***
Город умылся и теперь блестел на солнце мокрыми стенами домов. Может быть, они не были красивы в своей старине и казались жалкими из-за красных ран — кусков кирпичных стен, которые выглядывали из-под штукатурки — но Зику было всё равно. Он ещё немного постоял на платформе, прислушиваясь к удаляющемуся шуму, и легко взбежал по ступенькам перехода — навстречу живому потоку голосов и лиц. Кто-то пытался обогнать его, и, кажется, Зик даже слышал раздраженное, злое сопение за спиной: мол, для чего тебе длинные ноги? В толпе слились голоса десятков людей, и в безликом шуме он не смог различить знакомый голос, когда, замешкавшись, задел плечом тучного мужчину. Эта встреча потрясла его и словно выбила из реальности. Радостное ощущение опьяняло, но Зик запретил себе поддаваться ему. Он старался идти быстро, чтобы встречный ветер отрезвлял, выводил сладкий дурман из головы. Это было неправильно — чертовски неправильно. Да, то, что хранила память, было глупо и неприятно — Зик прекрасно отдавал себе в этом отчет: воспитание не позволяло ему опускаться до истеричных романтиков, которые шли в ад и возносились в рай, повинуясь горячему сердцу. Но то, что он испытывал сейчас, было сродни шагу в пропасть: Зик знал, что это погубит его. Опомнившись около магазина, который находился в двух кварталах от конторы, он даже удивился. Куда делся путь от перехода до площади, где он свернул на узкую улицу? Когда он успел пройти мимо проезда во двор, через который видны толстые трубы старого завода? Наверное, из-за того, что многие годы здесь ничего не менялось, Зик видел, но не замечал: дома появлялись и тут же исчезали из памяти, словно мир существовал только в его сознании и сразу растворялся, стоило ему пройти десятку шагов. Сознание прояснилось только тогда, когда взгляд наткнулся на что-то новое, непривычное – витрину магазина. Магазин. Место, в котором женщины без стеснения снимают обувь и приподнимают юбки, рассматривая плавный изгиб лодыжки, переходящий в невысокий подъем. Они меряют шагами помещение и шевелят пальцами, которые упираются в острый носок. Пик — его прежняя Пик — мечтала когда-нибудь надеть туфельки, похожие на те, что выставлены сейчас на витрине, и танцевать в них, изящно скользя по залу. В мыслях она носила лёгкие платья и ходила на каблуках. В реальности же — надевала форму и натягивала жесткие, столько ненавистные ей армейские сапоги. Зик остановился, оглянулся по сторонам и, словно опасаясь кого-то, подошел к витрине. Он хмуро, словно пытаясь оправдать секундную слабость, всматривался в шёлк и кружева через своё отражение. — Мистер Йегер? — знакомый голос вывел его из оцепенения. Зик отступил на шаг, чуть не запнулся и, наконец, посмотрел на говорящего — холодно и немного свысока. Так, как всегда смотрел на тех, кто находился у него в подчинении. — Доброе утро, Райнер. — он стряхнул с пальто невидимые пылинки, заглянул в глаза этому мужчине — молодому, здоровому мужчине — и содрогнулся. В глазах у Райнера была лишь беспроглядная тоска. — Нам ведь по пути, — Зик усмехнулся и махнул рукой куда-то в сторону конторы, — поэтому я провожу, а то ты свалишься там у первых ступенек. Думаешь, нам есть, кем тебя заменить? - Странно. Ещё утром вы даже со мной не поздоровались. - Боже мой, - Зик криво улыбнулся, - так вот кто это был! Так и знал, что нельзя толкать тучных мужчин в черных пальто: ни к чему хорошему это не приводит. Он достал сигарету, но, не нащупав в кармане зажигалки, положил обратно в пачку. — Черт, я даже спички не взял. Однозначно это — моё наказание. — У вас что-то случилось? — словно очнувшись, спросил Райнер. — Нечем закурить. — коротко ответил Зик. Послышалось шуршание, и вскоре из внутреннего кармана пальто, которое ели-ели сходилось на широкой груди, показался картонный коробок. — Спасибо. — заслонив рукой пламя от ветра, он с удовольствием затянулся. На секунду контуры бледного лица очертил оранжевый цвет. Зик неспешно выдохнул бледный дым и задумчиво, немного снисходительно посмотрел на человека, который отчаянно боролся против судьбы, но — это Зик определил по тёмным кругам, которые залегли под глазами — проигрывал. — Райнер, сколько ты спишь? — спросил он, когда они поднимались по лестнице, ведущей к двери конторы. — Думаете, это сказывается на моей работе? — Я ничего не думаю, — перебил его Зик, — но когда я вижу, как ты медленно убиваешь себя и заражаешь этой скверной всё, чего касаешься, мне становится страшно. Пойми… Тут их подхватил живой поток, и он невольно замолчал. Кто-то несильно, но зло толкнул его в плечо, и Зик поднял сумку над головой. Из-за роста похожий на одинокую башню, возвышающуюся над толпой, он терпеливо ожидал своей очереди, чтобы через узкие двери протиснуться в мир ламп, листов, букв. Листы заваливали столы, и слова — эти бесконечные слова — неиссякаемым потоком лились на бедных людей. — Пойми, — продолжил Зик, когда догнал Райнера уже в помещении, — в том, что мать повесилась, нет твои вины. Она просто очень любила твоего отца, а он оказался настоящим козлом. Райнер поджал губы, но ничего не ответил начальству — только бросил на Зика взгляд, полный молчаливого презрения. — Ты оставался хорошим сыном до самого конца. Заботился, не забывал… Это самое главное. Не всем выпадает такая роскошь. — Личный опыт? — со скрытой болью, насмешливо спросил Райнер. Зик весь подобрался, ощетинился, и какая-то ответная злость, которую он едва смог скрыть, поднялась в душе. — Нет. Но я живу дольше тебя, и кое-какой опыт у меня есть.***
Он скинул пальто и тяжело сел на стул. Впереди был рабочий день, но с утра настроение было безнадежно испорчено. Даже воспоминание о Пик не придавали ни сил, ни желания заниматься любимым делом. Достав книгу, Зик положил её под световой круг от лампы на стол, рядом со стопкой договоров. Зажмурившись, он провел рукой по лицу, словно мог этим движением снять тоску и усталость, накопившиеся за неделю. С другого конца помещения, на секунду оторвавшись от очередного перевода, из-за своего стола ему помахала рукой Фрида. Зик слабо улыбнулся, постучал по отцовским часам, которые носил на правой руке, и спросил одними губами: «Встретимся во время перерыва?». Девушка засмеялась и охотно кивнула. До слуха Зика донеслось её тихое «конечно». Он чувствовал себя паршиво: из-за утренней встречи поддался порыву и решил помочь Райнеру, который, видимо, хотел только одного — запереться в комнате и никогда не выходить на улицу. Но было больно видеть, как его сильное тело горбится под грузом одиночества и горя, которые свалились а него вместе со смертью матери. И поэтому Зик обязан был поговорить с Фридой. Возможно, она бы поделилась с Райнером частичкой своего оптимизма, который, казалось, мог вынести даже самые жестокие шутки судьбы. Его мысли прервало жужжание. Он достал телефон и сощурился, силясь прочитать сообщение на экране без очков. « Доброе утро, мой мальчик. Надеюсь, ты не забыл, что сегодня мы ждем тебя на семейный ужин. Не опаздывай. Целую, мама».