Темное наследие

Неведомые часы тикали и тикали, а Драко так и стоял на одном месте, не спеша подходить к страшной находке. Он вдруг понял, что, сколько ни броди кругами — час, два, три, — сколько ни повторяй про себя защитную магию — толку мало. Зря он тянул время… Страх так и не уменьшился, смелости не прибавилось, а мучения в стиле «что меня ждёт» только разрослись. Наслаиваясь, они прилипли к телу тугим коконом. И истина горька: нельзя предугадать неизвестность. Зато можно предотвратить… Но бежать от неё не хотелось. Не когда палочка с пером Феникса призывно маячила на горизонте. Не когда Гермиона — его Гермиона — верила в него. В Малфоя. Легенда волшебного мира верила в труса? «Что ж…» Может, он и трус, но тоже кое-чего стоит. А ей со стороны казалось, что Драко готов передумать. Готов пропетлять ещё часа три, повоевать снова с парочкой тварей, но не лезть на рожон. Лёгкие пути соблазнительнее. Всё-таки Гарри добрее, мудрее, справедливее Реддла. Он способен взять и помочь, не выдвигая жутких условий. Гермиона, топчась позади, наблюдала за Драко и даже не думала на него давить. Что бы он не решил, это будет только его решение. И ничьё больше. Она потёрла зачарованную монету, заклинанием выводя на ней прежнее «мы в порядке», и тут Малфой повернулся к Гермионе. Она заправила выбившиеся из хвоста локоны и попыталась придать своему лицу более спокойное выражение, хотя внутри всё кричало: «Останови его, дура!». Пока не поздно. Драко, ни слова не говоря, взял её за руку, на которой блестел бесценный подарок. Он смотрел-смотрел-смотрел на золотое кольцо и почти не моргал, будто отпечатывал этот момент в памяти. Гермиона не выдержала и погладила Малфоя по щеке, вышёптывая то, что билось молитвой в сердце: — Я рядом. В то же мгновение он притянул её за талию и прижался губами к губам. Сладко. Трепетно. Почти невесомо. Он целовал её медленно, нежно, даже целомудренно и обещал этим бесконечно многое: Любовь… и разлуку. Под властью его мягких касаний и неуловимого предчувствия Гермиона поняла: Драко не просто целует её… Он прощается. Одними губами, безмолвно она внушала новое «я с тобой», тянулась к нему с заботой и болью, когда Малфой оборвал поцелуй и, отвернувшись, тихо озвучил: — Пора. Он чертыхнулся. — Это не последний поцелуй. Не смей так думать, чёрт тебя подери! — рассерженная Гермиона убеждала и себя тоже. На что Драко ненадолго обернулся и криво улыбнулся: — А если меня ждёт Адский огонь? — под грузом грядущего он погружался в свой старый кошмар. — Огня не будет, — поспешила успокоить его Гермиона. — Не думаю, что Волдеморт лишил бы себя палача и всего Запретного леса заодно. У него были свои отношения с Хогвартсом, а здесь опасно и без Адского пламени. Мы сами в этом недавно убедились. — Но он всё равно ждёт нас, — Драко ощутил дрожь в ногах. — Не нас — тебя, — поправила его Гермиона. — Пойми меня правильно, вряд ли Волдеморт посылал бы на смерть дружной компанией. А даже если так, с подобным себе пришлось бы драться. Насмерть. В погоне за палочкой конкуренты никому не нужны. — Ты чересчур умная, — ехидно произнёс он. — И ты меня не утешила, — усмехнулся Драко, ещё раз взглянул на Гермиону и зашагал к ягодному тису, сквозь кору которого пробивалось видимое только ему серебряное сияние, нитями обвивающее ствол. Это Реддл раскинул волшебные сети. — Стой, — не выдержала она, а Малфой вдруг послушался. — Сначала скажи мне правду, — ударило ему в спину просящим голосом, и Драко, не обворачиваясь, «гавкнул»: — О чём? — метка, как и её владелец, дрогнула. Ответ стал очередным испытанием: — О том, о чём промолчал вчера. И зачем? Драко неохотно, но повернулся, чтобы сказать ей в лицо: — Прости… Я не хочу. Гермиона засеменила навстречу: — А чего ты хочешь? — она недоумевала. — Умереть, прячась от меня? Перестань носить этот груз. — Сейчас не время, Грейнджер! Давай начистоту, чем раньше мы покончим с Реддлом, тем лучше. А разговоры только ослабят мою решимость, — он вытащил из кармана кинжал и отбросил его в сторону: — Держи. Это уже не подарок. Клинок зарегистрирован как портал, а значит, шума из министерства не будет. Если что-то пойдёт не так, аппарируй. Но куда? В Хогвартс? В Мэнор? На кладбище? — И слышать этого не желаю! — отпиралась Гермиона. — Что бы ни случилось, я тебя не брошу. — Или так, или я отправлю тебя к вшивому Поттеру. Немедля, — пригрозил Драко, подхватывая кинжал с земли и наблюдая, как Грейнджер роется в заднем кармане джинсов. Спустя миг в её руке свернул маленький стеклянный пузырёк. Она протянула Драко флакон: — Выпей. До дна. Малфой пялился на фиал, не дёрнув и мышцей. Грейнджер не может без своих тараканов, и значит, пришло время переговоров: — Только если ты пообещаешь мне, что исчезнешь, — напирал Малфой. Она, в отличие от него, слово держит. — Согласись, это честный обмен. Не может без шантажа, поганец. — Обещаю. Но только если случится непоправимое, а оно не случится! — Грейнджер всегда Грейнджер. Она выхватила у упрямца кинжал. — Теперь пей. Драко залпом одолел зелье. Вкус ему не понравился. А быть может, не ему — метке: — И что там? — горло обожгло. — Сильное болеутоляющее, маковая настойка, — не вполне законно, зато эффективно. — Если верить домовику, тебе придётся несладко, — просветила Гермиона. — Кому верить? — возмущённо уточнил он. — Кричеру, если тебе это важно. — Малфой не спускал с неё глаз. — Я не могла не подстраховаться! Он не удержался: — Узнаю свою зануду, — Драко вздохнул. — Но зелье — лишнее. — Это ещё почему? — теперь в её голосе сквозил неподдельный интерес. — Послушай, думаю, Реддл прекрасно знал, что Пожиратели смерти любят причинять другим боль, а вот сами её боятся… Потому что терпеть боль — это дар. Которым ты, прости, не обладаешь. — То-то ты удивишься, да? — отчеканил Драко. — Удивлюсь чему? — хлопала ресницами Гермиона. — Моему дару. — Драко отмахнулся и побрёл к серебряной сети. — А ты не думала, что от боли, уготованной Тёмным Лордом, никакое зелье не спасёт? И считать иначе, уж прости, слишком наивно. Он крепче сжал свою палочку. — Но хуже не будет, ведь так? — она ринулась следом и схватила его за руку, безотчётно пытаясь остановить. — Не играй в героя, Драко, мне это не нужно, — Гермиона излучала мольбу: — Только… правда. Под её касанием метка на миг разрослась, поглотила его своим свистящим «Ты — мой», и он на нервах сорвался: — Ты никогда не сдаёшься, да? — он освободился из нежного «капкана». — Чёрт тебя подери, Грейнджер, вот тебе правда: к боли я как-то привык! Жизнь заставила. — В каком смысле «привык»? — испепеляла его Гермиона. — Ты себя истязал, что ли? Угу. Регулярно. — Только не говори, что ради удовольствия, — она бросила это, скорее, ехидно, чем догадавшись. — Когда как. Гермиона сразу изменилась в лице: — Вот сейчас, Малфой, не до твоих шуток! Тебя кто-то пытал? Кто это был? — она отказывалась верить в подобное. — Ты, Гермиона, ты, — Драко обошёл её. Реддл, наверно, заждался. — Помнишь, я говорил, что не могу касаться тебя? Так вот, мне от этого больно. Физически. Поэтому я и сбежал тогда из постели, принципы тут не при чём. Она опешила, не сразу вникнув в смысл его слов: — Что за бред ты несёшь? — Гермиона перегородила дорогу. — А ну стой, лгун несчастный! Более подходящего момента для откровений ты придумать не мог? — Так это я придумал? — хохотнул Драко. — Ты же хотела правды? Наслаждайся!.. Боль преследует меня почти постоянно. Он понимал, что ходит по краю. И дело даже не в долбаном дереве — в том, что от признания с меткой его отделяет лишь страх. Страх перед Гермионой. Перед её непредсказуемой натурой, способной жертвовать собой… Но не им. — Так зачем же ты?.. — она не договорила. — Мучил себя? — закончил он. Причин множество, но сейчас важна лишь одна… Драко коснулся её губ, показывая и доказывая свой дар. — Однажды я захотел быть с тобой. И сейчас хочу. Хочу… навсегда. Он провёл пальцами по гладкой щеке, от природы любимой солнцем. В полутьме так не хватало её живых редких веснушек. — И я хочу, — шепнула Гермиона, зачарованно целуя его ладонь. За один неуловимый момент Драко стал по-настоящему её Драко. — С тобой… я ничего не боюсь, — Гермиона дышала новым признанием: — Ты понимаешь: ничего? Перед лицом смерти она вдруг захотела большего. Она с ним прощалась? Блажь. Реддл его не получит. Малфой застыл как вкопанный. Еле-еле вернув мыслям трезвость, он отвёл руку, подальше от искушения. — Да, но сейчас я немножко занят… — Только почему тебе больно? Гермиона чувствовала себя обманутой, потрясённой, влюблённой. Чувства накрыли её с головой. Но Драко спасал их обоих — от них же: — Я не знаю. — Опять враньё! — не сомневалась она. — Ты в курсе причин, и это не вопрос. — Позже поговорим. Если поговорим, — отрезал Малфой. — А теперь отойди назад, Грейнджер, или я за себя не ручаюсь. Ей-Мерлин, я не шучу! — он уставился на неё властно и гордо. Полный абсолютной решимости. — Ты помогаешь мне или злишь? Решай. Гермиона, присмирев, отступила. Действительно, не время для споров и прочего. Всё потом. Потому что Малфой глубоко вдохнул и коснулся древнего дерева. К своему удивлению, он чувствовал не шершавую кору, а нечто прохладное и гладкое, словно стекло. Драко надавил на ствол, метка одобрительно зашипела, однако рука отказывалась проникать сквозь волшебный барьер. Но почему?.. Желание заполучить палочку всё острее заструилось по венам, застучало в висках, зачесалось под кожей, однако магия его не пускала. — Не понимаю, — процедил он, насыщаясь жаждой обладания: жгучей, неотступной, дикой. Драко треклятой рукою, плашмя, ударил по дереву. Желание росло, злость тоже, а вместе с ними подступали жадность, гордыня, алчность… Месть. Драко даже запутался в своих чувствах, собираясь достать палочку любой ценой. — Грейнджер, почему ничего не выходит? — крикнул он. — Я на самом деле хочу её. Очень хочу! — он ужаснулся собственным мыслям: — Так сильно, что готов убить. Каждого, кто помешает сделать это. Драко врезал по дереву. Опять. Едва не сломав пальцы. Он взвыл, сжимая кулак. Выругался. И ударил снова. Ногой. Опять взвыл, исходя лютой злобой. Он едва не потерял палочку — та отлетела, чуть не запутавшись в горе-вьюне, а он не оставлял попыток: швырял и швырял в дерево заклинания. Как одержимый, Малфой не видел коры, не видел призрачного стекла, не видел почти ничего — только палочку, палочку, палочку… Там, под неприступной корой: мерзкой недостойной преградой. Он почти произнёс «Авада…», но Гермиона вовремя перебила его: — Не делай этого, нет! — она боролась с естественным гневом. Тёмному Лорду их не одолеть. — Реддл хочет, чтоб ты нарушил запрет, — непростительное может отрикошетить. — Ты что, не понимаешь? — Единственное, что я понимаю: я вижу магию Реддла не зря. И чувствую не зря. Его палочка предназначена мне. И только мне! Я заслужил владеть ею. И я ему докажу! — ведь бескорыстным Тёмного Лорда назвать нельзя. — Он не пропустит тебя без оплаты, — подтвердила Гермиона. — И чем я должен заплатить: кровью? — как само собой разумеющееся, поинтересовался Драко и занёс палочку. — Я не уверена… — чересчур очевидно. — Тогда есть единственный способ проверить теорию! К изумлению Гермионы, даже не поморщившись, он сделал надрез на ладони левой руки. — Мы ещё поговорим об этом, мазохист несчастный, — только и смогла произнести Грейнджер. Вместо ответа Драко коснулся дерева. Провёл кистью по стволу и... ...ничего. Рука по-прежнему натыкалась на преграду, а на коре не оставалось даже следа. Её шершавая поверхность была всего лишь иллюзией: и для незваных гостей, и для Пожирателей смерти. Приравнивая их кровь, как и их самих, к ничто. Пустому месту. Вдруг Гермиону буквально осенило: — Отдай мне свою палочку. — Зачем? — Драко с жаром всматривался в дерево, пытаясь придумать хоть что-то, способное разрушить адский замок. — Тебе нужна его палочка или нет? — громко и чётко произнесла Грейнджер. — Тогда отдай мне свою. Ты пришёл за палочкой Волдеморта, пора избавиться от другой, — без неё Малфой станет совсем беззащитным. И если Гермиона права — а она права, барьер спадёт и сработает аналог Воющих чар. Любого вора без палочки убить проще простого. «Чёрт!» — она не на шутку испугалась и, превозмогая страх, перебирала в уме заклинания. Ведь Малфой с лёгкостью расстался с «проблемой», швырнув ту Грейнджер, словно игрушку. Уловив её правоту, он, ликуя, дотронулся до ствола и — о небо!.. — всё получилось. «Шкатулка» открылась, и пальцы Драко погрузились в бездушный холод, немея в его плену. Земля под ногами задрожала, и он, инстинктивно почувствовав опасность, хотел выдернуть руку, но… было уже поздно. Неведомая сила держала её стылым обручем. В ту же секунду земля у подножия тиса разверзлась, и незваный вор, приложившись об ствол, повис «на крючке». Со сжатым от страха горлом он заскользил вниз по зачарованному столбу в такую глубокую расщелину, что дна ни за что не разглядеть — в самое пекло. К слепой старухе. В качестве подарка. Ещё через секунду Драко подбросило, потому что Гермиона успела выпалить: «Левикорпус!» — Без тебя меня бы похоронили заживо, — нелепо барахтаясь в воздухе, отдышался он и в целом был доволен тем, что Волдеморт, похоже, ждал соперников, а не союзников, раз не спалил его на месте и предпочёл дать прочувствовать скорую гибель. Но палочка от этого ближе не казалась. Ухватившись за случайный сук, Драко нашёл хоть какую-то опору и вскоре ощутил: стеклянный холод рассеялся, и капкан исчез. Рука двинулась дальше, шаря в противной жиже, схожей с лесным болотом. После полёта в бездну жгучее желание испарилось, уступая инстинкту самосохранения, и палочка больше не довлела над разумом. Поэтому Драко, ведомый лишь целью, протискивался глубже и глубже. — Тебе больно? — спросила Гермиона, но, судя по более-менее спокойному лицу, ответ очевиден. — Да здесь манна небесная, — приврал Малфой. — Лишь бы она не кусалась. Оттяпает руку и прости-прощай, перо Феникса! Драко напрягся. Копаться в «кишках» тёмного дерева — не предел мечтаний. Вдруг пальцы сжало, словно железной лапой, и костяшки хрустнули. Он отшатнулся, хватка пропала, и Малфой осознал то, о чём говорила Гермиона. И боль не только новая преграда, она — ориентир, оттого он, кусая губы, двинулся прямо на неё, как мотылёк на свет. Иногда ему казалось, что кожу тыкают иглами, режут ножом, что она горит под жалами пчёл, слезает, обнажая мышцы, что кости вытягиваются в белые змеиные ленты, и чудовищная иллюзия рождала лишь одно: Боль-боль-боль. И опять боль как игра больного сознания. Именно она тащила из него ругательства, стоны, вой, текущие изо рта подлой пыткой. Но Драко ясно понимал, что уйти без палочки не имеет права. Как бы ни было тяжело… Гермиона не отводила взгляда, терзаясь запоздалыми муками и наблюдая, как Малфой цедит воздух сквозь зубы и кричит от боли, даже не стараясь сохранять перед ней лицо. Он всего лишь человек. И его возможности не беспредельны. — Я здесь подохну, — в слабом отчаянии сотрясался он. — Боль тебе не враг, — сдавленным голосом убеждала Гермиона. — Пока ты чувствуешь боль, ты ещё жив. Пожалуйста, Драко… Пожалуйста… — о чём она просила его? Она не знала. Наверное, не бросать её здесь. Продержаться ещё миг. Не уступать Тёмному Лорду. Ведь Малфой так далеко зашёл. Всё внутри шептало «торопись», иначе боль доконает. Он даже не сразу понял, что достиг желаемого, и кончики пальцев ощутили новый ледяной шквал. Драко застыл, и его мозг взорвался от видений. Его страхи вырвались на свободу. Он увидел могилу отца, усыпанную цветами из семейного сада. Он увидел себя — сухого, костлявого, хрипящего — умирающего на грязно-жёлтой постели. Совсем одного. Без его Гермионы. А вокруг только вонь. Тлен. Бездушье. Его сердце разрывало на части, когда перед туманным, почти безжизненным взором проступила мать, смотрящая на сына с немым осуждением, не с былой любовью — с тихим презрением… За то, что не смог защитить их семью. Он обманул их надежды. И спасение от такого позора лишь смерть. Её смерть. Потому что от семьи ничего не осталось. Мама специально помаячила перед его глазами напитком Живой смерти, поднесла флакончик ко рту… И боль Драко стала невыносимой. Она слепила и плавила. Она затопила его лёгкие. Он сломался, и свинцовый убийственный крик души вырвался из груди, окропив своим гулом Запретный лес и распугав мелких птиц. Драко захлебнулся надрывным дыханием и не упал в пропасть только потому, что магия держала его в воздухе. Он почти промычал в пустоту: — Нет, мама... Мама, не надо... Я проиграл метке, я знаю, но я не хочу умирать... Не позволяй ей, мама!.. Гермиона на мгновение опустила палочку, как громом поражённая. Она решила, что подумает об этом позже, и выплакала то, что смогла: — Ты не виноват, милый… Виноват не ты… — родным всепрощающим голосом. — Я с тобой, Драко… Он, как древний старик, таял под страшными видениями, но тут его рука ощутила нечто твёрдое, и Драко, улавливая смутные, достающие до сердца слова Гермионы, вырвал находку из ствола. Та оказалась старым футляром. Земля под ногами сомкнулась, и Малфой рухнул вниз усталой измученной жертвой, отчего его выстраданная добыча выпала из рук. Шатаясь, он поднялся и, проковыляв с пару шагов, жестом велел Гермионе не приближаться. — Но тебе же плохо, — оправдывалась она, не опуская палочки. — Нет, — прохрипел Драко в кровь искусанными губами. — Я открою это сам. Заслужил, — он сплюнул. — Ты ранен и измотан. Давай лучше я, — упрямо спорила Гермиона. — Ничего ещё не закончилось! Реддл — палач, а не благодетель. — Заткнись, Грейнджер! — отшил он, из-за пыток не склонный к сантиментам. — Не будь дурой, ты прекрасно знаешь, что сделать это могу лишь я! — он снова выставил метку. Кожа под ней налилась кровью. Драко опустился на колени и уставился на прямоугольный футляр из чёрного дерева, название которого даже не знал. Глядя на него, он не испытывал ни боли, ни облегчения — просто делал, что должен. Малфой приоткрыл крышку и… ...замер. На бархатной подушке лежала палочка Реддла. Драко будто ожил. Приятное горячее тепло разлилось по телу, и даже метка ласково оплела руку. В груди поднялось вожделение, злость и гордыня, ведь перед ним лежала не палочка… Власть. «Над всем миром?» Малфой, как в забытьи, улыбаясь порочным мыслям, коснулся палочки, и… его вдруг отбросило! Оглушило? Под крик Грейнджер. Он завалился на бок, и палочка выпала из приоткрытой ладони Драко. Гермиона чуть не бросилась к нему, забыв о Реддле. Она не двигалась с места и следила за тем, что вырвалось из тайника. Серо-чёрный туман, всего на миг рассеявшись, собирался в нечто похожее на Нагайну, ползущую в воздухе мертвенным ужасом, становясь опаснее и опаснее с каждой полусекундой. Гермиона потянула за кольцо — драгоценность не снималась. Значит, Драко без сознания. «Но жив!» А она уже поняла, что за нечто парит перед ней. Способа победить эту тьму не было. А как убить то, что уже умерло? Потому что на них «взирал» злой дух мертвеца — диббук. И как только он завладеет Драко, станет полностью повелевать им, руководствуясь лишь поставленной для него задачей: Убить. Всех и каждого. Одержимый Драко убьёт и её, и себя. Если только она не поймёт, как заставить диббука вернуться на место. Дух рыскал у самой земли, без сомнения, улавливая тьму палочки, и Гермиона уже знала наверняка, что зло Волдеморта — это то, на что, как на запах, идёт диббук. Он будет использовать палочку, как проводник. Ведь она для их магической силы этим и служит! Жуткая мысль значила только одно: Её время пришло. Она ударила по палочке заклинанием, подбросив и расколов ту надвое. Сердцевина, как и ладонь Драко, пострадала, но это нисколько не волновало — жизнь важнее. Гермиона взмахнула палочкой ещё раз, и обе половинки из тиса влетели обратно, в футляр. Опустились на бархатную поверхность, и диббук, вероятно, реагирующий только на то, чего касался сам Реддл, устремился за ними. К удивлению Грейнджер, не она, а неведомая сила с ярким всплеском захлопнула крышку, и футляр чёрной стрелой вернулся в железное дерево*. Подхватив сломанное перо, Гермиона бросилась к лежащему на земле Драко, боясь лишний раз прикоснуться к нему и тем самым… ...разозлить метку? Плохо, что выбора не было. Она приманила кинжал, шепнула «Портус», и клинок засветился. Гермиона приобняла Малфоя, добавив «Примум», и крепче сжала портал. Хлоп. Почти в тот же миг она очутилась на знакомой кровати. Забыв о её чувственных тайнах, сползла на пол и, не устояв перед нелепо-понятным желанием, погладила измученное лицо Драко. Обработав видимые раны бадьяном, Гермиона опустилась рядом, повторяя про себя: «Только бы он очнулся, только бы очнулся…» ______________________________ *Тис ягодный — вечнозелёное дерево семейство Тисовых. Растёт медленно, при этом отличается большой продолжительностью жизни — по данным разных авторов, от 1,5 до 4 тыс. лет. Почти все части растения ядовиты. Древесина прочная, твёрдая, упругая, тяжёлая, не гниёт, ценится за красоту и цвет, со временем темнеет и становится похожей на чёрное дерево. За прочную древесину тис иногда называют железным деревом, а в древности даже звали деревом смерти.