Шум шагов эхом раздавался по мрачным коридорам темницы. Стражник, носящий такую нелепую для этого мира фамилию — Бесоявленский, исподлобья взглянул на остановившихся перед ним мужчин.
— Двоих не пущу! — взвизгнул тонким голосом мужчина. — Боярин Сафронов сказал, что только один допрос вести будет.
«Пусть в аду горит боярин, и ты вместе с ним» — подумал про себя князь Гецаев, а в слух проговорил:
— А никто, Павлуша, в камеру вдвоем идти и не собирается. Допрос будет вести князь Паниковский, я же здесь так, на всякий случай.
Смерив опричников подозрительным взглядом, Бесоявленский открыл дверь одной из камер, пропуская Алексея внутрь.
Тот, кому предстояло беседовать с князем, сидел на полу, прижавшись к стене спиной. Одежды местами были порваны, а некогда богатый кафтан теперь напоминал жалкую пародию на себя.
Это был юноша, совсем ещё мальчик, двадцати двух лет отроду. Тёмные, почти чёрные волосы, отросли почти до плеч, неприятно спадая на лицо. В тёмно — карих глазах, казалось бы, навсегда потух огонек жизни.
Прекрасное лицо юноши уродовали многочисленные синяки и ссадины, и Паниковский боялся себе представить, сколько осталось их на теле после «допросов» боярина Сафронова.
Словом, если бы князя попросили описать этого молодца, то он бы точно сказал, что на того кравчего Высоцкого, которого он знал, этот человек не похож ничем.
— Жив ли ты, Денис Станиславович? — тихо проговорил Алексей, присаживая на корточки напротив юноши.
— Вороги не дождутся, княже, — юноша выдавил из себя ухмылку, прикрыв глаза, — Что, и ты, Брут? Тоже пытать меня изволишь? Только вот, келарь, всё я рассказал неделю раннее, что сам знал.
— Что ж ты, боярин, зверя бессердечного из меня делаешь? — разозлился князь, пододвигая к стене скамейку и помогая Высоцкому на неё сесть. — Я вот тебе воды да хлеба немного принес. Какая — никакая, а трапеза все же.
Немного отпив воды, бывший кравчий усмехнулся, думая о чём — то явно невеселом.
— Вот оно как бывает, Лексей, — проговорил юноша, протягивая князю флягу, — Ещё неделю назад я тебе чарку с царского стола подносил, а теперь ты меня пожалованной государем пищей потчуешь. Да ещё и в таких вот условиях. Так что знать хотел, княже? Не только по доброте душевной явился ты сюда, надо понимать?
— Ты, Денис Станиславович, — начал Паниковский издалека, — Говаривают при дворе, близок был с колдуном — мельником. Не отпирайся, боярин, Сафронов, псина старая, выдал то, что часто ездил ты на старую мельницу. Так вот что узнать мне надобно: не скрывает ли Пахом чего? Не он ли подсобил государю Петру на тот свет так скоро отправиться?
— Слышу звон, да не ведаю, где он, — рассмеялся Высоцкий, запрокидывая голову назад, — Верно, Алексей свет Анатольевич, бывал я на мельнице той, да только до старика дела мне нет. У меня там свой интерес бывал — внучка мне его, Ангелина, к сердцу прикипела. Приглянулась мне красна девица, да и погибелью моею стала. Вот же дьявол, всё так, как и предсказывала Бантеиха, дерите её черти!
« Господь, только этой старой ведьмы в этой запутанной истории не хватало!» — тоскливо подумал князь, сам отпивая воду из фляги. Но то, что оговорен был кравчий, теперь не поддавалось сомнению. Осталось это только доказать, да вот только как?
— А вот наш любезный боярин Сафронов, — юноша отломил от каравая небольшой кусок, — Частенько у мельника бывал, княже. И не просто за снадобьями или советом ездил, как ты да князь Гецаев, а за самыми настоящими ритуалами магическими. И княженка с собой, Турчина проклятущего, тоже пару раз с собою привозил. Пахом у того способности к маги чёрной разглядел, да и прав оказался: мальчишка из книги магической немало заклятий знает, да ещё, как сам красовался, снадобья умертвительные готовить мостак.
— Самовольно, получается, он Ивашку на тот свет отправил, — мрачнее тучи стал князь после сделанных им верных выводов.
— Слыхивал я, друже, — продолжил после минутного молчания Высоцкий, — Про прочество одно, которое жизнь нашу полностью изменить может. Машка, что колдовству у Бантеихи обучается, и говаривала мне об нем. Мол, сама Наталья лично его составляла, а помощь ей в этом матушка — царица наша оказала. И государь покойный знал его, как пять перстов своих, и делал все для того, чтобы не сбылось оно. И Сафронов знавал о нём, поэтому и частил в гости к старому смутьяну. Ты бы, князь, лично к Бантеихе съездил, она тебе много чего порасскажет. А я тебе, увы, подсобить ничем не смогу.
— И на том благодарствую, боярин, — Паниковский остановился у выхода, — И вот что, Денис Станиславович: казнь твоя через день намечается, но я обещаю тебе, что помогу тебе избежать её, во что бы мне того не стоило.
— От судьбы не сбежишь, княже, — тихо проговорил боярин в закрывшуюся дверь, не обращая внимания на фигуру, томившуюся до этого в глубине камеры.
***
После обеда князь Паниковский находился у себя в тереме, думая над словами бывшего кравчего. Никогда Алексей не сомневался в том, что множество неизвестных ему тайн хранил опричный двор, но то, что узнал он сегодня, немало обеспоило его.
« И зачем собаке Сафронову репутацию свою знакомством с Пахомом марать? — думал про себя князь. — Да и с княженком — содомитом как с сыном родным возится. Зачем ему это всё колдовство? Никак власти, в разы больше собственной, захотел? Тьма, одна сплошная тьма, и ни одного просвета, ни одного ответа на вопросы…».
Дверь в светлицу скрипнула, и на пороге показалась Маргаритка, дворовая девка князя.
— Батюшка Лексей свет Анатольевич, — робко проговорила девушка, опуская глаза в пол, — Князь Платонов изволил к тебе пожаловать, что им ответствовать?
— Пущай сюда идет, — велел князь, — Вели, Маргаритка, трапезу подавать, да медовуха чтоб получше была. А то знаю я вас, любите вы с Илюшей жульничать.
Девица исчезла, а через минуту в помещение зашел Платонов.
— Ну, княже, — Никита Юрьевич скинул шубу и поправил кафтан, затем уселся за стол, — Сказывай, чем твой визит к кравчему нашему закончился.
Рассказал Паниковский другу всё, что ему удалось выведать у Высоцкого. Князь внимательно слушал, мрачнел с каждым словом, а затем, сделав глоток медовухи, проговорил:
— Про пророчество это и я слыхивал, Алексей, да и не от кого — нибудь, а от самого покойного государя, года три назад. Подробностей, прости уж, не упомню, но говорилось там о деве заморской, что для народа русского спасением станет. Уж не о княжне ли Марии речь там велась?
При упоминании государевой невесты сжалось сердце князя Паниковского от тоски. Вспомнилось ему, как вчера, во время пира, никого не стесняясь, отплясывала со скоморахами да шутами рыжеволосая красавица, облачившись в русские одежды, да смеялась так звонко, что до сих пор этот смех в ушах стоит. А ещё взгляд царя Александра на избранницу свою вспомнился: холодный то был взгляд, безразличный.
« — Никак Алексашка свою княжну Новосёлову забыть не может, — сказал во время пира Роман Алексеевич, — Виновным себя считает в смерти её, да только в чём его вина? Илона, чай, сама с лошади этой несчастной убилась, никто её не толкал.»
А Мария… Милая, прекрасная, но несчастная девочка, улыбалась весь вечер государю так, что у князя от ревности, неизвестно откуда взявшейся, сердце кровью изливалось. Только один раз они во время пира взглядами встретились, что вывело Алексея из себя. Не нужны ему подачки от неё. А боль эта в сердце утихнет. Жил же как — то все эти годы без княжны Марии, и сейчас вполне проживет.
— Может, и о ней, Никита Юрьевич, — не опроверг версию товарища Паниковский, — А может, и о Юльке нашей. Вспомни, какого она происхождения.
— Эта шельма, княже, скорее поубивает всех, а не спасет, — рассмеялся князь Платонов, — Но всё может быть, всё. И вот что, княже: ты у Бантеихи этой всё же побывай. Баба она мудрая, но злющая, как змея. Меня она точно не примет, так как разошлись мы с нею после одного случая неважно, а ты для неё новый, тебе она, может, и расскажет то пророчество. По правде сказать, я не ведаю, где она с ученицами своими сейчас обитает, но ты у Витьки Голунова, или матушки его, Елены Валерьевны, выведай это. Они — то точно знают. Ладо, друже, пойду я, стемналось уже.
***
— Алёша, — позвали князя по имени тихим голосом.
Паниковский открыл глаза, а затем обернулся назад. Лес. Он находился в ночном лесу. Да не один, а с Марией.
Страшная перед князем картина открылась: красавица была привязана к дереву, вокруг которого круг огненный. И не подойти к ней никак, и круг этот словно заговоренный, всё уже и уже становился.
И чудилось мужчине, что наблюдает за ними кто — то. Привидился ему за одним из деревьев силуэт человеческий, кажущийся знакомым.
— Спаси их, княже, — сорвавшимся голосом попросила Мария, — Выполни волю мою, друг мой любезный.
И охватило то дерево страшное пламя, скрывая собою деву…
Князь проснулся в холодном поту. Давно ему не снилось таких реалистичных кошмаров.
Придя в себя, решил князь, что утром же разузнает у Голуновых, где живет эта Бантеиха, а в полдень отправится к ней. С этой чертовщиной пора было заканчивать.
Только к утру Паниковскому удалось заснуть снова.
