***
— Не замерзнешь так, Татьянушка? — красивая черноволосая женщина, княгиня Голунова, ласково потрепала сидящую на коне светловолосую женщину средних лет, опирающуюся руками о плечи её старшего сына. — Господь с тобой, Елена Валерьевна, — хрипло проговорила Ларина, позволяя Голунову поправить на себе шубу, — С такими — то спутниками, чай, не окоченею. — Ну, езжайте с Богом, — Елена помахала рукой вслед опричникам, — Наталье поклонитесь от меня. Погода была хорошая. Светило зимнее солнце, лучи которого красиво переливались на снегу. Ветер был достаточно тёплым. Дорога к Бантеихе проходила ровно через то место, где был в крайний раз раскинут разбойничий лагерь. Проезжая мимо той поляны, князь Паниковский краем глаза взглянул на «стоянку». То, что он увидел, очень удивило его. На расчищенной от снега земле лежало старое — престарое покрывало. На нем сидел невысокого роста черноволосый мужчина лет двадцати семи, одетый в довольно — таки приличного качества, как для разбойничьих, одежды. Перед ним лежала разложенная колода карт, по которой он, активно жестикулируя, что — то рассказывал «гостьям» лагеря. Гостьи те были две молодые женщины, прекрасно известные князю — княжна Гаврикова и будущая государева супруга, Мария. Рядом с ними, хмурый, как туча, сидел Митька, а вокруг него суетилась девчушка лет четырех, которая уговаривала отца* прогуляться с ней по лесу. «Мало ли что им понадобилось, — промелькнула в голове Паниковского здравая мысль, — О своём бабском, поди, погадать приехали. Почему меня это так волнует?». Всю дорогу до нужного им места в мрачных думах пребывал князь. У Бантеихи их уже ждали. Веселая девчушка с огненно — рыжего цвета волосами и более срьёзная темноволосая женщина восточной внешности встречали их ворот. — Ох, Витюшка, ох, негодник, — хохотала рыжеволосая, кутаясь в цветастую шаль, — Как к зазнобушке своей, да с бабою едешь, ох, непорядок, друже, непорядок! — Полно тебе, Манька, — проговорила другая ученица ведьмы, а затем тихо добавила, — Там и любви — то у них никогда и не бывало, так, одно название. Идемте, кромешники, Наша ждет вас. И боярыню с собою берите. Наталья и правда ждала их. Расставила по небольшому комоду лечебные снадобья, предназначенные, по всей видимости, для Лариной, а рядом — небольшая берестяная грамота, свернутая в трубку. — Иди сюда, голуба, дай посмотрю, что с тобою стряслось, — Бантеиха, как только гости переступили порок горницы, сразу же засуетилась вокруг Татьяны, — А вы, молодцы, присядьте — ка пока. Погоди, Витюша, опосля переговорим. А откуда я ведаю, куды этот юродивый подевался? Он ведь сам знаешь, человек вольной, сам себе государь. Осмотр женщины проходил около получаса. Измучанная, вымотанная Татьяна Ивановна была уведена в одну из опочивален Машкой после того, как приняла укрепляющий отвар. — Порча на ней была, — проговорила Наталья, пристально глядя на князя Паниковского, — Так вот ты каков, князюшка. Давненько я тебя поджидаю, да и то, зачем ты приехал, слишком долго у меня завалялось. Вот, батюшка, — ведьма протянула мужчине грамоту, — Домой как попадешь, так и прочтешь сразу. Ты умный малый, поймешь, о чем речь ведется там. — Благодарствую, — Алексей сжал в руке пророчество, — Чем обязан буду? Бантеиха хитро усмехнулась, поправляя на голове платок. — Потом, князюшка, сочтемся, — проговорила ведьма, — Но помни, кромешник, что затребую я то, что ценное для тебя, но ты не ведаешь об этом. Теперь же ступай домой. А ты, Витька, останься. Разговор у меня к тебе длинный есть. Ещё раз поблагодарив Наталью, Алексей вышел на улицу. На улице ещё было светло, примерно полдня прошло, а это значит, что к вечерней службе опричник успевал. Мужчина оседлал коня, и только собрался выехать со двора, как услышал женский насмешливый голос позади себя: — А с ключиками — то, мил человек, всё куда проще, чем тебе думается. Ответ на думу твою на поверхности лежит. Это была рыжеволосая Машка, искусно проникшая в голову опричника.***
Первое, что сделал Алексей, вернувшись с вечернего служения — отужинал, и дождавшись, когда Маргаритка с Илюшей всё уберут со стола, раскрыл грамоту. Аккуратным, даже слишком красивым, явно не Бантеихи, почерком, там были выведены следующие слова: «Настанет однажды день, когда люд грешный ответит за действия свои постыдные да бездуховные. И падёт тогда прежняя власть, взойдёт на престол новый государь, но не видать русичам счастья при нём. Тяжёлые, тёмные времена настанут для государства нашего на долгих два года и три месяца. И найдёт люд спасение в деве заморской, прекрасной, как сама Луна. Дева та предназначалась в жены государю новому, но не бывать этому! Люб сердцу и душе Спасительницы молодец будет, что не ведовал до этого об истинном своём предназначении. Но обретет молодец то, чего у него доселе никогда не бывало, и откроются очи его ясные на житие своё и народа его. Много преград предстоит молодцу и деве тем преодолеть, превеликое множество бед будет на их пути. Но откроют они мир новый, никому раннее из живущих с ними в одно время, неизвестный. Разрешатся все проблемы русичей, и только тогда воцарит спокойствие на земле нашей. И будет так! Да взойдет над нами новое Солнце!..» Многое понял князь после прочтения. Нехорошо себя почувствовав, он направился в опочивальню. Там, достав из старой ветхой шкатулки причудливый ключик с сапфиром на верхушке, Алексей долго ещё сидел на постели, глядя в окно. «Мария… Всё — таки Мария», — печальная мысль не покидала его. Как и маленькое теплое чувство надежды на личное счастье, зарождающееся в глубине его потемневшей за все эти годы души.