Темное наследие

Воскресным утром вместо того, чтобы штудировать Зельеварение, Драко обдумывал различные способы поквитаться с Грейнджер. Всё, что так или иначе приходило в голову, смотрелось то банальным, то скучным, то невозможным, а отступать не в традициях Малфоев — если план, конечно, не отдаёт Азкабаном. Её вчерашняя выходка невероятно злила. Но ещё — льстила и будоражила, поэтому варианты для скорой мести подбирались особенно тщательно. Определённо, Грейнджер не робкого десятка, с характером, оттого желание дать бой такой, как она, затмевало все разумные доводы и вышеупомянутые традиции. Её натура превратила их сделку в Треклятый турнир, где приз не Кубок — Живая вода. При всём при том Гермиона не вешалась на шею, не тыкала прошлым, не шарахалась от него, как от чумного, и, главное, не жалела — лишь бросала упрямством вызов. Она как непрочитанная книга вынуждала возвращаться к своим страницам снова и снова, и Драко готов был поклясться, что, изучив её от корки до корки, он так и не разберётся во всех нюансах и поворотах сюжета. Без сомнения, он увлёкся ей. Купился на ласковые веснушки и смелые губы. На неуступчивый нрав. Уже не хотелось достать её лишь бы назло, не хотелось новых затрещин, не хотелось пошлить и наглеть, стараясь спровадить… хотелось сознательно перейти черту — перейти им обоим. Натворить всяких глупостей, забыться в них и не думать о смерти. Да, Грейнджер нечистокровная… Ну и что! Зато непокорная, умная, сильная. Она влекла к себе именно такой. Дополняя его… нечистоту. Ведь метка уже не повод для гордости, метка — это клеймо. Клеймо похлеще грязной крови. В чистокровном мире они оба — изгои, где каждый из них со своей меткой, выжженной в людской памяти. И эта правда горька на вкус. Её нетрудно принять, но тошно ей подчиняться. А желания — куда лучший советчик… Но сейчас всего важнее Живая вода, и с этим фактом приходилось считаться. В любом случае, показывать кое-кому свою слабость он был не намерен. С каких пор Драко Малфой бегает за девушкой?! Или того хуже — признаётся ей в своих чувствах? Он боялся и думать об этом, но потребность в Грейнджер заявляла о себе в полный голос. Как и то, что его, казалось, погибшее сердце всё ещё живо. Потому что мечтает и спорит. Неизвестно, как и когда оно понимает, что девушка — та самая, но понимает и требует… Неслышно и оглушительно. Самый сложный человеческий выбор сердце вдруг делает с закрытыми глазами. Легко. Жаль, что с проклятием иначе… Оно заставило Драко прибегнуть к зельям — точнее, к экстракту акмеллы* в надежде уменьшить зов Тёмного Лорда. Ведь метка сегодня болела сильней, чем обычно. Наверно, она ощущала желания Малфоя и пыталась наказать своего обладателя. Только боль — это не смерть. И не палач, пока не граничит с пыткой. Боль — лишь напоминание о старых ошибках, она — часть раскаяния. Боль — испытание и способ доказать что-то самому себе. Она ни много ни мало — плата в борьбе за жизнь... Возможно, это очередная ошибка, но Драко передумал избавляться от Грейнджер. Конечно, рискованно идти с ней до конца, но с умными девушками делать глупости намного приятнее. И почему-то тайна о Тёмной метке заботила его меньше всего. Зато куда больше — маленькая вендетта. Правда, после неудачи с помидорами пришлось подготовиться более основательно и всё-таки заглянуть в литературу, содержащую достаточно сведений о маглах. Задачка оказалась не из лёгких, но сама мысль, что Грейнджер разозлится из-за его весьма вольной и уж точно понятной для неё выходки, грела изнутри и подталкивала. Драко потратил полдня на приготовления, обдумывая всё шаг за шагом, не забывая, что с заучкой не грех и подстраховаться.

* * *

Во время ужина Драко почти не прикоснулся к еде. Вот дурак! Он жутко нервничал, потому что ждал… Ждал, как безумный, того момента, когда в Большой зал влетит почтовая сова с пенно-белыми крыльями. Как сейчас. Издаст характерный свист и уронит запечатанный конверт прямо напротив Гермионы: Бам!.. А затем исчезнет в коридорах замка. Даже среди шума ложек и вилок, стучащих по посуде, множество тихих разговоров и прочего гама было слышно, как кто-то поражённо воскликнул: «Грейнджер получила вопиллер!» В мгновенно наступившей тишине насторожились все — даже растерянные преподаватели. Лишь Драко Малфой оброс абсолютным спокойствием, степенно наблюдая за происходящим, будто подобный переполох — лучшее лекарство от стресса. За столом Гриффиндора студенты обратили взгляды на умницу-Грейнджер, и Рон первым не удержался: — Поверить не могу… Ты что-то натворила, Гермиона? Ты и твоя научная работа! — он навалился на стол и чуть не опрокинул тарелку. — От Слизерина вечно одни неприятности. Но разве твои родители могут такое посылать? — Нет, не могут, — заверила его та. — Мои родители тут ни при чём. Я вообще ничего не понимаю, — изумлялась Гермиона, на миг повернувшись к Макгонагалл. — Наверное, это какая-то ошибка… Но догадки ничего не меняли, любопытные лица не уменьшались, и гордость Хогвартса приподняла красный конверт, лицезрея аккуратное: «Гермионе Грейнджер». — Открывай, — вставил Гарри, и не пытаясь скрыть здорового интереса. — Будет хуже, сама знаешь, — предупредил Рон. — Открывай, а то вдруг его разорвёт, как у Джастина, на дюжину мелких вопиллеров, и опять половина студентов оглохнет. Гермиона таращилась на алую бумагу, пока тонкие пальцы, дрожа от волнения, пытались распечатать послание. Казалось, её гипнотизируют даже портреты основателей и привидения. Пивз потирает вредные руки, а Почти Безголовый Ник — полупрозрачную шею, рискуя потерять так и не срубленную башку. Как только вопиллер был вскрыт, красный «кошмар» взмыл вверх, и оттуда раздались оглушительно громкие звуки… …свадебного марша: Та-та-да-да… Та-та-да-да… Несколько секунд превратились для Гермионы Грейнджер в маленький ад. Она, прекрасно понимая, что заткнуть конверт не удастся, краснея под цвет факультетского флага, терпела душераздирающие ноты напевной мелодии, умоляя себя не сорваться и не рвануть из зала, выдавая свой стыд. Но когда её мучения вроде бы подошли к концу, вопиллер спикировал вниз — на стол, вспыхнул, обратился в пепел, и тут же из него выкатилось нечто, что заставило друзей приоткрыть рот от удивления. Перед ними предстало кольцо из золота изумительной красоты, и, безусловно, огромной ценности. Потому как наличие тёмно-голубого бриллианта (чего ж мелочиться?!) говорило само за себя. И это взбесило Гермиону ещё больше. Она резко вскочила с места, схватив драгоценный подарок, и, буравя слизеринский стол, насылала казни египетские на того, кто мог ей это прислать. И для неё ответ очевиден с первой ноты: Драко Малфой. Но его уже и след простыл. — Гермиона, — огорошено спросила Джинни, — что это было? За неё ответил Гарри: — Я потом расскажу. Ты очень удивишься, но мотив недвусмысленный. — Я не про концерт, — уточнила Джинни, — а про кольцо, — и продолжила выпытывать: — Так это что, предложение? Или просто подарок? — вряд ли Грейнджер увлеклась гаданиями на сон грядущий. — Только кольца до помолвки не дарят. Это вроде плохая примета, разве нет? И кто ж до такого додумался! Но ты как будто ни с кем не встречаешься… Или мы что-то упустили? — Нет, не встречаюсь! — подтвердила Гермиона, успокоив покрасневшего от ревности Рона. — Вопиллер — лишь способ вывести меня из себя! Она с возмущением искала обидчика. — Ну, вышло на Превосходно! — высказалась Джинни. — Даже если в кольце топаз, как у Флёр, всё равно слишком щедрый способ. — Она подняла глаза, словно пыталась припомнить цену: — По магловским меркам, наверное, тоже… — Ты же не думаешь, — перебила её Гермиона, — что я приму это?! Нет! И он это знает. — А он знает, что за такие подарки бьют морду? — всполошился Рон, не сводя взгляда с разгневанной подруги. — И, кстати, кто это? — Один тролль-переросток. И, уверяю тебя, ему достанется! — Гермиона бросилась к выходу, стараясь не замечать редкие смешки и возгласы в её адрес. Где искать Малфоя она знала наверняка.

* * *

Выскочив из Большого зала и очутившись у Главных ворот, Гермиона решила, что нестись как ураган — дурной тон. И для кого-то слишком много чести! Она брела к Чёрному озеру, словно невидимая нить тянула её туда, выстраивая назидательную речь длиной, наверное, в вечность. Отговаривая себя от рукоприкладства, в результате которого Малфой обзаведётся если не синяками, так заколдованными ослиными ушами до конца семестра. А ещё — поросячьим хвостом и парой копыт! Тщетно стараясь придать лицу более равнодушное выражение, Гермиона шла по берегу, наблюдая, как довольный своей выходкой шкодник сидит на траве и следит за её приближением, скрестив руки на коленях. Удивительно, но от вида его ухмыляющейся физиономии злость временно испарилась, и её место заняло желание отыграться. По мелочи. Ведь он ждал криков негодования, лекций о нравственности и прочей ерунде, а быть предсказуемой Гермионе хотелось меньше всего. Не с ним. Подойдя вплотную и изучая молчаливые искры в серых глазах, она с жаром выпалила: — Я согласна! Получи. — Что? — прохрипел огорошенный Малфой. Он почти подскочил, но рука соскользнула по траве, и бедняга рухнул оземь, словно неуклюжий ребёнок. — Ты от счастья оглох? Я же сказала, что согласна. И учти, в следующую субботу я представлю тебя своим родителям. Она мирно присела рядом и вдохновенно продолжила: — Маглам. Лучше сделаем это на работе. О, Драко, тебе понравятся стоматологи! Их бормашины творят чудеса… — и тут громко и рьяно: — С хроническими идиотами! Ты что творишь?! Вновь хвостатым стать захотел? — То есть твой ответ «нет»? — с облегчением выдохнул тот, опять расплываясь в улыбке. — У тебя вообще голова есть?! — возмутилась Гермиона, в очередной раз отговаривая себя от магической мести. — Не сработали пошлости, перешёл на лицедейство? — Да я весь в тебя! Документы показать? — Драко потянулся к карману за удостоверением личности, намереваясь спалить его к драклам собачьим, и прилюдная «казнь» оного — воистину утешение. — Так, для справки… — мысленно Гермиона пририсовала Малфою утешительные рожки, — чтобы избавиться от меня, нужно что-то посерьёзнее Мендельсона и дорогих побрякушек. Я теперь не знаю, как на глаза друзьям попадаться! Наверное, будут подкалывать всю неделю. — Всего лишь неделю? Я рассчитывал на большее. Он будто забыл о мерзкой бумажке с фамилией Грейнджер и наслаждался воспоминаниями о пунцовой мордашке и не менее пунцовых ушах — чудное зрелище!.. Значит, иногда и от магловской дури есть толк. — Неделю… Две… Несущественно. Как-то слабовато для мести, тебе не кажется? — Гермиона протянула кольцо. — Это не месть, а возмездие. Разные вещи, Грейнджер. — А просто признаться, что злишься, не пробовал? — она смело вложила подарок в его ладонь. Драко сжал губы. Пряча кольцо, пальцы немели, а в кисть будто впивались клыки. Тупые, но хладные. — С чего ты взяла, что я злюсь? — не уступая в решительности, он не отводил бойких глаз от её лица. — Ничуть. Просто после всех твоих «нет» я удивлён и немного озадачен. Учитывая вчерашнее «миссис Грейнджер» и прочие выкрутасы, ты, оказывается, не прочь побыть замужем за мной. Гермиона чуть не поперхнулась: — Малфой, ты здоров? — поинтересовалась она, чуть склонив лохматую голову. — Или молоть бред — твоё обычное состояние? Да я скорее соглашусь выйти замуж за Гойла! Он хотя бы открыто меня не выносит, а ты… — она запнулась и подцепила с земли камушек, изучая серые грани. — А ты, мягко выражаясь, ведёшь себя… странно. — Ты считаешь? — Драко внутренне улыбнулся этому жесту. Очень знакомому. — Ох, Грейнджер, не тебе судить обо мне, — он тёр своё запястье, стараясь отогреть его от железного холода. — Ты меня никогда и не знала! Хотя наверняка думаешь иначе. — Твои деяния говорят за себя! — Сказала Мисс Идеальность, — желчно уколол Драко. — Да, я не предел гриффиндорских мечтаний, только и ты не предел слизеринских. Да, я проиграл в битве с Поттером, но это не значит, что проиграл и у стен Хогвартса. А раз уж речь пошла о моих странностях, то прими к сведению, что победители меня не бесят. То есть устраивают. — Я не это имела в виду, — оправдывалась Гермиона, не отрицая, что Малфои отреклись от Тёмного Лорда. Ещё в лесу. Когда спасли Гарри. — Так, для справки… — передразнил её Драко. — Не скажу, что после всего я мечтаю сменить факультет, жениться на Лавгуд и искать вместе с ней мозгошмыгов, но терапия лопатой творит чудеса! — отшутился он. — Да такие, что кое-кто уже целовался с Пожирателем. Повторим? Гермиона, должно быть, опять залилась краской, потому что щёки вспыхнули, но это не повод поддаваться на дешёвые провокации: — Предупреждаю, тронешь меня — и я так тебе врежу, что ты ещё долго не сможешь ни к кому приставать. — Я тебя не боюсь, — Выручай-комната тому доказательство. — К чему твои «врежу» и прочее? Ах да, так положено! Но раз мы почти женаты… — Мы — что? — перебила Гермиона, уже подозревая, что дело добром не кончится. — С каких пор?! — Между прочим, это была твоя идея. А я просто беру то, что отныне принадлежит мне! Драко без труда повалил её на траву, прижав девичьи руки, занесённые в попытке отпихнуть его, над головой: — Малфой! — зарычала пленница, как шальная пытаясь вырваться, но он, безусловно, был сильнее и тяжелее её. — Прекрати! Бесполезно, — осадил Драко, сдувая с её лица воздушные пряди. — Может, ты и лучшая в Хогвартсе, но хрупкая, как тростиночка. С невидимыми шипами. — Так нападать на людей — оскорбительно! Тем более, на девушку, — Гермиона взывала к подобию разума: — Что за манеры, ей-богу? — Фразочки у тебя, Грейнджер… Как в книжках по этикету. — Слезь с меня, идиот! — Гермиона перешла на грубость и неэтичные угрозы: — Или норфолкская чесотка — меньшее, что тебя ждёт! — Ты всё-таки боишься меня, — заключил он. — Я — тебя?! — только невербальные «Ваддивази» и «Верминкулюс», мысленно брошенные в нахала, лишь подтверждали это. — Не имею привычки бояться мелких паршивцев! — Какие любезности… — язва вдвойне. — Ты что, запала на меня? Но я прощаю! Я ведь твой муж, — Драко ощущал, как пульсирует Тёмная метка, как она выписывает на коже драные узоры, однако не отступал. — Будь последовательна, Грейнджер, и не порть мне почти первую брачную ночь, — тише добавил он, с горечью понимая, что акмелла не особо-то и работает: боль не стихает. И это на самом деле бесило. По-настоящему. Магия Волдеморта росла. — Какая ещё ночь? Ты в своём уме?! — Нюансы меня не волнуют. Главное, я решил вернуть тебе супружеский долг. — Забудь. Я его прощаю, — съехидничала Грейнджер. — Слезь! А то при попытке стать моим му… — она вдруг замолчала, с ужасом сознавая, что её не отталкивает эта мысль — греет. — Нет, нет, нет… Что ты, золотце!.. — ёрничал он. — Никакого насилия. Без согласия я тебя не трону. Не в глобальном смысле. Но мелкие радости никто не отменял, поэтому помолчи и дай мне насладиться моментом. — Размечтался… — Если ты не замолчишь, я поцелую тебя, — с улыбкой-издёвкой предупредил он. — Силой. Снова. Или… именно этого ты и хочешь? Драко не мог решить, чему бы он больше обрадовался: «да» или «нет»? Гермиона не оставила времени на раздумья, отрицательно покачав головой: — Не хочу и не хотела! — выпалила она. — Наш первый поцелуй — часть рецепта. Я — жертва твоего шантажа! — И что, тебя это так задевает? Почему? — (потому что в поцелуе главное — чувства?) «Так ты же хотела!» — Не по той причине, что ты надумал, — будто услышав мысли, оспорила она. — Неужели ты правда не понимаешь, что для меня значит Живая вода? Не столько для меня, сколько для волшебного мира! — Плевать мне на мир! Не плевать на себя… — А вот это меня не удивляет. Всегда и всюду важен лишь ты! — А как же сделка? И я делаю это не ради себя… — Драко вдруг замолчал. Потому что потянуло сказать Грейнджер правду и понадеяться, что она поймёт. Не станет жалеть его. Не сбежит. Не перестанет врать о Выручай-комнате. Не лишит удовольствия уличить врунью во лжи: в том, что между ними не договор — чувства. — Может, сыграем в правду или желание? — попытался начать он. — Боже мой, ты опять за своё! Никаких игр. Никаких больше условий! — разозлилась Гермиона, уловив неверный подтекст. — И никаких «твои деяния говорят за тебя»! — Драко не шутил. Он не подарок, но наказан вдвойне. — Ничего не обещаю! — бунтовала недожена. И теперь он испугался: рассказать о метке, о боли, о смерти. Он испугался не страха как такового, а не узнать её — Гермиону Грейнджер. Оттого спрятал правду поглубже. Он крепко прижимал смутьянку к земле, отгоняя ноющую боль в левой руке. Которая поднялась до плеча и забарабанила по нервам, как молоточком по струнам. Они завибрировали от хлёстких ударов и… …будто одеревенели. Так боль поддалась зелью или затаилась? — Чего ты хочешь от меня? — Гермиона дёрнулась и едва не столкнулась с ним бёдрами. — Разорвать сделку? Так отпусти — и катись к дракловой бабушке! — она выплеснула злость с радостью: — Хитромордый павлин! — А ты заноза, — Драко должен был её осадить. Просто. Должен. — И почему ты не на Слизерине-то, а? Потому что держишься за свои амбиции и мечтаешь удивить весь магический мир! Он склонился к веснушчатому лицу и погладил дыханием солнечные «капли» на её коже. Коснулся взглядом упрямства на диких губах и обругал их за грубость. Его сердце застучало как сумасшедшее, и он заговорил шёпотом, боясь разбудить приснувшую боль и стараясь донести до кого-то каждое слово: — Поверь, я никого об этом не просил… Останься со мной сегодня. И пусть потолком нам послужит звёздное небо, а постелью — мягкая зелень… — Ты говоришь, как в печатных рома… — начала Гермиона и осеклась, почувствовав, что язвить сейчас — не выходит. Ведь её сердце просило иного: внимать и верить. — Позволь целовать тебя долго и нежно, пока твои губы не станут алыми. Не научатся молчать, — он не нападал, он дразнил, приближаясь: — Останься, и я растворюсь в гладкости твоей кожи, а ты — в ночном воздухе. Мои руки коснутся шеи, спустятся к плечам, к груди, огладят спину, откроют бёдра… и не оставят ни дюйма без ласки. Но я подожду, пока твои стоны не смешаются с просьбами, не прольются мольбами, и вот тогда я зайду дальше, чтобы поймать придыхание, а, быть может, и крик… Спорить со стороны Гермионы, наверное, преступление. И необходимость: — Ты… — она смутилась и выдала первое, что пришло в голову, — не понимаешь, что говоришь! — Может быть. Но когда я увижу, как блестят твои глаза после… — он легко скользнул кончиком носа по её щеке. — Тогда я узнаю, какими жадными могут быть твои поцелуи. И ради этого я готов пойти на многое, пока ты не признаешь… что хочешь быть моей. До конца — моей. Гермиона застыла. Долгое молчание, розовые щёки, полуоткрытые губы выдавали её потрясение: Малфой… хотел её. Потому что он её соблазнял. И делал это почти искренне. Но почему?.. Гермиона внутренне сжалась. Она и не представляла, насколько Малфой опасен. Потому что этот человек ей не знаком: он нежен. Он страстен. И он… ...хитёр. Но стоит ли поддаваться его философии сейчас? — Драко, так нельзя… — Гермиона, кажется, перешла грань. А метке не понравилось, как звучит его имя. Не понравились тон и полупокорность. Клеймо очнулось. Оно обвило руку змеиными кольцами, и те поднялись к шее. Закопошились, заелозили под кожей едкими искрами и устремились к лицу, искажая губы. Рыхлая, шершавая, ядовитая боль натянула мышцы, как невидимые поводья. И Гермиона увидела то, что увидела: Хищную сущность. Довольный оскал. Она несколько секунд раздумывала, искала причины и прошептала в ответ: — Не поверишь, но я всё время думала о странице двадцать шесть, — Грейнджер корила себя за это, но чувствовала свою правоту. — О той самой… — Что? — не веря, переспросил Драко. Но, заводясь от нахлынувших мыслей, и не пытался их отогнать. Он боялся и желал продолжения. Он впервые не проклинал метку, а просил её… Болеть завтра — не теперь. Малфой посчитал, что заслужил небольшое затишье, и стало заметно, как в глазах что-то вспыхнуло ослепительно ярко. — Ты слышал, — Грейнджер слегка коснулась его губ своими и отстранилась. — Или это для тебя слишком? Слишком неожиданно — да! Но Драко отпустил её и с лёгкостью перевернул на себя. Гермиона, не сводя с него тёплого взгляда, поднесла руку к первой пуговице на блузке. Сердцем — нерешительно, но внешне — смело. Всего на миг её заворожили его вздох и молчание. — Закрой глаза, — попросила она, водя пальцами по белому канту. — Или боишься? Чего? Секса? Ни в жизнь. Драко, взволнованный, выполнил её просьбу, вцепился в траву, напрягся и поддался алчным мечтам… Но в следующую секунду раздался оглушительный звук затрещины. Он тут же распахнул веки, схватился за щёку и, сглатывая ругательство, оторопел: — Ты… ты… ты ударила меня? — ошарашенно. — А ты что, не понял? Так могу повторить! Гермиона снова занесла руку и почти сразу опустила. Никакие речи и обещания не лишат её убеждения, что близость — это не похоть. Не страсть. Это зов души. А метка от радости, похоже, шипела. Будто это она врезала Малфою, отрезвляя сердце и отбирая у него шанс. — Опять твои ласки?! За что на этот раз? — от новой боли огрызнулся Драко и снова вцепился в траву. Грейнджер вскочила на ноги: — За то, что ты только что со мной проделал! А теперь, извини, мне надо… — она старалась унять бешеный пульс и заткнуть то, чему нет объяснений, — в библиотеку! — наконец нашлась Гермиона. — Перечитаю книгу о чудовищах. Она развернулась и гордо зашагала прочь, проклиная свою адскую память, потому что слова Драко звучали в её голове ласковым эхом. Нелогичным. Но мягким и чистым. А значит, заснуть сегодня будет совсем непросто. ____________________________ *Акмелла — природный анестетик. **Ваддивази — заставляет предмет лететь в противника. Верминкулюс — превращает объект в червя.