Рио.
С механическим шумом за их спинами захлопнулась автоматическая дверь крохотного жилого отсека Кармы и Нагисы. Аловолосый выпустил ладонь девушки и в пару кликов по приборной панели закрыл себя и спутницу внутри. Рио, по прежнему пытаясь отдышаться и осознать всё происходящее вокруг, не спускала своих насыщенно-голубых глаз с парня. Он медленно обернулся и направился в её сторону. В отсеке было темно, хоть глаз выколи, и душно, так что взволнованной девушке стало в разы сложнее дышать. Акабане придвинулся вплотную и возложил свои большие ладони на её талию. Накамура вздрогнула. — Боишься меня? А ведь минут двадцать назад ты была гораздо смелее… — сказал тот лукаво ухмыльнувшись, как показалось ей судя по интонации — Вот ещё! — возмутилась Рио Ладони Кармы плавно заскользили по спине девушки, а горячее дыхание теперь сместилось с макушки в сторону плеч. Однако, губы его не задержались там, а всё же встретились с губами Накамуры. Она, наконец решив куда-то пристроить свои руки, обвила ими шею парня и тонкими, длинными пальцами зарылась в алые волосы. Спустя несколько мгновений пылкого поцелуя, ноги Рио оторвались от пола и её подхватили сильные пятерни. Долго виснуть на торсе Акабане не пришлось — пара шагов, и её спина коснулась мягкой кровати, а сверху приземлился и он сам. Блондинка долго не расцепляла переплетенные за спиной Кармы ноги. Его руки и губы уже принялись изучать новые, вверенные им территории, охлаждая разгоряченное тело. Каждое прикосновение доставляло девушке невероятный спектр удовольствий и эмоций. В полной, непроглядной темноте все чувства обострились до предела. Рио не была уверена, что Карма чувствует сейчас всё точно так же, как и она, но получаемый ею кайф от происходящего был в иерархии Накамуры выше того, что будет позже. Местами тело стал пронизывать холод. Даже пылкость двух тел не могла его перекрыть. Стандартная форма обитателей «Бетонки», ботинки с прорезиненными подошвами, а теперь и кружевное бельё, затерялись во мраке отсека. Видимо ощутив под собой тело бьющееся дрожью, Карма ловко вытянул из-под них одеяло и набросил поверх своей спины. Шуршание фольги оглушило её нежные слуховые рецепторы. Блаженные стоны, вскрики, скрипы, шорохи и до неприличия громкие, хлюпающие звуки заполнили всё пространство, прежде слышавшее лишь тихие вечерние беседы двух парней и сонные, ночные бредни.***
Окуда.
Бессонная ночь не прошла даром для организма девушки. Глаза застилала пелена, веки тяжелели, но уснуть не позволяла распиливающая мозг на части головная боль. Каждая клеточка тела саднила и отказывалась функционировать. Манами лежала неподвижным пластом на своей койке и продолжала ждать, когда же на неё всей своей мощью навалится крепкий сон. Катаока, её соседка по отсеку, решила не появляться внутри и до сих пор проводила время с товарищами в столовой. Так что теперь, к тусовке сковывающей боли, жуткой сонливости и неприятного привкуса кофеина во рту, присоединилась звенящая, гнетущая тишина. Пытаясь заснуть, не обращая внимания на все вышеперечисленные неблагоприятные условия, Окуда отправила свои мысли в полёт. Сначала, она подумала о своих коллегах. Ей стало до жути интересно, спят ли они без задних ног или так же как она, вынуждены размышлять? Ответ нашёлся слишком быстро — конечно же парни уже забылись. «На них,» — вспоминала она — «было до слёз больно смотреть. Совершенно опустошённые, они наверняка едва доползли до отсеков и отключились, не доходя до кровати.» Дальше, мысли перенеслись к Карасуме, ради которого они так издеваются над своими телами. Разработку, безусловно, уже применят без их участия. Медлить больше нельзя. Со шприцом справится даже ребёнок, а хорошо обученные медсестры и подавно. Контролировать процесс будет не нужно — каждый «механический доктор» следует заложенной в него программе. Людям остаётся лишь надеяться, что ни одна машина не выйдет из строя и справится со своей миссией. Конечно, произойди внештатная ситуация, разработчиков непременно поднимут… Вот только Окуда не была уверена, что их команда в таком случае сможет сделать что-либо. Девушка отодвинула подальше от себя скверные мысли и решила подумать о чем-то более важном. Нить мысли была внезапно и с треском оборвана, когда распахнулись двери отсека. Манами резко села и с безумным взглядом выкрикнула: — Что с Карасумой?! Катаока так и подскочила на месте держа поднос в руках. Она недовольно цокнув, вошла в отсек, а вслед за ней юркнула и Канзаки. По нажатию ладони, из стены выдвинулась полка, на которой и примостился поднос с небольшим чайничком и кружкой на блюдце. Девушки сели на койку Катаоки и воззрились на всклокоченную подругу, со съехавшими на бок неизменными, овальными очками. — Мы пока не знаем что с Карасумой, но ему сейчас не требуется наша помощь, в отличие от тебя. — с ноткой укора в голосе отозвалась все та же Катаока Окуда поправила очки и сдвинула их указательным пальцем на переносице. Подняв подушку и привалив её к стене, девушка села и не спуская вопросительного взгляда с нежданных посетителей, заговорила: — Мне нужна помощь? — Именно. Мы принесли травяной настой, чтобы ты смогла быстрее расслабиться… — Канзаки было кивнула на поднос, но была прервана неугомонной Катаокой — Ну, а пока ты ещё не удрыхла, а без чая ты долго не заснёшь, позволь устроить беседы по душам с последующей промывкой мозгов. — Так уж и быть, ваше предложение принято. — усмехнулась та — С чего изволите начать, сударыни? Катаока с довольной гримасой, с ногами устроилась на кровати, легко ткнув Канзаки в бок. Девушка вздрогнув, начала беседу. — Каким ты видишь своё будущее вне бункера? — Ну вы загнули… Как сейчас вообще можно о таком думать? — удивлённо захлопала глазами Окуда — Манами, не отвечай вопросом на вопрос. — недовольно забурчала Катаока — Неужели нельзя немного помечтать? Девушка замялась, произнесла несколько нечленораздельных звуков и совсем смолкла.***
Ирина.
Впервые за этот проходящий в сумасшедшем ритме год женщина завтракает не в компании таких родных, ставших ей семьёй убийц. Ещё вчера они сидели за одним столом почти в полном составе (ведь уже тогда рядом с ними не было Каэдэ и Карасумы). Ирина молча наблюдала за движениями тел и эмоциями на лицах компании, пока женская половина тех, кто сидел к ней ближе всего, буквально с ложечки пытались накормить несчастную Елавич. Обезумев от горя, она поначалу бросалась на каждого встречного, пытаясь выцарапать ему глаза, но потом каждый раз успокаивала себя фразой, которую сама уже не помнила где взяла. «Помни кто твой настоящий враг» суфлировала в голове блондинка и рисовала в памяти сверкающие во мгле, как два сапфира, холодные, голубые очи… Пока глубокая ненависть сидела где-то внутри Ирины, та лишь проливала реки слёз всегда и везде, не позволяя себе ни есть, ни пить, ни спать. Часами напролёт она сидела подле своего мужа, вглядываясь в каждый участок его тела, пытаясь уловить хоть толику движения, хоть намёк на улучшение его безнадежного состояния. Что-то в душе женщины постоянно скреблось и ныло, пытаясь вырваться наружу и припасть к груди лежащего так близко родного человека. Всё происходящее в её жизни было похоже на чью-то злую шутку. Счастье, которое ей удалось схватить рукой за хвост, будто того и ждало, чтобы ускользнуть сразу после, казалось бы, сладкой победы. В воздухе витал аромат чая с ромашкой и песочного печенья с корицей. Ничуть не было холодно в помещении, но Ирина никак не могла отогреть руки, обнимая очень горячую чашку. На столе с узорчатой скатертью стояло блюдо с фруктами, небольшой кувшинчик со сливками, нарезка нескольких видов сыра и колбасы, хрустящий хлеб и маковые булочки, от которых валил пар и струились манящие запахи. Командовал «парадом завтрака» красиво расписанный фарфоровый чайничек. В комнате царил полумрак. Она не была похожа ни на один другой отсек. Здесь была создана иллюзия комфорта и защищённости: приглушённые тона, деревянная мебель, обилие картин, ковров, балдахинов, даже камин притаился у стены. Это место очень контрастировало на общем фоне идеально-белых стен, полов, потолков и цельных помещений, залитых слепящим светом флуорисцентных ламп с холодными катодами. — Ирина, тебе надо больше думать о себе и ребенке. Слезами и истязаниями своего тела ты ему не поможешь. Голос Мечеслава разливался тихой, спокойной мелодией, лаская слух и успокаивая скрученные в тугие узлы нервы. Ирина тяжело вздохнула и посмотрев в лицо своего собеседника, натянуто улыбнулась. — Ты здесь уже третьи сутки, а я всё думаю, как ты себя запустила. — продолжал Мечеслав — Я знал не такую Ирину Елавич. Девушка, которую я помню, была горячей, эффектной, остроумной… — Я сейчас не в том положении, чтобы сводить с ума мужчин, Моро — безэмоционально прошептала она хриплым от долгого молчания голосом — Заметь, я ни слова не сказал о внешнем виде. А надо бы… — он протянул ладонь к лицу Ирины и самыми кончиками аккуратных пальцев провёл кривую линию от корней спутавшихся волос до мочки уха — Под глазами пролегли космически глубокие тени, золото прядей поникло, постоянно стоят у век слёзы… Ты прекрасная дама, цветущая магнолия, а не вдова. Попробуй поверить в чудо, в профессионализм своих воспитанников. В меня. Елавич посмотрела полным надежды и благодарности взглядом прямо в глаза Мечеслава и с губ её как бы сорвались собственные мысли. — Скажи… Нет, пообещай, что он не уйдёт — взмолилась женщина Она боялась такого страшного слова «смерть». — Он будет жить.***
Ринка.
Сразу после завтрака, супружеская пара договорилась отправиться «на разведку» в больничный отсек. От сонных, выжатых на всех уровнях жизненных сил ребят, добыть информацию о чудесной инъекции, призванной уничтожить вирус — было невозможно. Тем более, с момента окончания их работы прошло несколько часов и лекарство уже должны были применить члены медицинского персонала. Однако все вокруг упорно молчали, не зная, есть ли результаты. Развеять пелену неведения согласилась эта двоица. Ринка немного нервничала. С больничными стенами её связывали неприятные воспоминания. Однако сильнее чувства отвращения, от которого органы брюшной полости выполняли сотню кульбитов в секунду, было чувство стыда и невыполненного долга. Она ещё ни разу не проведала своих товарищей, хотя казалось бы, они и не нуждаются во внимании посетителей. От усиливающегося запаха медикаментов и стерильной свежести у девушки начинала кружиться голова и она несколько раз запнулась за свою же ногу. Если бы не Рюносуке, во время подхватывающий её, она наверняка бы уже растянулась на полу, чтобы затем тяжело подняться и вернуться назад, не достигнув цели. Парень не раз предлагал услуги своего плеча или вести её под руку, но изумрудные глаза тут же вспыхивали с новой силой и она ускоряла шаг, увеличивая расстояние между ними. Глубоко в душе, эта сильная личность всегда была благодарна своему спутнику. Впереди уже показалась застеклённая дверь больничного отсека. Последний рывок. Ринка с силой потянула на себя ручку и едва не оглохла от поднявшегося воя сирены на весь коридор. Девушка быстро отдёрнула руку, словно обожглась кипятком и заткнула уши, бешено озираясь вокруг. На лице Чибы, так же затыкающего уши, читалось недюжинное удивление и лёгкий испуг. Спустя приблизительно десять секунд, которые сравнялись с вечностью в их головах, готовых разорваться на месте, всё стихло и наступила прежняя тишина. — Ты в порядке? — слегка громче чем требовалось отозвался Рюносукэ — В полном. Что это было? — едва слыша себя из-за звона в ушах спросила Ринка Парень лишь молча кивнул головой в сторону пространства над дверью. Девушка обернулась и не поверила своим глазам. Над дверью висело табло с мигающей кислотно-зелёным цветом фразой «Попытка несанкц-го проник-ния». — Что за нахер?! — не сдержавшись озлобленно выкрикнула она — Какое ещё несанкционированное проникновение?! За их спинами раздался гул десятка торопливых шагов, почти переходящих на бег людей. Двоица обернулась за мгновение до того, как их подхватили и повели прочь от больничного отсека. Ринка какое-то время пыталась кричать и вырываться, но увидев отрицательно мотающего головой Чибу, отчаянно скривилась и подчинилась.***
Нагиса.
По подсчётам имеющего большое, почти неограниченное количество свободного времени синеволосого, он находился в изоляции уже 49 часов (без учёта того времени, когда он общался с Кармой). За это время он успел обдумать многое. Кроме как анализировать ему больше ничего и не оставалось. Парень уже не был уверен, как долго его здесь продержат, потому что счёт пошёл на третьи сутки. Его пребывание на таком «своеобразном курорте» могло затянуться на неделю или того гляди на месяц. А лишиться способности трезво мыслить перед таким очевидным смертным приговором уж очень не хотелось. Шиота строил сложные логические цепи обо всём, что происходило в его жизни, но самый главный вопрос, который его занимал так и оставался нерешённым. Для чего его здесь так долго держат? Чего добивается местная система правосудия? Если ежу понятно, что он виновен, почему для него ещё не избрали способ казни, не дали попрощаться, исповедоваться, почему он ещё жив в конце-то концов? Не то чтобы Нагиса хотел и был готов к смерти, просто здравый смысл подсказывал этому башковитому парнишке, что «Бетонке» не выгодно содержать в таких прекрасных условиях смертника: тратить на него драгоценные ресурсы продовольствия, воды, света, тепла. Если это конечно настолько изолированная от внешнего мира система, как все думают… Иногда в его голову закрадывалась совсем безумная мысль: этот отсек вовсе не тюрьма, а лечебница для душевнобольных. Дублирующийся механический звук возвестил узника, в очередной раз находящегося в стоячем положении спиной к двери, о прибытии гостя. — Ты обдумал моё предложение о переезде? — сказал Нагиса, глядя на пустую стену и делая вид, что рассматривает с излишним педантизмом* очередную картину в галерее — Дашь ещё время на раздумья? — отозвался приятный женский голос