Забытая студия Sillyvision

      Праздники закончились, и уже четвёртого января Джоуи Дрю ждал сотрудников на работе. Скорее даже поджидал. Через полчаса после официального начала рабочего дня он совершил обход с целью проверить, все ли работники на месте. К счастью, в музыкальном департаменте ему придраться ни к кому не удалось, поскольку по какому-то удивительному исключению никто сегодня не опоздал. Поэтому в кабинет Сэмми Дрю вошёл в отличном расположении духа, поздравил с Новым годом и бодро заявил: — В этом году нам придётся много работать, — это уже звучало настораживающе. Даже Сэмми, любящий своё дело, лишь заслышав это, мысленно перекрестился и ожидающе посмотрел на директора. — Мы планируем увеличить производство в два раза.       Проклятый Джоуи! Всё, что он делает — даёт указания и спихивает свои обязанности на других. Поэтому ему так просто сказать «увеличим производство в два раза». Хотя на самом деле ни капли не просто. Большинство работников к концу года и так выбивались из сил и сидели до последнего. Чего Дрю добивается?! Это начинает казаться абсурдом. Сэмми, конечно, никогда особого сочувствия к сотрудникам не проявлял, но и со стороны качества это выглядело как крайне не логичный ход. Количество же не означает качество… Но объяснять это Джоуи бесполезно. — Мы наймём ещё работников, — воодушевлённо продолжал Дрю, совершенно не обращая внимания на кислое лицо Сэмми, который в этот момент подумал о том, что в Нью-Йорке нет стольких желающих работать в анимационной студии. — Со следующей недели у нас новый график работы. — Что, простите? — музыкант всё-таки не выдержал. Этот человек явно не понимает, что он несёт. — Вы не можете взять и изменить закон. Рабочий день длится восемь часов. Никто не будет это терпеть.       Джоуи опустился на соседний стул. Потом наклонился к Сэмми, и, понизив голос, произнёс: — Ты хочешь сказать, что дополнительный час работы заставит тебя уйти? Послушай, Сэмми, ты помнишь, как ты пришёл сюда, а я оценил твой талант и подобрал тебя в свою студию? Скажи мне, где ещё такие молодые музыканты получают столь высокую должность и зарплату? Подумай о том, куда ты пойдёшь, и вопрос отпадёт сам собой. Оглянись, вокруг безработица. Ты всё ещё уверен, что этот час так тебе важен?       Самое мерзкое в этой ситуации то, что Дрю был прав. Поэтому Сэмми едва сдержался, чтобы не ударить его и не выкинуть из кабинета. — Я лишь хочу сказать, — в последний раз попытался он воззвать к здравому смыслу, — что слишком большие нагрузки не пойдут на пользу делу. — Тогда сделай так, чтобы пошли, — отчеканил директор. — Кроме того, полагаю, некоторые работники так и изнывают от безделья, раз половину рабочего дня занимаются не тем, чем должны.       «На нас с Норманом намекаешь, сволочь», — подумал Сэмми, но вслух лишь невозмутимо произнёс: — Я думаю, Джонни действительно слишком много шляется по коридорам и слишком мало работает.       Даже если это и был совершенно не тот ответ, которого Дрю ожидал, директор всё равно виду не подал. Он улыбнулся непонятно чему и покачал головой. Потом положил на стол только-только отпечатанный список из шести пунктов. — Это эпизоды, которые мы должны успеть выпустить до июля. — Вы считаете, что можно создать шесть эпизодов за шесть месяцев? — выдавил из себя Сэмми, у которого уже голос дрожал от ярости. — Эпизод в месяц? — Да. Эпизод, который идёт две минуты. Мы объединим их в альманах после выхода. А теперь запоминай: в студии десять аниматоров. Берём месяц. В месяце 23 рабочих дня по 9 часов. 207 часов в месяц. В секунде 24 кадра. Нам нужно отрисовать 120 секунд. Предположим, что на один кадр уходит 10 минут, то есть 600 секунд. Тогда, — Джоуи достал какой-то замусоленный листок с расчётами. — на 24 кадра уходит 14400 секунд. Умножаем на 120. Выходит 1,728,000 секунд. Делим на количество аниматоров: 172,800 секунд на каждого. А значит, 2,880 минут или 48 часов. А значит, шесть эпизодов — минимальное количество.       Совсем перестающий вникать в ситуацию уже к середине монолога, Сэмми вырисовывал на черновике незамысловатые узоры и только в конце спросил: — Это вам Грант посчитал? — Я бы не доверил Гранту подобные расчёты, — покачал головой Джоуи. «А зря, — отметил Сэмми. — Говорил Генри, как он тебе в школе с математикой помогал». — Так что сегодня же иди к сценаристам, и начинайте работу, — отрезал Дрю и, решив, что здесь больше нечего делать, вышел.       Не выдержав и тихо высказав ему вслед пару ласковых, музыкальный директор склонился над списком. — Эпизод, где Бенди хочет стать частью Банды Мясника; эпизод, где Алиса спасает тонущего Бенди… — вполголоса зачитывал Сэмми, ощущая всю боль ситуации. -… эпизод, где… Бенди заставляет Бориса перестать есть…? Что?       И тяжело вздохнув, как человек, у которого в жизни больше ничего светлого не будет, констатировал: — Сэмми, добро пожаловать в Ад.       Но не у одного Сэмми Лоуренса год начался отвратительно. Через некоторое время в кабинет ввалился Уолли с видом обиженного на весь свет. Уборщик всегда был парнем ленивым, и его состояние с лёгкостью объяснялось новостью об изменении часов работы. — Сэмми, с Новым годом, рад тебя видеть, — с частотой пулемёта выпалил он. — Я тебе сейчас такую новость скажу! Дрю нас эксплуатирует. Он хочет, чтобы мы работать начинали раньше, а заканчивали позже. Скажи ему!       Уолли с детской наивностью верил, что, будучи директором музыкального отдела, Сэмми сразу приравнивается к Джоуи. К счастью, или к сожалению, это было не так. Легче было расколоть камень, чем заставить Джоуи изменить своё решение. И музыкант в этом уже в который раз убедился. — А это что? — Уолли беспардонно схватил список эпизодов со стола и вчитался в названия. — Ты что, в сценаристы подался? Не думаю, что у тебя получится. Хотя эпизод, где Бенди заставляет Бориса перестать есть, я бы посмотрел.       Сэмми только отмахнулся. Что ему объяснять-то — всё равно легче достучаться до доски. Человек, может, Уолли и неплохой, но как с работником с ним разговаривать бесполезно. Что с него взять, если у него даже образования высшего нет. — Слушай, тут такое дело… Чего я пришёл… — Уолли смущённо понизил голос и почесал затылок. — Понимаешь, я не могу найти Нормана, а мне срочно нужны ключи… А мои… Ну, в общем…       Сэмми закатил глаза. В прошлом году он уже начинал считать, сколько раз Уолли терял ключи, но через некоторое время сбился со счету. Кажется, пора начинать заново. — Фрэнкс, я не дам тебе свои ключи.       Уолли состроил совершенно несчастную мордашку, которой, кажется, мог разжалобить кого угодно. Но не Сэмми. — Год коту под хвост, — пожаловался Уолли сам себе. — Добивался, добивался уважения. А теперь опять «Фрэнкс». Меня зовут Уолли. Почему об этом никто не знает?       Слушать это было крайне не интересно, особенно когда в самом начале года образовался такой завал. Тем более, что Сэмми ещё нужно было сходить к сценаристам, чтобы узнать, какая композиция нужна для первого же эпизода. И Уолли в работе совершенно не помогал. Поэтому полный решимости избавиться от мешающего уборщика, Сэмми указал на дверь. Уолли, начавший расписывать все свои жизненные трудности, оборвался на полуслове и посмотрел в указанном направлении. — Но я же только ключи попросил, — жалобно протянул он. — Ну дай ключи. Ну ты же самый лучший директор. — Фрэнкс, иди. Найдёшь Нормана — он тебе любой замок вскроет.       Уолли встрепенулся. — Но… — Иди, пока я не доложил Дрю.       Явно обидевшийся Уолли пробурчал что-то, но при таком раскладе спорить не посмел. Уборщик лишь хищно посмотрел на ключи, лежащие на столе, и вышел. Однако практически сразу же из коридора послышался его истошный вопль.       Уже наученный жизнью, Сэмми не держал под рукой чернильницу. Но от неожиданности всё-таки дёрнулся и тут же скривился от резкой боли в груди.       Нет, всё-таки Уолли и спокойствие — вещи несовместимые.       Охваченный чувством дежавю, Сэмми сначала подумал, что из кабинета можно и не выходить. Но тут последовал гневный восклик: «Откуда эта чертовщина тут взялась?!»       Тут уже оставаться на месте не хотелось. Мало ли что. Поэтому музыкант всё-таки вылез из-за стола и покинул кабинет.       Уолли стоял в холле и тыкал пальцем на валяющуюся на полу картонную вырезку Бенди. За его спиной уже стояли несколько зевак, собравшихся на крик. Сэмми протиснулся сквозь них и встал впереди, скрестив руки на груди. — Ну что случилось? — Он на меня выскочил! — воскликнул Фрэнкс. — Клянусь! Я шёл, и тут оно на меня бросается!       Позади Сэмми раздался смех. Видимо, вылезшие поглядеть, что происходит, музыканты оценили шутку. Не то что бы Сэмми не оценил, ему просто было не смешно. Это скорее глупо, чем забавно. Покрасневший Уолли в отчаянии оглядывался по сторонам. — Но оно правда на меня бросилось, — совсем слабо сказал уборщик. — Клянусь. — Парень, первый рабочий день, а ты уже перетрудился, — крикнул кто-то, чем вызвал новый приступ смеха.       Уолли уставился в пол, а Сэмми окинул взглядом вырезку. Картонная фигура весело улыбающегося Бенди в человеческий рост. Разве она может двигаться? Либо Уолли действительно шутит и очень хорошо притворяется, либо с этой штукой действительно какая-то чертовщина. Сэмми признавал то, что Джоуи — сатанист и верит в демонов, но сам-то он такой взгляд на жизнь не разделял от слова совсем! И разделять не собирался. Так что Сэмми решил, что Уолли просто решил развлечься после плохих утренних новостей.       Кроме заведующего музыкальным отделом не смеялся только Норман. Он стоял в углу, где мерцала лампочка — Сэмми предположил, что киномеханик специально для эффекта выбрал это место обзора, ведь выглядело действительно жутковато — и наблюдал. Наблюдать Норман любил, и наблюдал он всегда, поэтому присутствующие, синхронно и не сговариваясь, повернулись в его сторону в ожидании вердикта. Уж если кто и мог наблюдать произошедшее со стороны, то только Норман. — Простите, сам только пришёл, — развёл руками Полк. — Только вот, что я вам скажу. Эти фигуры действительно жуткие. Не нравятся они мне, — Норман понизил голос. — Есть в них что-то отторгающее. Мне рядом с ними кажется, что за мной наблюдают. Представляете?! За мной!       Спрашивать лучшего друга Уолли, естественно, бесполезно. Конечно, он его поддержал! Они явно вдвоём так по-идиотски развлекаются. В итоге, насмеявшись, музыканты разошлись, а чуть ли не плачущий уборщик остался растерянно стоять. Сэмми тоже хотел, было, вернуться в кабинет, но уже в коридоре услышал: — А теперь расскажи мне, что случилось, — потребовал Норман, и Лоуренс остановился. Норман действительно не знал? — Джоуи меня с утра к себе загнал и говорит: «Нам для студии напечатали Бенди, расставь их везде». Ну я и потащил их расставлять, чертей проклятых. Расставляю, а сам чувствую себя неуютно. Будто следит за мной кто-то. И всё время так. Не то что в одном коридоре. Потом иду назад, за очередными чертями, и мне кажется, что стоят они не так как-то. Отмахнулся, подумал, что спутал. Но нет же. Потом смотрю — я на первом этаже чертягу в холле у большого стола поставил сначала, а тут он в стене прислонён. А никто не пришёл же ещё, передвинуть некому. И я понимаю, что дело нечисто. А сейчас иду, и он на меня прямо из-за угла выпрыгивает.       Некоторое время Норман молчал. Сэмми же почувствовал, как от этого рассказа у него холодок по спине пробежал. Это уже не было похоже на розыгрыш. Норман не был в этом замешан, оба чувствовали на себе чей-то взгляд, а главное — Уолли был неподдельно напуган. — Я пришёл, это в зале стоит около пианино, — начал рассказывать свой вариант Норман, — Проверил аппаратуру, протёр, с остальной рутиной разобрался, а мне неуютно. Будто следит кто-то за мной. И да, Лоуренс, ты можешь не прятаться.       Раздражённый тем, что его обнаружили, Сэмми вышел в холл к сотрудникам и ядовито сказал: — Что ж, теперь ты знаешь, как себя чувствуют твои жертвы. — Нет, — уверенно ответил Норман и лучезарно улыбнулся. — Мои жертвы ничего не чувствуют. Они даже не знают, что я за ними наблюдаю.       Этот спор мог бы продолжиться, но побледневший Уолли схватил обоих за руки и тихо, совершенно безэмоционально сказал: — Но Норман, я точно помню. Я не ставил чертей у пианино. Я прислонил одного к шкафу.       Тут Уолли издал какой-то то ли стон, то ли вздох и пошатнулся. И Сэмми уже его понимал. «Не связался бы с этими двумя в своё время, — мрачно подумал он. — Сидел бы сейчас и песенки спокойно писал».       Однако поскольку музыкант уже имел несчастье влезть во всё это, он не разворачивался и не уходил в свой офис с презрительной усмешкой. В конце концов, может быть и есть в этом месте что-то сверхъестественное. Хотя верить в паранормальщину… Это не студия — это место массовой деградации. — Ты ведь не думаешь, что они живые? — слабо спросил Фрэнкс, обращаясь к Норману.       На это последовал не самый оптимистичный ответ: — Иногда я во что угодно готов поверить в этом месте. — А ты, Сэмми?       А он, Сэмми, уже и сам не знал. Он только знал, что происходящее нельзя никак объяснить логично. А значит, этого и быть не может. — Я считаю, что это всё ерунда, — отрезал Лоуренс, даже сам поразившись тому, как резко прозвучали его слова. — Это бред. Один из вас — наивный дурачок, которому показалось что-то; второй — параноик, у которого теперь вместе с манией преследовать развилась мания преследования, и который сразу подхватил эту ерунду. — Но ведь чертяги… — Слушайте, вы двое. Я не верю ни в чертей, ни в демонов, ни в остальную чушь. А вы, кажется, застряли в средневековье, вместе с Дрю. Вы сами подумайте, как картонка может шевелиться, — и желая доказать, что это лишь картонка, Сэмми схватил вырезку и разломал её. — Вот и всё. Совершенно безобидный картон. Проблема решена? Решена. Возвращайтесь к работе.       Уолли подавленно посмотрел на композитора. — А ты не боишься, что Они разозлятся? — осторожно спросил он. — Кто? — Картонные Бенди. — Фрэнкс, ты правда что ли дурачок?       Поняв, что в этой компании сегодня больше делать нечего, Сэмми вернулся к себе в кабинет. Но на работе мысли никак не останавливались. Ситуация была странной и пугающей. А главное — музыкант и сам не знал, что думать обо всём этом. — Сэмми, мне чертя девать некуда, — вдруг вновь возник Уолли, размахивая картонкой. — Можно я его у твоей двери оставлю?       «Доказать мне ещё что-то хочет», — понял Сэмми и великодушно разрешил: — Ставь.       Послышались звуки возни — Уолли надёжно прислонял Бенди к стене. — Теперь будешь жить с Сэмми, — сообщил уборщик вырезке. — Его лучше не трогать, когда он в таком состоянии. Но вообще, его лучше вообще не трогать.       Директор музыкального отдела закатил глаза. — Ты с картонкой разговариваешь? — Я его задабриваю, — послышался вполне логичный ответ. — Да что же с тобой не так…       Наконец, Уолли ушёл, и наступила тишина. Сэмми снова взялся за работу, твёрдо решив выбросить из головы мысли о картонках.       В праздники музыкант даром время не терял. Он потратил несколько часов на написание пары новых простеньких мелодий и теперь прикидывал, к какому из предложенных эпизодов может подойти соло на банджо. Но список надежды не внушал, как минимум потому, что в эпизоде про грозу обязательно должны быть барабаны, а во втором эпизоде Алиса должна будет петь. А ангел петь должен явно не под звуки банджо.       У Сэмми была клаустрофобия. Находиться в здании без окон, в подвале, в самом дальнем офисе для него далеко не идеальный вариант, но делать нечего. Поэтому композитор делал меньшее, что мог — оставлял дверь открытой. Хорошо ещё, все знали, что во время работы к Сэмми лезть не стоит, поэтому нечасто врывались. Зато теперь незваный гость стоял позади композитора, сияя улыбкой. А погружённый в свои тяжёлые раздумья Лоуренс этого не замечал. Пока ему не понадобилось достать из ящика чистую бумагу. Наклонившись, Сэмми немного увеличил свой угол обзора и понял, что что-то не так. Позади него было оно. Резко встав и тут же обругав Дрю за сломанные в его студии рёбра, Сэмми повернулся и встретился взглядом с улыбающимся Бенди. Картонная вырезка стояла у стены, будто так и должна была стоять. Но ведь она не так должна стоять! Сэмми прекрасно видел, как Уолли оставил её за дверью. Кажется, у музыканта даже сердце на мгновение остановилось. Скованный ужасом, он взирал на радостного дьяволёнка, не зная, что делать. Подходить — решимости сразу поубавилось; звать кого-то — засмеют, как Уолли. Оказавшись в тупике, директор музыкального отдела мог только тихо паниковать. А паниковать причины были. Получается… получается Уолли с Норманом не придуривались, и вырезки на самом деле передвигаются сами по себе…? Глаза картонного чертёнка смотрели на Сэмми, и казалось, что нечто осмысленное есть в этом взгляде. Пытаясь успокоиться, Лоуренс не придумал ничего лучше, как сказать. — Ты живой?       Ответом была тишина. Демон не шевельнулся. Да он и не мог. Он был просто-напросто картонкой. — Ты не тронешь меня?       Опять тишина. Сочтя это за согласие, Сэмми недоверчиво посмотрел на вырезку, но тут же обругал себя. Теперь и он разговаривает с картонными фигурами. Дожил. А ещё говорят, что помешательство не заразно.       Делать было нечего, и директор музыкального отдела вернулся к работе. Но зато теперь он тоже чувствовал на себе этот пронизывающий взгляд.       Этот год обещал быть весёлым.