* * *
Он объявился минут через тридцать. Может, больше. Вместо магловских джинсов на нём уже красовались типично тёмные брюки и такая же рубашка с длинными рукавами. С лица стёрлись учтивость и возбуждение, и объявились колючесть и скрытность. В своей привычной броне Малфой будто провёл невидимую черту, очень схожую с сожалением. — Я знаю, ты будешь рада это услышать… Иногда эльфы просто незаменимы. Грейнджер приподнялась, и тот протянул ей какие-то вещи, немного скривившись: — Вот, оденься, и мы вернёмся в Хогвартс. Конечно, после того как перекусим. — Хорошо, — согласилась Гермиона, кутаясь в простыню и озадаченно принимая его предложение. — Только выйди. — Я отвернусь, этого достаточно. — Драко развернулся в полкорпуса. — Нет, тебе лучше выйти, — настаивала она, робко указывая на дверь. — После того, что случилось, думаешь, это уместно? — недоумевал он. — Ничего я не думаю вообще! — Гермиона не лгала, она лишь чувствовала: Драко спрятался от неё, словно визит домой выжег недавнее безумие между ними. — Куда делся тот Малфой, что заботливо предложил мне простынь? — Он всё ещё здесь, — но прозвучало не слишком уверенно. — Так ты поэтому рубашку напялил? Метку от меня решил спрятать? Гермиона попала в десятку, и Малфой изменился в лице — скулы выступили, глаза потемнели: — А это не твоё дело, — раздражённо бросил он и потёр руку. Мышцы предплечья будто сковало, и кожа вокруг метки пошла злыми иглами. — Не моё? После того, что случилось, думаешь, это уместно? — передразнила она. Драко сжал челюсти и вышел, демонстративно хлопнув дверью так громко, что Гермиона вздрогнула. Расправив принесённую одежду, она обнаружила строгую юбку и светлую блузку и только тогда задумалась: «Отчего он так нервничает, когда речь заходит о метке?» Она же ничего для неё не значит. Почти ничего. Пожиратель из него как из Яксли фея. И Визенгамот не ошибся: Драко лишь жертва. Своего отца. Своего страха. Волдеморта. Так зачем столько эмоций? Разве можно изменить прошлое? Прошлое в прошлом. И пусть ей сложно о нём забыть, принять свои чувства, это не повод для новых ссор. Гермиона без труда отыскала столовую. В небольшом доме заблудиться было практически невозможно. Малфой восседал за накрытым столом и пялился в окно, разложив перед своей гостьей фрукты, хлеб, холодное мясо и пристроив на углу графин с соком. — Когда ты успел? — негодуя, спросила Гермиона, устраиваясь напротив. Драко не эльф, но справился, ей-ей, выше ожидаемого. — Опять ты меня недооцениваешь, — констатировал Драко, потянувшись к приборам. — Не надоело? Она ждала ещё каких-либо замечаний в свой адрес, но за десять минут он не проронил ни слова и даже не смотрел в её сторону. Гермиона не выдержала первой: — Что с тобой? — тихо и неуверенно спросила она, наливая в бокал тыквенный сок. — Угадай. Малфой, наконец, взглянул ей в лицо. Откинулся на спинку стула и положил обе руки на ноги, потирая их. — Ты мне скажи. — Хотел бы, сказал. Ты что, не привыкла есть молча? — потому как самое время. Раз на вкус еда не напоминает подошву. Скорее, траву. — Знаешь… — Гермиона задумалась, прежде чем продолжить: — Мы не вернёмся в Хогвартс, пока не поговорим. Дуэль ведь не я проиграла… Грейнджер, видимо, шла на штурм, пока Драко пропихивал в глотку остатки мяса. — Разве? — спросил он, опустив взгляд, и Гермиона занервничала. С Малфоем как по минному полю ходишь. — Я бы поспорил. Мы оба забылись, и ты сама понимаешь, чем это грозит. Он отхлебнул тыквенный сок. — Чем именно? — Гермиона вспылила: — Беспокоит, что мы едва не попались? Как же, как же… Наследник древнего рода связался с Грейнджер! Так? — Может быть, — уклонился Драко. — «Может быть»? — Гермиона вскочила, случайно выплеснув на стол содержимое бокала. — Если ты сейчас брякнешь, что жаждешь огласки, — напружинился он, — то обещаю тебе, Грейнджер… Мы аппарируем в Мэнор и посмотрим, как ты умеешь выкручиваться! Готова? — Тогда что с тобой? — взмолилась Гермиона. — Что тебя мучает? Драко вздрогнул. — Ты что, правда не понимаешь? — кажется, он вытащил на свет не слишком умную Грейнджер. — Я так и не добрался до чаши! А если я всё испортил, и теперь усилий окажется недостаточно? — закипал он, запрещая себе всякие попытки выдать всю важность Живой воды. Малфой поднялся: — Ты просто не представляешь, насколько… всё плохо. И как сказать Грейнджер, что отец послал к драклам все зелья? Его от них воротило. Как не сказать, что слёзы матери его подкосили? Они будто отбросили чувства на второй план. И сейчас он боится, что видел отца в чёртов последний раз! А главное, как не сболтнуть… Что они оба больны. Гермиона замерла. Она вдруг увидела в его глазах часть правды… — Он не умрёт, мы успеем, — склонившись к Драко, шепнула Грейнджер. — Мне мало надежды, Гермиона, — он сдвинул брови. Сжал кулаки. — Мне нужны силы, — не отдавать же их метке, открывая Грейнджер горькую истину. — Потому что мы просто обязаны его спасти! — долг жизни не смогут проигнорировать даже Малфои. — Иначе нет у нас будущего… А ему нужно это будущее! Он поморщился. Метка, как обруч, сдавила вены, и холодная змея словно поползла к сердцу. — Теперь-то ты видишь, что мы сами себе мешаем? — удручённо спросила она. — И пора остановиться. Сейчас!.. — Остановиться? Теперь? — Драко качал головой. — Я не хочу. — Через «не хочу». — Гермиона тряхнула копною волос: — Выбирай! — Даже если я попробую… — Драко приложил пальцы к её губам и провёл по ним нескончаемо нежно. — Одно я знаю наверняка: где есть желания, мало рассудка. Гермиона отступила, отрекаясь от ласки: — От желаний Живой воды не прибавится. А мы тут с ума посходили… — Обычно, Грейнджер, я не веду себя как дурной. Не с теми, кого хочу, — он выдохнул горечь, подчиняясь новому страху, где чувства только мешают. — Может, мы немного чокнулись, но я ни о чём не жалею. И мне неприятно, что твоё «выбирай» — дань упрямству. — Потому что так правильно, чёрт возьми! Ты же не привык себе ограничивать. Ни в чём, — она запнулась, преодолевая соблазны. — Ты нагло берёшь то, что хочешь! — она пылала, а они, похоже, ссорились. — А что в этом гадкого? — хотя Драко и сдерживал в себе гада. — По-моему, ты слишком долго считала меня засранцем, — он обогнул стол, чтобы оказаться рядом. — Завязывай с этим, Грейнджер! Конечно, первый раз не должен быть на полу. Когда мы чуть не поубивали друг друга… Но как после того, что было, ты собираешься делать вид, что между нами лишь сделка?! Драко, наверно, сдохнет от боли, но докажет обратное! — Сейчас нас связывает Живая вода, — упиралась Гермиона, — и, может, влечение… — «Может»? — бунтовал Малфой, склоняясь к настырным губам. Ещё немного — и его опять занесёт. Потому что он хочет эту дуру! Потому что помнит, как тяжело и прекрасно соблазнять её. Которая несёт типичную чушь: — А я хочу быть уверена, что и после Живой воды это не кончится… Гермиона блуждала полубезумным взглядом по такому же лицу, боясь, что больше не сможет сказать ему «нет». Сердцу ведь не прикажешь. — С такими разговорами и не начнётся. Может, в твоей подозрительной башке Драко Малфой до сих пор тот ещё поганец, но я не стану тебя принуждать. Никогда. Чего ты боишься? Гермиона перевела дыхание: — Себя! — выпалила она. — И тебя. — Но почему? — глухо выдавил Драко. — Знаешь, проблема не в том, что я изменился, Грейнджер. Проблема в том, что не изменилась ты. И это больно. Он отстранился. — Ты камин загасила? — спросил Драко, потянувшись к пуговицам на рубашке. Расстегнул верхнюю и вовремя спохватился, ведь Грейнджер опять нарисует себе чёрт знает что. — Он мне ещё понадобится. — А почему ты не любишь каминную сеть? — мелочь, но она запомнила. Ведь им пора возвращаться, пока не наделали глупостей! — Летучий порох для неумёх. — Драко залпом, как виски, опустошил свой бокал с соком. — А сейчас я снова тебя покину! Охладиться. — Куда ты собрался в этот раз? — Гермиона как оглушённая подняла свой бокал и потянулась к графину. — В душ, — доложил Драко. — Но ты не захочешь составить мне компанию, — опять не спрашивал, утверждал он. — В душ? — Гермиона вполне могла распознать очередное бегство. — Сейчас? — она пригубила сока. И что не так с её желаниями? Такими… понятными. — Не заставляй меня объяснять, почему разумнее прекратить наши споры. Прозвучит неромантично, пошло, и тебе не понравится! — вывернулся он, предрекая её львиный рык от фразы «или я тебя трахну», и милосердно изрёк: — Но если ты не прочь подглядеть… Драко ухмыльнулся и вытянул руку. — Сейчас ты больше похож на себя, — улыбаясь, Гермиона отмахнулась. — Нет, я подожду тебя у камина. — Узнаю свою Грейнджер, — и он, не оборачиваясь, пошёл по коридору, ведущему в спальню. — А я — Малфоя! Его намёки безобиднее действий. «Теперь придётся рассказать о нас Рону?» — виновато задумалась Гермиона и, отчаянно отрицая очевидное «да», побрела в комнату.* * *
На огонь действительно можно смотреть бесконечно. Слушать треск поленьев. Ощущать соблазнительное тепло. Любоваться, как чудом, разноцветными искрами. Поэтому Гермиона, присев на полу напротив камина, даже не заметила, как открылась дверь. Она по-прежнему следила за живыми красно-жёлтыми языками пламени, когда краем глаза выхватила босые ноги. Гермиона тут же подняла голову и, замерев, потеряла дар речи. Перед ней, спокойный и практически голый, возвышался Малфой, придерживая обмотанное вокруг бёдер полотенце. Молча, он бросил одежду на комод, присел рядом, опёрся на руки и вытянул ступни к огню. Грейнджер сразу вскочила. — Могла бы догадаться, что ты выкинешь нечто подобное! — она злилась, не желая пускаться в опасные игры. — А без сцены нельзя? Я только обсохну, никогда не обтираюсь. — Палочка тебе на что? — Гермиона готова была предложить кучу заклинаний. — Расслабься, я тебя не трону. Скорее всего, — Малфой лукаво улыбнулся и продолжил: — Люблю смотреть на огонь и компанию обычно не ищу. Сядь!.. В отличии от тебя, стеснением не страдаю. Да, я люблю секс, но я не опасен. — Ты всегда опасен, — Гермиона терялась в собственных мыслях, наблюдая за озорными огоньками в серых глазах. Вместо споров Драко поднялся, сдёрнул полотенце, спокойно продемонстрировав свою наготу, и шагнул к комоду, не обращая внимания на обалдевшую от его поступка Грейнджер. Он достал свежее бельё, а Гермиона будто покрылась огненным потом, чертыхнулась и уставилась в камин. Казалось, что язык к горлу прилип, а время сбилось, не тикая — шелестя малфоевской одеждой. Драко, нацепив брюки, вернулся на прежнее место: — Так тебе спокойнее? — гипнотизируя милую стыдливость, спросил он. — Ты… ты… — запинаясь, горела Гермиона. Она не сомневалась: — Ты сделал это специально! — Не удержался, — без зазрения совести подтвердил он. — Я помню, что у нас сделка, и влечение всё усложняет, — натужно добавил он, — но это не мешает мне развлекаться! — И что здесь забавного? — алела Гермиона, отгоняя видение голого Драко. — Всё! — он повернулся лицом к камину. — И пора поговорить о Живой воде, а не обсуждать мои выходки. Избегая дискуссий, Грейнджер присела на шкуру рядом с Драко и постаралась увлечься огнём. Только выходило… слабо. Мысли кружили и кружили, кружили и кружили, обнажая запертые желания. И если испытывать искушение вполне нормально, то играть с ним бессмысленно. Глупо. Жестоко! — Ты не должен был так поступать, — внезапно обронила она. — Давай работать над Живой водой без всяких провокаций. Без опасных дуэлей. И никаких поцелуев! Нам надо сосредоточиться на главном… — Грейнджер, нельзя быть такой занудой! — взбрыкнул Драко. — По твоим правилам жить пресно. — Я не зануда! — отчитала она. — Малфой, зачем эти игры? — скоро им никакой душ не поможет. — Ты даже не пробуе… — Потому что это мой способ сбежать! — вспылив, перебил тот. — Я не могу жить в страхе, Грейнджер. Я и так слишком долго в нём жил. Я дурачусь, пошлю, не отказываю себе в удовольствиях! Я сплю, ем, запираюсь в душе! И не чтобы помыться, заметь… Потому что я так хочу! — Но так запирайся и дальше! Хватит вести себя так… — она отыскивала слово помягче: — Несерьёзно! — то есть глупо. — Хватит изводить меня, — она не станет с ним спать. Не сегодня, по крайней мере. — Изводить? — нахмурился Малфой. — Хотеть меня — это, по-твоему, пытка? — он осклабился, ещё не забыв, как больно и при этом сладко касаться Грейнджер. — Разве моя фамилия Лестрейндж, чтобы мучить тебя?! Малфой как олух ступил на весьма скользкий путь, где можно не только упасть, но и отбить задницу. То, что случилось в Мэноре, — не тема для претензий, а он напрочь забыл об осторожности. — Поступки Беллы хотя бы объяснимы, — бросила Гермиона, отгоняя воспоминания. Круциатус в исполнении Беллы сейчас волновал меньше всего. — А ты… ты… просто развлекаешься! С моими желаниями. С моим сердцем! — С чем? — Драко едва затрясся. — Если я тебе нужна, — похоже, Гермиона убеждала их обоих. — Если ты что-то чувствуешь ко мне… Уважай мои желания. И пусть я хочу тебя, — о боже, она не сдержалась, но: — Я не хочу таких игр! После того, что случилось… Малфой потерялся в её маленьком гневе, в смелом признании, и его голос стал мягким, даже уступчивым: — Так давай без игр. Он рассматривал её возмущённое лицо с нескрываемой теплотой. Пальцами он провёл по щеке Гермионы и склонился к её губам: — Просто поцелуй меня. Потому что хочешь. Не спорь со своим сердцем. — А если я должна?! — она боролась из последних сил. — Ты никому ничего не должна, — напирал Малфой. — Хватит всяких «нет», Гермиона, — отрицать неизбежность уже бесполезно. — Мне и без того больно… Драко хотелось добавить «касаться тебя, но я касаюсь…». Хотелось объяснить, чего на самом деле стоят его игры, его желания. Хотелось кричать, что это его чувства превращают метку в дикую Беллу — не её; что Волдеморт не просто убивает его, а лишает вкуса жизни, так зачем же ему позволять, ссылаясь на всякие «нет»? И единственный способ не сболтнуть этого… Ощутить боль. Чтобы метка заткнула поток откровений. Гермиона почувствовала, как он коснулся шеи и поцеловал её изгиб, скользя пальцами по чувственной коже и заглушая остатки разума. Не спеша. Она закрыла глаза и отдалась ласке, будто в его руках сосредоточилась вся искренность Драко, вся недосказанность между ними. Может, Гермиона и не изменилась, но её желания выросли и стали далеко не безгрешными. Она принимала свою слабость, своё поражение, его губы, пока не почувствовала, что он пытается уложить её на мягкую шкуру. Гермиона и без того ощущала себя словно в ловушке. — Нет, что бы ты ни задумал, — выдохнула она. Но Драко не отпускал её и начал расстёгивать блузку. — Откуда ты знаешь, что я задумал? — он стал целовать открывшийся взгляду уголок её тела. — Нетрудно догадаться… — Без согласия твоей невинности ничего не грозит. — Драко крался под летнюю юбку, целуя Гермиону за ухом. Ах, если бы его останавливали напрасные протесты, ходить ему в девственниках до самой старости. — Тогда что ты делаешь? — её голос сорвался, а рука прижала к ноге его руку. — Учу девушку мне доверять. — Драко осторожно притянул её ладонь, поцеловал и двинулся выше, к запястью… «Доверять Драко Малфою? Сказать кому, так упекут в отделение для душевнобольных. Там он тебя и…» — Гермиона ужаснулась собственным мыслям и, оттолкнув Драко, вскочила на ноги. Отступив, она присела на край кровати, и взгляд её был полон не приглашения, а растерянности и испуга. — Ты неисправим, — вздохнула она. — Ты тоже, — Малфой поднялся и сел рядом, касаясь её лица и ловя губами горячее дыхание. — Если ты моя, так будь моей, — плавно убеждал он, а сердце Гермионы стучало как сумасшедшее. Он слишком отличался от того Драко, что был с ней лишь пару часов назад. Никакого напора и силы — только попытка достучаться до её желаний. — Будь моей на один долгий… и не слишком целомудренный поцелуй. Гермиона упиралась (парни — не образец терпимости): — Боюсь, в твоём «будь» не только поцелуи, — она не настолько наивна. — Я же сказал, не слишком целомудренный, — напомнил он и расстегнул ещё пару пуговиц на блузке. Гермиона не сопротивлялась и, будто во сне, ласкала взглядом его обнажённые плечи, ревностно сгоняя с них лепестки сакуры, пока благоразумие изменяло ей. Потянуло ощутить тяжесть его бёдер и их настойчивые толчки. До давящей боли. Бред да и только. Драко прижался губами к губам и с жадностью встретил их мягкость и вкус. Он уловил её язык и сладкое придыхание, а значит, Грейнджер сдалась, и Малфой, не церемонясь, скользнул рукою под блузку, к её груди: — Один поцелуй, — лгал он, не боясь, что за такую хитрость могут распять. Драко хотел Грейнджер. Снова. И плевать, сколько всего нужно сказать, чтобы вырвать согласие! Драко уже опускал её на постель, целуя остро и страстно, хоть в этом без всякой лжи. — Только поцелуй, — уступала Гермиона. Она и хотела этого, и боялась. Кровь стучала в висках от того, что ещё чуть-чуть и тоска по неизведанному затопит всё тело. Она подчинит себе вместе с его губами. Тогда Гермиона позволит ему… слишком многое. И не ошиблась. Малфой оборвал поцелуй и спустился к груди. Завладел её трепетом. Её возбуждением. Да, он не привязал Гермиону к дереву, но она уже жалела об этом… Так наслаждение было бы вынужденным. Спорным. Не таким мучительным. — Драко, — выстонала она. — Ты обещал! Да он и не такое пообещает… — Если ты не захочешь, ничего не будет, — тут он не врал, а Гермиона под особенным удовольствием прогибалась, подставляла себя под ласку; она отдавалась его рукам и его языку, комкала простынь и кротко стонала, забывая о лишнем стеснении. — Не. Честно, — восставала Гермиона, но Драко дразнил и утешал её неискушённую грудь. Он слизывал её возражения. Он превозмогал боль, ощущая, как дыхание Гермионы сбивается чаще и ширится глубже, выдавая невербальное «ещё». Когда та вновь прогнулась, Драко скользнул к пояснице и нащупал молнию на юбке, стараясь не обращать внимания на ломоту в пальцах. Метка рьяно пересчитывала его костяшки, по-мерзкому веселясь. Гермиона едва приоткрыла рот, но Малфой, отшвырнув сдержанность, рванул юбку вниз, заставив нагло перечить: — Драко, нет! — Верь мне. До последнего верь… — жгуче убеждал он, сознавая, что таким гадом, как он, надо ещё родиться. — Господи, да я себе не верю, — взмолилась Гермиона. И пусть. Драко стянул её юбку вместе с её трусами и отбросил в сторону. В затылке жутко кололо от возбуждения, совесть Малфоя тихо мычала, по спине царапали когти, но почти обнажённая Грейнджер внушала только одно: «Она твоя». И к дьяволу метку! Сердце било в грудь, в голову, по венам, член довлел над разумом, и лишь боль отрезвляла. А Драко знал немного способов её скрыть: он вернулся к губам Гермионы, чтобы терзать не только себя, но и её рот, яростно встречаясь с горячим языком и таким же протестом: — Драко… Он прикусывал настырные губы и шептал: — Но я хочу тебя. Слишком сильно хочу. Как никого не хотел… Гермиона застонала в голос и, запустив пальцы в светлые волосы, с отдачей впилась в его губы: глубоко и жалобно, глупо прося «замолчи», чем распаляла Драко ещё больше. А он точно знал, знал теперь навсегда, что в его словах — её слабость: — Ты нужна мне… Очень нужна. Малфой стал прокладывать дорожку из поцелуев, прямо к её животу, чувствуя, как Гермиона прячется от его прикосновений. Она закрывает лицо руками, пока Драко разводит её бёдра, опускаясь перед кроватью на колени, и он впитывает её борьбу с разумом, изучая изгибы хрупкого тела и вжимаясь пальцами в нежную кожу. — Не вини себя, — просил он, целуя стройные ноги, сгибая их в коленях и ставя ступнями на кровать; сначала — одну, потом — вторую. — Ты же моя, — он приближался к не менее желанным губам, внушая Гермионе: — Ещё только один поцелуй… — верный и искушающий. И один оргазм. Её. И его. Беснуясь от боли, он положил ладонь на натянутый как струна живот, скользнул к намеченной цели и провёл языком по шёлковой коже. Влага коснулась влаги, и Гермиона всхлипнула, но не оттолкнула, позволив Драко новое нескромное вторжение и сдержанный стон. А боль от метки стала сильнее. Малфой не сомневался, если так дальше пойдёт, боль станет невыносимой, и выдать её за страсть будет почти невозможно. Кайф не всесилен. Драко целовал Гермиону — всю, раскрывшуюся под ласками, лишая остатков стыда. Её вдохи разлетались под его языком, терялись в звучном дыхании, её слова превращались в невнятные звуки, пока Малфой, исходя злостью и наслаждением, упивался незримой войной с долбаной меткой. Он увеличивал силу, терял нужный ритм, но бился за скорое «да» и разводил колени Гермионы требовательными руками. Ведь его бесстыжие поцелуи сильнее уговоров. Доходчивее слов. Всегда. Он чёртов негодник. Хитёр и порочен. И ему нравится быть таким — без ложной морали. В постели это точно мешает. Он умеет подбирать ключики… К заучкам тоже. — Ты врал мне, — услышал Драко, блуждая по краю и высекая сквозь боль её удовольствие. Он почти врал. Он же Малфой. Но без согласия пальцем её не тронет. Только губами… — Но не в том, что чувствую, — вставая с колен, выстенал Драко и мысленно уже проникал в неё, разгоняя влагу жадными пальцами. И тут метка сдавила внутренности. Связала в клубок. От ступней к голове побежал дикий холод, нижняя половина тела будто онемела, и сверлящая боль приговорила его желание. Похоже, вся кровь отлила к башке, и та слепо взвыла. Теперь Драко ощущал не потребность в Грейнджер, не в том, что она могла ему дать, а полное поражение: проклятье вытеснило всё. Почти парализовало. И Малфой сдулся. Лёгкие сжало, но Гермиона вдруг напряглась. Выгнулась. Вырвалась. Чуть отползла. И Драко втянул не только воздух — её наслаждение. Её дрожь. «Ну хоть ты кончила…» — он спешно отстранился. Гермиона дышала рвано и, наверно, ничего не понимала. Но прежде чем она шепнула вероятное «да», Драко накрыл её покрывалом и прилёг рядом. Тело ломило. Вены вздулись. В голове — адский шум. Определённо, заниматься сексом сейчас он не сможет. Не под пытками. — Я же сказал, что поцелуй будет долгим, — он мельком коснулся губами её губ, скрывая страшную правду и избегая нового приступа: — Ты и теперь мне не веришь? Гермиона изучала бледное, измождённое лицо и негодовала: — Драко, ты… — она не смела произнести «передумал?». Перегорел. — Ты бы не стал меня целовать… — («…так», — одними губами), — чтобы банально по-иг-рать! Я не маленькая и кое-что понимаю… Что случилось? Для всего есть причины, — Гермиона полупьяно хлопала ресницами, заявляя: — И я хочу знать твои… Может, всё дело в ней? И очередное возможное «нет» сделало её нежеланной. Или возможное «да» — скучной. Или осознание того, что чувства не к месту, пересилило страстный порыв? Малфой будто прочёл это на лице и изобразил возмущение: — Ради бога, не неси чепухи, — по-магловски взывал он. — Я хочу тебя, но это вопрос принципа! — сочинял Драко, поднимаясь с кровати. Ноги едва двигались, а рука саднила. — После душа такие принципы вообще легче даются, — бегло кончить, не корчась от боли, о-о-очень освобождает. — Драко, я не дура… Я же вижу, что-то не так. — Конечно, я же не способен сдержать обещание! — мнимо упрекнул он. — Хотя ты можешь попросить, и мы продолжим, — нашёлся Драко, уповая на её гордость. Как бы то ни было, но нужный момент потерян… Он сам его упустил. — Куда ты, чёрт возьми? — Гермиона, протестующая, ошарашенная, на взводе, наблюдала, как он покидает её, и сходила с ума от вопросов. — Нет, ты как маленькая, ей-Мерлин… — опять извернулся Драко. — Я не голем, я живой человек. И в туалете от тебя не трансгрессирую! Гермиона поостыла и смущённо опустила глаза: — Прости, я не то подумала… — Как обычно, — и Драко скрылся за дверью. Он проторчал в мини убежище минут десять, не больше. Умылся ледяной водой, разминая ноги. Растёр метку до красноты. Обматерил сам себя. Даже коснулся члена — не омертвел. Драко тряхнул головой, поправил влажные локоны и постарался спрятать подлые страхи. Вернувшись в спальню, он рухнул на постель рядом с Грейнджер. — Сбежал бы — убила, — шепнула она, наспех одетая, и устроилась у него на плече в поисках прежней близости. — Учту на будущее, — отшутился Драко, с облегчением сознавая, что метка — «Довольная тварь!» — уменьшила натиск. Он, погружённый в тяжёлые мысли, молча погладил Гермиону по голове и вдруг поймал взволнованный голос: — Драко, я не уверена, но, кажется, знаю, где нам искать перо феникса. Вовремя менять тему — чёртов талант, и Малфою жутко повезло, что у Грейнджер он был. — Видно, мои поцелуи идут тебе на пользу, — он приобнял её и коснулся губами лохматой макушки. — Позже обсудим, я что-то устал. Закрыв глаза и прижимаясь к тонкому телу через спасительную простынь, он, как безумный, мечтал не о горизонтальных развлечениях, а избавиться от метки. Мечтал до искрящейся слепоты. И обещал себе хотя бы попробовать… …не заниматься любовью с Грейнджер.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.