Ревнуешь?

      Огонь всегда должен гореть, никогда не переставая. Огонь должен всегда греть, доставляя тепло другим. Огонь не должен никогда потухать, ведь если он вдруг погаснет, то все вокруг него опустится в мрак и холод, превратится в... пустоту? Нет, не в тех высоких, клыкастых пустот, что так и норовят съесть питательные для них глазки странных. В настоящую пустоту, в ничего.       Они стали самыми настоящими "детьми осени". Их нельзя было назвать никак иначе, ведь уже столько лет они живут одним осенним днем, который никогда не прекратится. Виктор, - когда он еще был жив, - даже грустно шутил, что "все будет у нас четвертого сентября", хотя и знал, что этого никогда не настанет. В основном, он это говорил только тогда, когда младшие воспитанники, в числе которых находилась его младшая сестра, требовали от Алмы что-то невозможное для их времени. Дети же, в силу своего "душевного" возраста, верили ему и постепенно ожидали, что они проснутся рано утром четвертого сентября.       Четвертое сентября для них стало чем-то непостижимым, а потому - неизменно желанным каждый день. Малышка Клэр даже порой рассказывала Бронвин о том, что видела во сне их четвертое сентября, яркое, светлое, совсем без пустот. Она видела их обычную, скучную жизнь, которая почему-то ей казалась более заманчивой, чем жизнь в этом доме. Их каждый день преследовало что-то невидимое, то, что видно только единицам, тем, кому дано видеть ничего.

***

      Наступил очередной вечер третьего сентября. В воздухе все так же витал приятный аромат наступающей ночи в помесь с влажным, душащим запахом травы. Вдалеке догорал огарок заката. В доме странных, после сытного ужина, все воспитанники, в том числе их уважаемая имбрина и дорогой гость Джейк, собрались вокруг Горация, который вот-вот должен был показать им свой сон, приснившийся сегодня ночью.       Эмма сидела на диване, рядом с ней, по бокам, пристроились близнецы, которые твердо сжимали подол ее нежно-голубой юбочки. Енох сидел почти на краю того же дивана, пропитанного насквозь ароматом черного чая, который обычно готовила Оливия. Между одним из близнецов и Енохом уютно устроилась Клэр, дарив свою мягкую детскую улыбку сидящим напротив Милларду, Хью и Фионе с Бронвин. Оперевшись о подлокотник дивана, стоял Портман, неторопливо попивая горячий чай, под ним примостилась Аброхолос, иногда лукаво посматривая наверх, а ловя насмешливые взгляды Джейка, смущенно смотрела внутрь своей чашки с бледно-розовым цветочком на белом фоне. О'Коннор, наблюдая за этой глупой игрой с перекидыванием взгляда друг на друга, невольно понимал, насколько это все бессмысленно, чересчур "ванильно" и... чертовски мило? Он никогда бы не признал такое проявление чувств, если бы они даже стали проявляться в его существе.       Именно это его жутко раздражало, в горле пересыхало, хотелось даже грызть свои коротко подстриженные ногти*. Резко становилось невыносимо душно, Енох одергивал вниз свой воротник одним пальцем и до крови прикусывал одну свою губу. Гораций, видя скорченное ревностью лицо Еноха, ехидно улыбался, всем своим видом показываю кукольнику, что он его раскрыл. О'Коннор закатывал свои темно-карие глаза и откидывал свою голову назад, глядя в потолок.       - Что же, все готовы к показу? - поинтересовалась Алма, выпустив изо рта очередное серо-сиреневое колечко едкого дыма. Дети одобряюще закивали под громкие хлопки в свои крохотные ладошки. Имбрина кивнула Горацию, чтобы тот начинал. Мальчишка поправил воротник своей рубашки и начал показ.       Оливия в очередной раз невинно, лукаво улыбнулась Портману, игриво, но слегка дернув его за одну штанину. Джейкоб улыбнулся ей в ответ, освободить место на диване и сдвинуться на пол, к пиротехнику. Фильм был вовсе не вещим - сегодня Гораций долго разглагольствовал про одежду, а про будущее практически ничего не сказал. Только добавил, что на обед они будут есть жареную индейку. И все.       Фильм кончился, Гораций, продолжая сидеть на своем любимом кресле, протирал свой монокль небольшой вельветовой серой тряпочкой. Эмма нежно приобняла клюющих носом близнецов и положила свою уже тяжелую голову на одного из них. О'Коннор нервно проталкивал в свою глотку чай, чтобы хоть как-то отвлечься от невольного наблюдения за укротительницей огня. Она глупо улыбалась, смотря на Джейкоба, который отвечал ей взаимностью.       Енох не заметил, как его ладони, практически на автомате, сжались в кулаки. Он даже толком не понял - что такого, собственно, произошло, что заставило его подняться с дивана и бросить взгляд, полный презрения, в сторону пиротехника, которая в тот самый момент тихо, кокетливо смеялась над очередной, - по мнению некроманта даже глупой, - шуткой Портмана.       - Ой-ой, - язвительно кинул ему вслед Сомнассон, противно улыбнувшись: - Ревнуешь, Енох?       - Конечно же ревную, Гораций! - выпалил быстро Енох, удаляясь. На этот раз никто не засмеялся над его видом. Ведь всегда, когда он нелепо ревновал, он выглядел глупо и небрежно, но сейчас этого не было. Элефанта проводила его испуганным поведением Еноха взглядом и стала собирать чашки чая, чтобы поскорее их отмыть от грязи.       Когда Оливия удалилась вслед за кукольником, Джейкоб вопросительно взглянул на Эмму.       - Я сама толком ничего не могу понять, Джейк, - шепотом, чтобы не разбудить близнецов, проговорила Блум.