научно доказаны? — опешила Блисс. — Мисс Бромлей, мисс Паркинсон в чем-то права, — задумчиво сказал Маррей. — Сорок лет назад… — Магическое сообщество изловило одного вампира, — перебила его Блисс. — На нём проводили эксперименты, пытались сделать ему хоть что-то, даже выводили в цепях на солнечный свет. Это привело к тому, что вампир порвал цепи голыми руками и убил всех, кто принимал участие в экспериментах. Но, вы слышали о теории слабого места вампира? — Её исключили сразу же после этого эксперимента, — ответила на вопрос Пэнси. — Эта теория так и называется «слабое место вампира». Всё. Больше в ней ничего нет. — Мисс Бромлей, хотите что-то добавить? — Да, на счет того, что в этой теории ничего нет. Это не совсем правда. В тысяча девятьсот сорок втором году американский мракоборец, Сайзерленд Квирк, предположительно, смог понять, как можно убить вампира. Он выдвинул простую теорию — вампира можно убить, найдя определенную точку, своеобразное слабое место на теле. Стоило проткнуть её чем-то острым — и вампир сразу же рассыпался в прах. Пэнси снова подняла руку. — Мисс Паркинсон? — Извините, профессор, я ошибалась. В этой теории кое-что есть — глупость. Сайзерленд Квирк прославился до самой Англии лишь потому, что был больным психопатом. Он устроил массовое побоище в американском Министерстве магии, причем не палочкой, а обычным ножом. Каким-то образом заколол двадцать человек, прежде чем его обезвредили. — Его подставили. На секунду Малфой даже не поверил, что это сказала Блисс. Откуда она знает о таких вещах? Зачем думала над ними? Разве это стоило размышлений? Сейчас он был полностью согласен с Пэнси — Сайзерленд Квирк и вправду был больным психопатом. Ладно было бы пять свидетелей, ладно — десять, но в общей сложности буйство Сайзерленда Квирка видело более трехсот человек. Даже Блисс, с её гипертрофированным чувством справедливости, должна была это понимать. — Вы верите в это, мисс Бромлей? — серьёзно спросил Маррей. Блисс несколько секунд напряженно на него смотрела, после чего, улыбнувшись, ответила легкомысленным тоном: — Да. Вампиры, конечно, редкие существа, но всё же они есть в этом мире, а значит, и убить их можно. Пусть не тем же способом, что человека или оборотня — но можно. Каждого в этом мире можно убить, и глупостью было бы предполагать, что способа не существует. Маррей молчал, внимательно оглядывая Блисс, после чего вздохнул и спросил: — Скажите ещё три факта о вампирах, и можете садиться. — Теряют способности к колдовству, когда становятся вампирами, но при этом получают одну способность: гипноз, пирокинез, телекинез входят в самые распространенные теории об их способностях. Могут пить кровь живых людей, не иссушая их до конца и не убивая: укус вампира затягивается меньше, чем через минуту. Некоторым вампирам неприятен вкус настоящей крови: сказывается сложное превращение и человеческие качества. Но у таких вампиров есть небольшие бонусы к проведению досуга. — Какие бонусы? — поднял голову Маррей. — Связано с алкоголем, — ответила Блисс. — Но это уже будет четвертым фактом. — Садитесь, мисс Бромлей. Десять баллов Когтеврану. Тема урока: изучение кожного покрова вампира, степень твердости его костей, заклинания, которые могут оглушить вампира и, конечно, способы сбежать от вампира, потерявшего разум. Оставшаяся часть урока прошла за скрипом перьев и почти осязаемой тишиной. После того, как прозвенел звонок и Маррей задал домашнее задание, он сказал: — Если кому-то будет интересно — на моём столе вы сможете найти несколько коробок с автоматическими ручками. Не стесняйтесь — берите, забирайте с собой и спокойно пользуйтесь ими на моих уроках. Мисс Кингзман, стоять. Вас ждёт поистине увлекательная уборка класса. Малфой ждал Блисс на выходе, пока она собирала учебники и листы. Но прежде, чем окончательно выйти из класса, она обернулась и помахала Маррею. Тот вымученно улыбнулся, сразу же указывая на Кингзман, и помахал ей в ответ. — Как тебе урок? — спросила Блисс, оказавшись рядом с Малфоем. — Лично я ощущаю небывалый прилив энергии. Вот, значит, какого это — чувствовать себя умным на Защите от Темных Искусств. Теперь я стала лучше понимать причину твоего раздутого эго. — Думаю, дело не только в уме, — сказала Пэнси, неслышно к ним подошедшая. — Не понимаю, о чем ты, — подняла брови Блисс. — Неужели? Тогда объясню, — любезно сказала Пэнси. — Ты сегодня была не только самой умной на уроке, но и показала каждому, что являешься любимицей нашего нового преподавателя. Блисс комично открыла рот. — Правда? А я-то полагала, что мой ответ был блестящим, а Бланш повела себя крайне невоспитанно, вот и получила отработку. А тут, оказывается, слухи, предположения, тайные знаки, сопоставив которые, мы приходим к выводам, что я — любимица учителя. Ты раскрыла мне глаза, Пэнси! Пэнси посмотрела на неё с таким отвращением, с которым, пожалуй, редко смотрела на Тёмного Лорда, когда он не видел её взглядов. Блисс невольно отступила на шаг — но не столько из-за испуга, сколько из-за того, чтобы лучше видеть Пэнси. — Можешь мне объяснить, что я тебе сделала? — прямо спросила Блисс. — Последнее время ты ведешь себя так, словно я при тебе утопила корзину с котятами или нанесла увечье кому-то из твоей семьи. В чём дело? Что не так? Мы же неплохо общались. — Прекрати делать вид, что не понимаешь, — зло сказала Пэнси. — Но я правда не понимаю! — воскликнула Блисс. — Мы увиделись на каникулах, и тут — такие разительные перемены. Давай поговорим об этом. — Сайзерленд Квирк. — Что — Сайзерленд Квирк? — растерялась Блисс. — Защищаешь его, да, Бромлей? — Пэнси снова говорила спокойно, апатично. — Защищаешь подобных себе? Неудивительно. Пэнси, развернувшись, пошла от них прочь. — Я по-прежнему ничего не понимаю, — заключила Блисс, смотря вслед Пэнси. А Малфой снова вернулся к мыслям о Сайзерленде Квирке, словах Блисс о его невиновности и последствиях. — Почему ты не промолчала? — сквозь зубы процедил Малфой. — О, теперь и у тебя претензии? — иронично спросила Блисс. — Бромлей, дело даже не в том, что Сайзерленд Квирк убил людей, нет! Он убил людей на конференции по поддержанию дружеских отношений между Министерствами магии! Там было не только Министерство США, но и Министерство Франции, Австралии, Италии, кого там только не было! Англия, как ты можешь догадаться, была в их числе. — Я знала об этом, — подтвердила его опасения Блисс. — И? Что дальше? — Ты же знаешь, что это произошло сорок лет назад, да? — Ты можешь сразу перейти к сути? — У двух учеников Хогвартса там убили родственников, — Малфой смотрел на неё в бессильной злобе, не зная, как сказать так, чтобы до неё дошло. — Бромлей, ты вообще представляешь, что натворила? Или ты думала, что об этом никто не узнает? Так вот, развею твои сомнения — об этом скоро будет говорить весь Хогвартс. Ты, уж не знаю, как, перешла дорогу Пэнси, и сегодняшняя ситуация — отличный способ сильно тебе насолить или устроить настоящую травлю. — Да мне плевать, — сказала Блисс. Малфой только усмехнулся в бессильной злобе. Конечно, ей было наплевать. Блисс снова выглядела уставшей. Она потянулась, прикрывая глаза. Солнечный свет, лившийся из окон, отразился полосами на её лице. — Слушай, я не позволю, — сказал Малфой вещь, которая была очевидна для него, но возможно, не очевидна для неё. — Никакой травли не будет. Если что — у меня в арсенале есть прекрасные заклинания. Или я возьмусь за нож, прямо как Квирк. Кажется, ты у нас любишь плохих парней? Блисс как-то странно посмотрела на него, а потом засмеялась счастливо, громко, и смех её отзывался вибрацией где-то там, где должно биться сердце. — О мой бог, я обожаю, когда в тебе просыпается вот это, — сказала Блисс, коснувшись ладонью его щеки. — Правда, обожаю. Пошли, проводишь меня до башен, мне нужно взять кое-какие учебники. Ты не представляешь, как поднял мне настроение. Малфой проводил её до башни Когтеврана, и, подождав, пока Блисс ответит на вопрос клюва, спросил: — У нас ещё есть сдвоенные пары? — Нет, — ответила Блисс. — У меня вообще осталось две пары, так что после обеда я полностью свободна. — Не всем так повезло, — хмыкнул Малфой. — Увидимся за обедом. Блисс поцеловала его в уголок губ. *** Блисс разглядывала кровать и всерьёз думала о том, чтобы пропустить астрологию и поспать несколько часов, как следует завернувшись в одеяло. Решение проблемы было глупым — но Блисс оно всегда нравилось. И практически всегда помогало. Стоило поспать — и все проблемы исчезали. Увы, эта проблема вряд ли бы исчезла. Ей действительно стоило промолчать. И не из-за травли или пакостей, — что за детский сад устраивала Пэнси? — а из-за своего личного спокойствия и комфорта. Если Пэнси или Бланш действительно начнут говорить, то пристального внимания не избежать. А это было последним, что ей требовалось. Кстати, о требовании того, что ей необходимо. Блисс достала письмо, которое добыла с таким трудом. Последний месяц она только и делала, что старалась о нём не думать. Может быть, нормальная жизнь была не так уж и плоха. Может быть, ей действительно стоило всё отпустить, и все факторы твердили, что да, стоило. Всё было относительно спокойно, место Теневой сущности так и не удалось найти, а Гермиона ясно дала понять, что магия рун и возможность их проводников невозможна. Зачем было возвращать прошлое, которое явно принесло одни лишь беды? Блисс пока что не знала ответа на этот вопрос. Но, может быть, когда-нибудь узнает. И пожалеет, что перестала бежать. Перестала бежать. Блисс разозлилась на саму себя. Опять, значит? Опять пускать всё на самотек и ждать развязки? Ну уж нет. Больше она такого никогда не сделает. Блисс решительно открыла письмо. И дотронулась до кромки исписанной бумаги, успев подумать о том, что сесть на кровать — было хорошим решением. Под веками привычно вспыхнула вереница золотой пыльцы. И, оставаясь последние мгновения на краю сознания, Блисс подумала, что очень ей рада. *** София вздрогнула. София встала посреди очередного куплета Теодоры Сандро и едва ли не побежала к выходу, попутно извиняясь перед шипящими вслед зрителями. Они вели себя, как змеи. Они вели себя, как Айвори, и Софии казалось, у всех них было лицо Айвори. София остановилась лишь посреди парка, спряталась за листьями и деревьями, попыталась слиться в красных лучах солнца, сделала попытку последовать за закатом. «Есть такие, как и мы». — Что за ты за человек такой, Айвори? — прошептала София. — Человек, который хотел дослушать эту невыразимо скучную оперу. Когда ты убежала, эта Теодора Сандро брала особенно высокую ноту. Интересно, так же кричат подстреленные птицы, на которых охотился Чарльз? Айвори встала перед ней, загораживая темно-зеленые листья, загораживая красноватые отблески заката. Айвори мотнула головой, и София увидела вновь, что среди прядей её волос что-то пыталось выпутаться. — Как можно желать кому-то такой жизни? Как можно радоваться такому? — Я предполагаю, что у них другая жизнь. За ними не охотится повернутый псих. Их не хотят принести в жертву. Возможно, они счастливы, в своём мире. — Каком же мире? В стеклянном? В том самом стеклянном мирке, в который ты, якобы, не веришь? Айвори осела на листья, разбросав подол своего платья по земле. Айвори выглядела задумчивой и в какой-то степени даже печальной. Айвори не отвечала ей, и София поняла, что Айвори, эта Айвори, — ничего стеклянного, — всё же верила в стеклянный мир. В свой собственный, стеклянный мирок, в котором всё обязательно будет хорошо. — У всех нас есть стеклянные миры, София. И иногда, но только иногда — мы можем о них помечтать. — Потому что иногда — не считается? — Да. Именно так. Айвори встала с листьев, дернув себя за прядь волос. София глубоко вздохнула и дотронулась до её волос. София достала мёртвую птицу. *** Белый. Желтый. Белый. Желтый. Айвори. Вот, значит, как звали самое отвратительно существо, которое когда-то знала София Саммер. Блисс много не поняла из их разговора — про стеклянные миры, миры, в которых жили другие люди. Блисс поняла кое-что другое. За ними кто-то охотился. Они убегали. И, получается, во время одного из своего побегов, они решили… послушать оперу? Или Айвори решила послушать оперу, а София, конечно, была против. Блисс не понимала, что происходило в этом воспоминании. Блисс оно не дало ничего ровным счетом. «Повернутый псих». Нет, не то. «Принести в жертву». Зачем кому-то приносить в жертву другого человека? Ради чего, ради какой цели? Что это вообще значило? Блисс подошла к зеркалу, взяла расческу и несколько раз провела по волосам. — Поздравляю, Блисс Бромлей, — сказала она своему собственному отражению. — Твой личный поезд катится прямиком в ад. Блисс, к своему собственному удивлению, смогла дойти до кабинета астрологии и даже отвечала на поставленные вопросы, заработав семь баллов для своего факультета. Когда она пошла в Большой зал, то не успела заметить, как лестница поменяла направление и поехала на третий этаж. Зато она заметила кое-что другое: падение. Она упала во второй раз, но теперь она чувствовала, что что-то не так. Падение было неправильным. Она просто стояла, а потом её нога подкосилась, стоило только мельком посмотреть на одну из дверей третьего этажа. Как будто условный рефлекс. Блисс решила дойти до этой двери — но позже, и, вероятнее всего, с Гермионой. Она могла многое знать об этом месте. — Блисс, садись к нам, — неожиданно воскликнула Гермиона, когда Блисс прошла мимо их стола. Блисс улыбнулась и села рядом. Выходит, слова о том, что Гермиона не против ей помогать, не были пустыми. Это было приятно. — Привет, Гарри, Рон! — Привет, Блисс, — почти хором ответили они. Рон сидел, уткнувшись в газету, а Гарри ответил на улыбку Блисс. — Давно не виделись. — С окончания бала, — напомнила Блисс. — Не так уж и давно. Извини, не возражаешь, если я поговорю с Гермионой? Мне нужно кое-что уточнить. — Конечно, — добродушно улыбнулся Гарри и, придвинувшись к Рону, заглянул в его газету. — Так что ты хотела… — начала Гермиона, но неожиданно была перебита громким криком: — Ты! Ах ты… Блисс удивленно подняла глаза. Эбби Абель, вставшая из-за стола, метала молнии, смотря на Блисс с откровенной злобой и презрением. — Что не так? — сразу спросила Блисс, прекрасно зная, что прежде, чем ей вразумительно ответят, придётся выслушать очень, очень многое. — Я знала, что ты с приветом, но чтобы настолько! — продолжала распаляться Эбби. — Как тебя земля только носит, с таким-то мнением! — Полагаю, точно так же, как и те миллиарды людей, у которых есть своё мнение, — аккуратно предположила Блисс. — Ты… да как ты… На секунду Блисс даже испугалась. Ей показалось, что Эбби действительно начала задыхаться. — Ты… как ты посмела… Квирк… он… Квирк… — Она что, называет тебя странной и считает, что это оскорбление? * — шепотом спросила Гермиона. — Нет, тут в другом дело, — поморщилась Блисс. — Эбби, послушай, я… — Не смей говорить со мной или обращаться ко мне ты, мерзкая… какая же ты мерзкая! Эбби неожиданно встала из-за стола, подошла к Блисс, и замахнулась. Блисс не знала, как ей удалось; не понимала, как, при её-то координации, ей стало казаться, будто рука Эбби доносилась до её лица с какой-то медлительностью; Блисс легко перехватила руку Эбби, отбросив её, как недавно отбрасывала водоросль. В Большом зале замолкли все. — Ты что, действительно хотела дать мне пощечину? — на всякий случай уточнила Блисс. — Эбби, напомни, мы точно учимся на одном курсе? — Не смей называть меня по имени, — прошипела она. — Как ты можешь его защищать? Там был мой дядя! Он убил моего дядю! Что теперь скажешь, а, Бромлей? Блисс знала, что это шанс. Шанс сказать, что она была не права. Сказать, что она ошибалась, и те слова были ошибкой, и что ей — очень жаль дядю Эбби. — По-прежнему останусь при мнении, что Квирка подставили, — сказала Блисс. Зал начал отмирать: гул стал становиться сильнее, послышались перешёптывания, разговоры во весь голос. «Квирк?». «Тот самый Квирк?». «Кто такой Квирк?». «Сайзерленд Квирк? Убийца-психопат? Она действительно сказала, что его подставили?». «У неё что, не все дома?». «Кто, в здравом уме, будет говорить о невиновности Сайзерленда Квирка». Блисс резко встала из-за стола. — У меня пропал аппетит, — сказала Блисс, обращаясь больше к Гермионе, чем к кому бы то ни было. — Я пойду, пожалуй. — Я тебя провожу, — сказала Гермиона, вставая вместе с ней. — Пошли. Я тоже перехотела есть. Блисс чувствовала спиной прожигающие, удивленные, непонимающие, ненавистные взгляды. Когда они вышли из дверей Большого зала, Блисс, усмехнувшись, сказала: — Вот что бывает, когда не можешь вовремя закрыть рот. Не повторяй моих ошибок. — Ты храбрая, — неожиданно сказала Гермиона. — Я… думала, что ты смолчишь, или скажешь, что была не права. — Так было бы легче, наверное. — Было бы, — признала очевидное Гермиона. — Но не лучше, правда же? Блисс осмотрела её, после чего удивленно рассмеялась. — Скажи, ты случаем не знакома с Ламбером Францем? — Нет, — подумав, ответила Гермиона. — Кто это? — Не важно, — хмыкнула Блисс. — Гермиона, можешь мне помочь кое в чем? Когда в следующий раз окажемся в Хогсмиде — я плачу. — Это вовсе не обязательно, — засмеялась Гермиона. — Конечно, я тебе помогу. Что именно нужно делать? — Увидишь, — неопределённо сказала Блисс. — Иди за мной и смотри на меня внимательнее, хорошо? — Ладно, — ответила Гермиона. — Скажи, почему ты тоже считаешь, что Сайзерленд Квирк невиновен? — Тоже? — переспросила Блисс. — Так ты… — Да, — на лице Гермионы проступила самая настоящая усмешка, бессильная и ироничная. — Я знаю, что в тысяча девятьсот сорок втором году, как раз тогда, когда Квирк выдвинул свою теорию слабого места, с ним произошло что-то ужасное. Он винил в этом Министерство. Министерство магии разных стран устраивают дружеские приёмы раз в пять лет. То есть, первые два раза он решил отдохнуть на курорте, а после, в возрасте восьмидесяти двух лет, заявился на приём… с ножом? За пятнадцать лет можно придумать сопособ подорвать несколько Министерств, если так сильно не хочется использовать магию. — По поводу ужасного, что произошло в жизни Квирка. Ты знаешь про первого вампира, которого удалось словить волшебникам? — Да, — вздрогнув, ответила Гермиона. — Ужасная история. Отвратительная. Знаю, нехорошо так говорить, но… — Они пострадали исключительно из-за своей жестокости, — договорила за неё Блисс. — Пожалуй, я бы лучше и не выразилась, — признала Гермиона. — А при чем здесь этот вампир и Квирк? — У этого безымянного вампира было имя. Рассел Квирк. Гермиона остановилась в тот момент, когда они почти подошли к лестницам. Блисс не стала её торопить. Понимала, что ей нужно всё обдумать. Сопоставить. Прийти к определенным выводам. — Откуда ты это знаешь? — вот и всё, что спросила Гермиона. — Сайзерленд Квирк и мой дедушка были хорошими друзьями, — Блисс даже не думала врать Гермионе. Почему-то ей казалось, что в этот раз можно сказать правду. — Так вот почему… — Да, — Блисс замолчала, раздумывая, как продолжить. — Наверное, это глупо, верить в невиновность человека лишь потому, что в этом уверен кто-то из близких людей. Особенно если учитывать то, что Квирк косвенно винил себя в смерти сына. Когда Рассел стал вампиром, он сказал отцу, что у него есть смутное чувство, будто и его жизнь можно прервать. Квирк рассказал об этом только двум людям: моему дедушке и своему близкому коллеге. Коллега донёс эти сведения до министра магии США. А что было дальше, ты знаешь. — Это не глупо, — вот и всё, что ответила Гермиона. — Верить тем, кто тебе дорог — одна из самых правильных вещей в этом мире. Когда они поднялись по лестнице, и та стала привычно менять направление, Блисс напомнила: — Смотри на меня. Стоило Блисс только увидеть дверь, она сразу же споткнулась. — Блисс, ты как умудрилась? — растерянно спросила Гермиона, оглядывая её. — Не ушиблась? — Я в порядке, — сказала Блисс, снимая мантию. — Давай ещё раз. И в этот раз смотри на мои ноги. Гермиона кивнула, явно не понимая, что происходит. Когда лестница стала приближаться к двери третьего этажа, ноги Блисс снова подкосились. Гермиона не засмеялась, не сказала ничего про совпадения. Напротив — она внимательно осматривала Блисс. — Давай ещё раз, — сказала Гермиона. — Хочу кое-что проверить. Третий раз прошел по такому же сценарию. Как и четвертый. — Я думала, что мне показалось, но нет, — сказала Гермиона, когда они встали напротив двери. — Твои ноги подкашиваются за несколько секунд до соприкосновения пола с лестницей. Это первое. — А второе? — Сначала у тебя дергается левая нога. После чего подкашивается правая. Это выглядит так, будто ты просто споткнулась, но если смотреть внимательно, выглядит слишком одинаково. — Ты не знаешь, что находится за этой дверью? — спросила Блисс. Гермиона замялась, посмотрела на Блисс, потом перевела взгляд на дверь, потом — снова на Блисс. И так несколько раз. — Пообещай, что не пойдёшь туда, — наконец сказала Гермиона. — Я подумаю над этим, — не стала врать Блисс. На секунду ей показалась, что Гермиона закатит глаза. — Коридор третьего этажа. Он давно заброшен и туда нельзя заходить. И, Блисс, чтобы не случилось с твоей ногой, поверь мне, это того не стоит. Там происходили действительно ужасные вещи. И Блисс поверила в это. Более того: Блисс точно знала, что Гермиона была права. В тех коридорах, в том, что под ними, действительно происходило нечто ужасное. ___ Quirk (Quirke) — причуда, уловка, странность.