Забытая студия Sillyvision

— Ты что делаешь?       Войдя в «святилище» Сэмми, Норман обнаружил кроме музыканта ещё и Уолли. Уолли занимался чем-то ну очень странным. Он сидел за столом с миской чернил и, судя по жестам, пытался слепить из чёрной жижи подобие снежка. Заметив киномеханика, Сэмми устало кивнул и махнул рукой в сторону Уолли, мол, да чёрт знает, что он творит, не обращай внимания. — Норман! — радостно возопил уборщик, повернувшись к другу. — Ты не представляешь!       Следующие несколько минут Норману пришлось выслушивать восторженные речи Уолли о том, что парень теперь будет работать с «Gent», потому что Джоуи и Том его порекомендовали, и заниматься он будет ничем иным, как разработкой самой Чернильной Машины, которая создаёт из чернил ростовые фигуры. Восторгу Уолли не было предела, а вот Норман пока не сошёл с ума от радости и здраво оценивал ситуацию. Не нужно было являться каким-то профессионалом, чтобы понять: бред сумасшедшего. И Сэмми тоже прекрасно это понимал. Какой дурак решил, что из чернил можно что-то слепить? Дрю? Но ведь в «Gent» же работают умные образованные люди! Кто это там столь умный, что согласился на подобный проект?! Явно выпускники той же школы, в которой был отличником Уолли. Да, уважения к корпорации у Нормана сразу поубавилось. А ведь они делают неплохие штуки… — И что это? — уточнил Норман, кивая на миску.       Уолли растерялся, но через пару секунд бодро объяснил: — Я просто пытаюсь понять, как придать чернилам нужную форму. А то они слишком жидкие.       Норман снисходительно кивнул. Ну пусть, пусть. — Слишком жидкие? — уточнил Сэмми, с трудом сдерживая смех. — Слишком жидкие, — с поражающей наивностью повторил уборщик. — Поставь в морозилку на полчаса.       Уолли успел восторженно ахнуть, вскочить, схватив миску, броситься к выходу и поблагодарить Сэмми, прежде чем на него снизошло озарение. — Да ты что?! — возмутился он. — Ты специально?       Сэмми ухмыльнулся и снова уставился в свои ноты, с которыми за последние пару месяцев успел сродниться.       Норман подошёл к столу и задумчиво осмотрел какие-то странные наброски Уолли. Наверное, это были идеи дизайна Чернильной Машины. — Да уж, — протянул он, честно пытаясь представить, как этот механизм должен работать. — Джоуи совсем рехнулся после ухода Генри.       Уолли сделал вид, что не заметил этого. Да уж, Дрю нашёл прекрасный способ подкупить уборщика. Только зачем ему это нужно? И для чего требуется эта Машина? Даже если представить, что фигуры можно создать из чернил, сколько же грязи от них будет?! Какой смысл? — Ты посмотри, какой он счастливый, — фыркнул Сэмми, не поднимая глаз. — Ну пусть порадуется. Наиграется, поймёт, что это чушь, и успокоится. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы уборку вовремя делало.       Уолли явно задевало то, что друзья отнеслись к такой чести несерьёзно. Но он, стиснув зубы, терпел. Наверное, думал о том, что директор по хозяйственно-административной работе выше каких-то споров. Ну зато послушает, может быстрее поймёт, что всё это чушь.       Бросив на стол связку ключей, одолженных у Уолли, Норман вольготно расположился на единственном подходящем для сидения месте: крышке старого неработающего унитаза. Что уж говорить, Сэмми приспособил для творческих порывов необычное место. Музыканта часто можно было найти здесь: в святилище было тихо и спокойно. Идеальное место для творческого человека, тем более такого, который не должен ни на что отвлекаться из-за горящих сроков и огромного объёма работы. Неудивительно, что именно сюда первым делом прибежал Уолли, не найдя музыкального директора в должном кабинете. Уборщику наверняка не терпелось похвастаться. — Я вот думаю, — сказал парень. — Если я хорошо всё придумаю, меня могут и без образования в «Gent» взять. Поэтому я сделаю всё, что от меня зависит. Господи, как я рад!       Продолжая радостные тирады, Уолли бурно жестикулировал, пока случайно не выплеснул чернила из миски себе на толстовку. Тут же радость сменилась горестным стоном. — Моя любимая толстовочка! — взвыл он, болезненно сморщившись. — Вот же чёрт!       Сэмми довольно расхохотался, да и Норман не смог сдержать усмешку. Какой же Уолли всё-таки Уолли. — Веселитесь! — громко завопил он. — Веселитесь, изверги! Всё! Я пошёл стирать толстовку.       И, продолжая ругаться, пошёл в зал. Благо, сейчас там никого не было. Иначе о творческом убежище Сэмми тут же узнала бы вся студия. Впрочем, удивительно, что до сих пор не узнала, учитывая, что о нём был хорошо осведомлён Уолли. — А ты? — спросил Сэмми. — Тоже иди. Я тут работаю. — А я-то что? Я за тобой пришёл, тебя половина отдела ищет, — отозвался Норман, делая вид, что не замечает, как музыкант пытается ненавязчиво его выгнать. — Боюсь, Джек, Сьюзи и остальные очень обидятся, если решат, что я забыл тебе это передать. — Норман, послушай, мне до завтра нужно закончить две мелодии. Думаешь, у меня есть время, чтобы отвлекаться на какую-то ерунду? — Не думаю. Но Джек просто так беспокоить не станет.       Делать было нечего. С тяжёлым вздохом Сэмми встал, недовольно смерил приятеля измученным взглядом, но ничего не сказал и первым вышел из своего убежища.       А в холле стояла женщина.       Одного быстрого взгляда на неё было достаточно, чтобы понять: ничего хорошего ждать от неё не придётся. У неё было хмурое овальное лицо с аккуратными чертами и тёмные волосы, заплетённые в какую-то мудрёную косу. Длинное платье в викторианском стиле придавало женщине ещё более суровый вид. Увидев Нормана и Сэмми, она настолько решительным шагом направилась к ним, что киномеханик сделал вывод: что столкновение неизбежно — а композитор невольно отступил назад. Но женщина вдруг резко остановилась в полуметре от работников и протянула правую руку. Приятели переглянулись, не зная, как расценивать этот жест, и что сейчас от них требуется. — Эмма Ламонт, — с нескрываемой надменностью и сильнейшим британским акцентом произнесла женщина низким голосом, досадливо поморщившись, когда Норман решил ответить рукопожатием. — Преподаватель Лондонской академии танцев, — а вот откуда акцент. — Вы не слышали обо мне? — Не имели удовольствия, — слегка ошалев от такого внезапного и резкого знакомства, произнёс Сэмми, и Эмма многозначительно поджала губы. — Понятно, — и произнесено это было так, будто композитор её очень обидел. Впрочем, наверное, так оно и было. А Норман едва удержался от смеха.       Киномеханик внимательно разглядывал женщину и ловил каждое слово, что она говорила. Если бы он не проделывал такое с каждым встречным, он так и не добился бы статуса того, кто всё обо всех знает. Но даже Норману пришлось одернуть себя, чтобы сосредоточиться на своих «обязанностях», а не на рассматривании крайне странного вида женщины. Да уж, Сьюзи так не ходит и не одевается. Да кто вообще так ходит и одевается?! Тридцатый год на дворе! — Я ищу мистера Джоуи Дрю, — продолжила Эмма и многозначительно огляделась. — Он должен встретить меня у входа, но его нет уже шесть минут. Как же некрасиво заставлять женщину ждать, — она всё с такой же надменностью фыркнула. — И всё это… здание… несколько ошеломляет. Я не думала, что мне придётся работать в таких условиях.       Сэмми уже не знал, как бы отвернуться, чтобы не показаться грубым. И Норман его понимал. Киномеханика и самого душил смех. Боже, где Джоуи её только нашёл? — Вы, наверное, ошиблись входом, — сказал Полк, которому с трудом удавалось это показное спокойствие и вежливость. — Сейчас вам нужно выйти и зайти через центральный вход. Он на другой стороне здания.       Эмма тяжело вздохнула, словно это была самая трагическая новость за всю её жизнь и посмотрела на Нормана так, что тот невольно почувствовал себя виноватым в том, что женщина ошиблась дверью. Затем развернулась — такой поворот явно имел какое-то очень умное и сложное хореографическое название — и степенно направилась к двери. Стоило ей скрыться из виду, как работники разразились хохотом. — Что это было? — в дверном проёме, как оказалось, стоял Джек. Лирик тоже улыбался, пусть до реакции Сэмми и Нормана ему и было далеко. Он всегда был сдержаннее Нормана и иногда Сэмми. — Я в восторге от этой женщины, — выдавил из себя киномеханик. — Она что, из середины прошлого столетия сюда пришла? Вы её говор слышали? «Я не думала, что мне придётся работать в таких условиях». А её одежда? Я все хотел спросить, не потеряла ли она где капор. — Как, она сказала, её зовут? — уточнил Фейн. — Эмма Ламонт, — отозвался Сэмми. — Боже мой… — Да ты что?! — возмутился Норман. — Какая Эмма Ламонт? Ты совсем что ли? Это же, — он выдержал театральную паузу и важно и громко произнёс: — Это же Эмма Ламонт.       Тут уже рассмеялся и Джек. Только вот смех смехом, а зачем эта путешественница во времени прикатила сюда из Англии? Джоуи что, решил ещё и танцевальную студию основать? Норман бы не удивился. — Так что, ты теперь куда? Работать? — спросил Сэмми с нескрываемым сомнением.       Киномеханик ухмыльнулся и махнул рукой. — Конечно. Иду исполнять свои прямые обязанности. У меня большой список тех, к кому сегодня нужно заглянуть.       И прежде, чем Сэмми успел хоть что-то сказать по этому поводу, поспешил скрыться из виду. Музыкант, конечно, к Дрю не пойдёт, всё-таки близкий приятель, но возмущаться будет, а зачем Норману убивать нервные клетки заведующего отделом?       Киномеханик предпочел не выходить их студии, а пройти, как обычно, своими любимыми — а главное, прохладными — тёмными подвалами и коридорами. Это гораздо лучше, чем вылезать на жаркую душную улицу. Август в этом году действительно выдался адский. Даже Шон, который просто обожал проводить время на улице, жаловался, что теперь после работы отсиживается дома.       На первом этаже стоял Томас. Вид у него был такой подавленный, что Норману даже стало его жаль. Видимо, механика тоже впечатлило то, что Уолли так яро кинулся за порученное ему дело. Однако, увидев киномеханика, работник повернулся к нему и выдал: — Это конец, парень. Стоило мне сказать, что Уолли стал лучше справляться, как Дрю уже назначил его проектировщиком Чернильной Машины. Как же так-то? Ты же понимаешь, что он не справится! У него нет даже базовых знаний. Мистер Дрю не понимает, что даже если мальчишка и научился отличать лево от право, то это всё равно не даёт ему возможности играть с серьёзными вещами. — Может и справится, кто его знает, — серьёзно ответил Норман, думая о том, кто вообще сможет справиться с подобным. — Мне вот гораздо интереснее, как ты относишься к этой вашей Машине? Том, ты умный взрослый человек, у которого должны быть мозги. Скажи мне, что это всё ерунда. — Тебе-то что? — недружелюбно отозвался механик. — Твоё дело проекторы. — Приятель, я очень рад, что ты это понимаешь! — воскликнул Норман, приложив ладонь к груди. — А то часть «механик» в моей профессии очень мешала мне жить, когда некоторые не понимали, что я киномеханик. Кино. Но, поверь мне, даже мы, киномеханики, не настолько глупые. Объясни мне, как это должно работать.       Но Томас только отмахнулся, что натолкнуло работника на мысль, что механик и сам не очень понимает, что от него требуется. Поняв, что и с ним разговаривать бесполезно, Норман почувствовал некоторое разочарование по отношению к людям, с которыми работает, и решил выяснить всё старым добрым способом: слежкой и наблюдением из тёмных углов. Практика показывала, что это всё же самый действенный вариант.       Жаль только, что к «Gent» не пробраться. Так бы точно мигом стало всё ясно. А в данной ситуации Норману придётся довольствоваться разговорами Томаса и Уолли, из которых, на самом деле, тоже много не почерпнёшь.       Итак, пока ещё не существующая Чернильная Машина уже стала объектом повышенного внимания Нормана. Не то что он подозревал, что что-то с ней нечисто — чего вообще можно ожидать от чернильных фигурок?! — просто ему было интересно, к чему это приведёт. Всё-таки киномеханику до сих пор казалась бредовой и абсолютно невероятной идея с «твёрдыми» чернилами.       И на самом деле Норману очень везло, что он вообще успевает думать о чужих проблемах. Потому что некоторые сотрудники и этим не могли похвастаться. В последнее время Джоуи как с цепи сорвался и требовал от своих работников чего-то поистине не возможного. Аниматоры, все как один, не являлись на обеденный перерыв. Сэмми тоже стал нечастым гостем. Все жаловались, все возмущались, но поделать никто ничего не мог. По крайней мере, Джоуи исправно платил. Да и куда можно было уйти? Киномеханик прекрасно понимал, что выгоднее места, чем Студия Джоуи Дрю, здешние работники точно не найдут. Если вообще найдут хоть какое-то место. Всё-таки ситуация в стране не располагала к увольнениям. Поэтому приходилось терпеть, возмущаться, ругаться, но приниматься за работу, чем Дрю бессовестно пользовался. И некоторые бедняги, по их же словам, начинали уже сходить с ума. Например Сэмми, у которого — возникало впечатление — с Джоуи какие-то личные счёты. Иначе Норман не мог объяснить, почему композитор сидел за работой гораздо больше, чем любой из аниматоров.       Была у киномеханика одна довольно странная и притянутая мысль насчёт этого. Уж не почувствовал ли Джоуи, что дело нечисто? А что, Норман, Уолли и Сэмми вполне могут вызвать подозрения у директора студии. Работник даже не сомневался, что Дрю прекрасно знает о том, какой информацией владеет он, Норман, и с кем он ей делится. Вот и решил Джоуи на всякий случай «разлучить» их троицу. Уолли подкупил, Сэмми завалил таким количеством работы, что тот и дышать едва успевает… Теперь, кажется, должна была вот-вот подойти очередь Нормана. Надо быть поосторожнее, мало ли что Дрю для него устроит. Вдруг сразу на ритуалы пустит? Киномеханик невольно усмехнулся. Ну хоть пентаграммы на нижний этажах последние полгода не появлялись, можно выдохнуть спокойно.       И всё же Сэмми жалко. Вообще человек света белого не видит. Он однажды Норману так своё состояние объяснил, что даже киномеханику стало жутко.       «Я и обернуться не успеваю, как мне добавляется ещё работы. Четыре мультфильма почти закончены, и к каждому из них нужно написать мелодию к завтрашнему дню. Да, вот так наш Джоуи всё планирует. Я так много работаю, что мне Бенди уже снится. Эта его улыбка… Он за мной наблюдает. Я не удивлюсь, если через пару месяцев этот ухмыляющийся дьявол с ума меня сведёт. Эта улыбка… Что-то с его улыбкой не так. Я не могу понять, что, — потом помолчал и мрачно добавил, обращаясь больше к самому себе, чем к Норману: — Ладно, чёрт с ним, Сэмми. Возвращайся-ка лучше к своим песням. Кто-то же должен делать маленького дьявола счастливым».       Норман может и счёл бы поведение друга за развитие шизофрении, если бы сам не знал, что картонный чёрт наблюдает. Бдит постоянно, сверлит взглядом каждого, с кем остаётся наедине. Как же всё-таки Дрю это провернул?       Тогда Норман мог только посочувствовать. Вот честно, если бы он мог, он постарался бы помочь приятелю. Но он же не музыкант, и тем более не такой талант, как Сэмми. Он никогда ничего кроме гитары даже в руках никогда не держал, да и нот не знал толком. Всё то, что писал Сэмми, казалось ему чем-то вроде китайских иероглифов. Поэтому он только тихо и искренне поддерживал музыканта, наблюдая за ним из тёмных углов.       И всё же не верил Норман, что Джоуи встал на путь истинный и стал совершенно честным и праведным человеком. Ну нет, ну не мог. Может, доверчивый Уолли и купился бы на такое — да Уолли только что доказал, что точно купился бы! — и безоговорочно поверил директору, но вот Нормана так просто было не сломить. «Ничего, мистер Дрю, я знаю о вас больше, чем вы обо мне» — мысленно говорил киномеханик каждый раз, когда они с директором пересекались. В конце концов, Дрю наверняка видел в Нормане лишь надоедливую помеху. А вот работник принимал Джоуи за потенциальную опасность. Понятно, кто к кому относился внимательнее.       Норман шёл по коридору на этаже J и делал наброски карты этого места. Этаж находился на самом дне студии — а это было не меньше нескольких километров, что тоже вызывало много вопросов — и пока до него добраться не успели. Тем более, что единственная лестница, по которой можно было сюда спуститься, до недавнего времени находилась погребённой под тем, что когда-то являлось потолком.       Этаж был тёмным, без освещения и других благ цивилизации, поэтому Норману пришлось довольствоваться тяжёлым тусклым фонарём. А вот мистер Дрю вряд ли сюда сунулся бы. Поэтому Норман чувствовал некоторое преимущество. Он закончил чертить схему коридоров и перешёл к кабинетам. И в первом же его ждал сюрприз в виде гнилых досок, представляющих из себя пол, которые с треском провалились, стоило киномеханику на них наступить. Зашипев от боли в ноге, Норман отпрянул назад, решив, что заходить себе дороже. Вот чёрт! Ногу подвернул, а до лифта восемь этажей по лестнице. В этом, конечно, тоже был виноват Джоуи, поэтому киномеханик не сдержался и вслух проклянул директора, у которого созданы все необходимые условия, чтобы сотрудники не чувствовали себя в безопасности.       Продолжать бродить по этажу в таком состоянии было бы верхом глупости, поэтому, руководствуясь недоделанной картой, Норман похромал к лестнице, приволакивая больную ногу. Тут его взгляд упал на ещё один коридор, который он сначала упустил из виду. Что ж, вроде в коридорах полы крепкие, да и лифт недалеко. Сейчас заглянет, нанесёт на схему и будет возвращаться. В конце концов, не так уж и сильно нога болит.       В коридоре не было никаких дверей или ответвлений. Он просто уходил вперёд, в темноту. Норман терпеливо ковылял, потому что намеревался закончить с коридорами на этаже J, а уже потом с чистой совестью хандрить по поводу… — Вот же чёрт!       Чёрт. Это был именно чёрт. «Чёрт» было не ругательством, а констатацией того, что увидел перед собой киномеханик.       В конце коридора был тупик. И в тупике стояла картонная вырезка. Только это была не милая фигурка, к которой Норман уже привык. Бенди, который глазел на него, был — киномеханик не побоялся этого слова — страшнее. Его тело словно таяло и было покрыто чернильными подтёками. А самым жутким был взгляд. У демона были безумные глаза, которые, казалось, заглядывали работнику глубоко в душу. Улыбка выглядела какой-то угрожающей, нездоровой, как будто картонный демон видел в стоящем перед ним человеке свою добычу. В руках Бенди держал табличку с надписью: «Блуждание — страшный грех». Норман нервно улыбнулся. Его напрягал этот дьяволёнок. Ну и для кого это чудовище здесь поставили? Здесь же никто не ходит. Неужели специально для Нормана? Может это такое ненавязчивое предупреждение киномеханику? Представив то, как Дрю бродит по самым отдалённым углам студии, расставляя эти жуткие штуки, чтобы Норману неповадно было, работника разобрал смех. Хотя это Дрю. Кто знает, что ему в голову может взбрести. И всё равно это бред. — Приятель, дай-ка я тебя срисую с натуры, другим покажу. Пусть полюбуются, — пробормотал Норман, делая поверх схемы неаккуратные штрихи. А зачем особо стараться. Он же не собирается в ближайшее время переквалифицироваться на аниматора. Ему и киномехаником хорошо. На жизнь хватает, свободы тоже достаточно — что ещё нужно?       Что ж, по крайней мере, эта картонка вроде не опасна. Могла бы что-то сделать — сделала бы. Обстановка располагает. — Ну тогда я пойду, — снова подал голос киномеханик, с глубоким неудовольствием отметив, что разговор с картонными фигурами уже кажется чем-то привычным. — Ты здесь стой и никого чужого не пускай. И Дрю лучше тоже не пускай.       Бенди молчал. Буквально чувствуя на себе его пристальный взгляд, Норман побрёл назад, в сторону лестницы. Как всё-таки хорошо на нижних этажах. Тихо, спокойно, темно, никто ничего срочно не требует. Джек многое упустил, когда отказался от такого варианта. Зато теперь сидит, бедняга, в канализации.       Норман, на самом деле, очень интересный человек. Открытый и общительный он, однако, предпочитал тихие и тёмные места многолюдным сборищам. Он и сам это не мог объяснить, но внизу студии чувствовал себя как рыба в воде.       На первом этаже киномеханик нерешительно остановился. Есть ли смысл рассказывать Уолли и Сэмми о жуткой картонке? Никто из них в такие глубины не полезет, а Сэмми ещё и скандал устроить может. Всё-таки занятой человек. Видимо, ещё одним союзником становится меньше. Генри ушёл, Сэмми вечно занят, Уолли Джоуи вообще пытается ненавязчиво к себе расположить. Норман поморщился. И всё-таки Дрю урод. Вообще своих работников не жалеет. На Сэмми смотреть страшно — он становится похож на Генри. Бледный, вечно усталый, невыспавшийся, совершенно измученный, и всё же делать нечего. Музыкант не хуже других понимает, что идти, собственно, ему и некуда.       А в холле, тем временем, было, на что посмотреть.       За столом сидел Уолли и что-то старательно выписывал. Видимо, вдохновение покинуло парня, потому что на листе бумаги теперь был какой-то корявый текст, а точно не чертежи. Быстро же он сдался.       Однако даже разочаровавшийся в гениальном проекте будущий механик не был самой живописной картиной. Впрочем, как позже узнал киномеханик, в тот момент Уолли строчил письмо Генри в далёкую Пасадену и хвастался тем, чего достиг к восемнадцати годам. Эти двое каждый месяц обменивались письмами, потому что уборщику были жизненно необходимы фотографии.       Гораздо больше привлекла внимание Нормана Эмма Ламонт, спешащая к двери выхода. За ней спокойно шёл Джоуи. Он улыбался, словно не видел в поведении явно возмущённой женщины ничего плохого. — Нет, мистер Дрю, извините, я отказываюсь работать здесь, — отрезала женщина, даже голову не повернув в его сторону. — Я проделала весь этот невыносимо долгий путь из Лондона, чтобы увидеть это?! Вы даже не соблаговолили выделить мне рабочее место. Я что, прошу прощения, должна выполнять свою работу в туалетах? — Уолли пробурчал что-то вроде «Я же выполняю». — На следующей неделе я возвращаюсь домой.       А кто-то сомневался? Норман вот даже представить не мог, что эта женщина здесь задержится надолго. Весь её вид просто противоречит студии. Но Джоуи лишь улыбнулся ещё шире и, обогнав её, перекрыл путь к двери. — Мисс Ламонт, я полностью понимаю причину вашего возмущения, — проникновенно заговорил он. — Но это лишь временные трудности. Обещаю вам, как только появится возможность, мы выделим помещение, которое будет соответствовать всем вашим требованиям, — и посмотрел на Нормана так, что сразу стало ясно, кто займётся поиском подходящего кабинета. — Вы читали договор. Вам будут платить в два раза больше, чем в Академии.       Эмма думала. Норман скептически смерил её взглядом. Интересно, удастся ли Дрю её подкупить? Неужели в Академии настолько всё плохо, что женщина даже на такие условия согласна. - Кроме того, мы подумаем о том, чтобы порекомендовать вас на Бродвее, как профессионального хореографа. Владелец одного из театров - мой хороший друг, - твёрдо добавил Джоуи.       Ну и аргументы. От такого разве откажешься? — Хорошо, — наконец сдалась Эмма, и Норман разочарованно отвёл взгляд. — Но я запомню ваши слова, мистер Дрю. Мне необходимы подобающие условия. — Я более чем уверен, что вы не пожалеете, что остались в нашем коллективе, — заверил директор. — Пойдёмте закончим с формальностями, и с завтрашнего дня вы приступите к работе.       Ну что ж. С другой стороны, осуждать её Норман не мог. Тем более, что, наверное, ей, как и большинству работников, Джоуи кажется совершенно честным человеком, вызывающим доверие. Норман тоже так о нём думал первые несколько месяцев работы. В потом началась «Иллюзия жизни», а иначе -"Иллюзия порядочного директора».       А затем Джоуи бросил холодный торжествующий взгляд на киномеханика, в котором тот различил немой вопрос:       «Ну что, Норман, ты всё ещё думаешь, что в сравнении со мной у тебя есть преимущества?»