Темное наследие

День «икс» настал, а именно — пришло полнолуние. В отличие от Малфоя, Гермиона прилично нервничала. Сложно было равнодушно сносить его еле заметные ухмылки каждый раз, когда они случайно пересекались во время занятий. Молчать и изображать безразличие даже не к типичным слизеринским замашкам — к тому, что сегодня предстоит совершить превеликую глупость… Стойкая привычка всё анализировать лишь добавляла Гермионе проблем. Ей и недавнего поцелуя хватило. Дурацкий… отвратительный… чувственный поцелуй! Который никак не выходит из головы. А значит, Малфой ей отчего-то небезразличен. Отрицать, что он вырос привлекательным молодым человеком, было, с её точки зрения, неразумно. Угловатый мальчик повзрослел и обзавёлся свойственной всем предкам аристократической внешностью, не самой ужасной фигурой и весьма неплохим вкусом. Но, несмотря на напускной лоск, он остался таким же самодовольным, наглым, а порой ещё и невыносимым с этой своей навязчивой пошлостью. Только вот почему её, Гермиону Грейнджер, чем-то притягивали его недостатки, она объяснить для себя не могла. Что это — какое-то нездоровое любопытство? Вера в то, что способна его изменить? Стремление узнать, что скрывается под этой маской? Попытка найти в человеке хоть что-то хорошее? Она точно не знала. Нельзя разделять людей, как старое кино: на чёрное и белое. Они — серые. И если бы можно было понять, что за невидимая нить притягивает два одиночества, то избавиться от всего этого, разорвать связь, стало бы доступно человеческой воле. В любом случае, показывать Малфою свои чувства, а тем более поддаваться его домогательствам Гермиона не считала достойным, пока не сможет взглянуть на него с иной стороны. Потому что уже заподозрила, что он не так плох, как хочет казаться. То, с какой страстью и убедительностью он вчера процитировал Плутарха, был способен оценить, как лучше преподнести красоту, наводило на мысль, что Малфой не совсем уж примитивное и озабоченное животное. Стрелка часов двигалась со скоростью урагана, и, с одной стороны, Гермиона хотела вновь почувствовать его губы, но с другой — протестовала против такого собственным разумом. А показывать, что два противоречивых желания сражаются в ней, будто борцы на арене, определённо, глупо. Более того — непозволительно! Вчерашняя выходка Малфоя смотрелась пустым развлечением, проявлением потребительской философии, бунтом, в конце концов, и поэтому вызывала такую гамму эмоций: злость, грусть, неприятие… Как бы то ни было, но в одиннадцать, не прибегая ни к каким долгим приготовлениям и не подбирая предметы скудного гардероба, способные хоть как-то подстегнуть его воображение, Гермиона, сцепив длинные волосы в конский хвост, подошла к заветному месту в обычных джинсах и клетчатой блузке. Драко уже ждал Грейнджер, одетый во всё чёрное, что ещё больше подчёркивало белизну его волос. Он смерил напарницу взглядом с головы до ног, не снизошёл до приветствия (она, впрочем, тоже), встал рядом с ней, молча буравящей голую стену, и, не колеблясь, заметил: — Я смотрю, ты нашу вылазку свиданием не считаешь? — Нет, — не отрываясь от попыток открыть Выручай-комнату, бросила Гермиона. Её всё ещё тянуло сбежать, оставив нахала искать себе новую жертву. Но не прийти сюда — как расписаться в собственном поражении. Признаться в своём страхе. И слабости. Драко пожал плечами: — Однако — ты здесь. И явно не ради домашних заданий. Начнём с поцелуя, а там как пойдёт… — Замолчи, — огрызнулась она. Издёвки Малфоя, как и его скабрёзные шутки, выводили из равновесия. — Во всём виноват твой бессовестный ультиматум! И ты тоже не при параде. Даже лиловую мантию не нацепил. Гермиона сглотнула комок из собственных нервов. Прям хоть болтай о погоде, чтобы не думать о предстоящем ужасе. «Ужас!..» — потому что кто-то менее разумный внутри так не считает. Он ждёт… ждёт, когда омела распустится над их головами. Гермиона успокаивала себя тем, что Выручай-комната может и не открыться, и тогда «Прощай, Малфой, с дурацким планом!» Она почти поверила в это. Немножко огорчилась. Но куда больше — обрадовалась. И даже взывать к заветному месту перестала… Драко ненадолго коснулся стены, словно старался нащупать невидимую дверь: — Я решил тебя пощадить… Понимаешь, в лиловом я неотразим! — отшутился он. — Представь, некоторые волшебники под мантией вообще ничего не носят. Малфой склонился к её уху: — Ты заметила, что я не застегнул пару пуговиц на рубашке? Он выпрямился и наглядно оправил воротник. — А вот это, уверяю тебя, самое что ни на есть лишнее, — оттарабанила Гермиона, невольно отводя глаза от игривого представления. — Нервничаешь? Ничего, в малых дозах это полезно. — Займись уже делом, а не болтай! Потому что если комната не появится, я свалю вину на тебя. — Рискни!.. — хохотнул он. — Свали. А заодно и все беды волшебного мира! И вообще, гриффиндорцу должно быть стыдно за подобные речи. Шляпа точно не предлагала тебе Слизерин? — продолжал измываться Драко. — Заткнись! — теперь, когда страшный миг всё ближе и ближе. — Грубо, — умилился Драко. — Эх, прощай дружба между факультетами… И как себе позволяет такое самая умная ведьма тысячелетия?! — язвил он. — Слушай, как староста, сними с себя баллы. Это, кстати, разрешено? Устав уставом, но вдруг совесть заговорила и всё такое… — Не тебе о ней заикаться, Малфой. И предупреждаю: один поцелуй. Только один! — ради Живой воды. — И мы вернёмся к остальным пунктам. Тем более я придумала, как достать злополучный помидор и превратить процесс в испытание. Воровство, как ты помнишь, исключено. И не надо мне внушать про исключения!.. Кстати, заставить тебя вырастить его самостоятельно — весьма заманчиво. И чтоб никакой палочки! Жаль, на это потребуется время, которого у нас и так не ахти. Волшебная дверь, наконец, проступила («О Мерлин, за что?..»), а значит, Малфой навык не растерял. Жестом пропуская Грейнджер вперёд, не говоря ни слова, он проследовал прямо за ней в самый центр древнего помещения. Такой эту комнату Гермиона ещё не видела: вокруг возвышались белые мраморные колонны, обвитые цветущей зеленью, а сочную траву под ногами будто усыпало снежными искрами; чудесные ароматы витали в воздухе, навевая покой; маленький родник бил из-под гладких камней, звеня прозрачной, как слеза, водой; и лишь мягкий лунный свет, льющийся с потолка, выдавал нереальность подобного зрелища. Прекрасное место для прекрасного поцелуя!.. Только хотелось провалиться сквозь землю. Потому что здесь Малфой. Превративший волшебную сцену в фарс. Гермиона чувствовала неодолимую дрожь в ногах и боялась оторвать взгляд от «пола». Она понимала, что тот самый момент подошёл совсем близко, и от нескромно-горячих мыслей сердце стучало ещё быстрее: — Кинжал при тебе? — спросила она. — Конечно. Он же мой. При мне и останется. — Весьма разумно, — подметила Гермиона, топчась на одном месте. — Не то что дурацкая идея с пуговицами! — Не такая уж дурацкая, раз покоя тебе не даёт, — как бы между делом уколол он. — Пойми меня правильно, Грейнджер, не скажу, что кинжал мне по-отечески дорог… Опять же собственные усилия и бла-бла-бла... — Драко ещё раз оправил рубашку, вольным жестом продолжая свои намёки, и негромким голосом доложил: — Но некоторым острые предметы доверять никак нельзя! Видишь ли, поцелуи действуют на них совсем не по-девичьи. А про секс я и думать боюсь… Не мог не припомнить, змеёныш! Гермиона собрала всю свою смелость и взглянула в его лицо, так быстро оказавшееся совсем близко: — Хватит болтать! Давай поскорее с этим покончим… Драко насмешливо растянул рот: — Ох, Грейнджер, не слишком ли ты нетерпелива? А как же «пожалуйста»? Он медленно склонялся к её лицу: — Я тебя не съем, — вкрадчивым голосом. — Сомневаюсь… — обронила Гермиона прямо в приближающиеся губы. Малфой хмыкнул и вскользь поднял глаза к потолку: — Не будь ты такой зажатой. Как пружина. Иначе омелы нам не видать… Сама знаешь, без взаимного желания она не появится. И уж тем более не расцветёт. — А разве я в этом виновата?! — вспылила Гермиона, ругая себя за безудержный пульс. — Нормальные люди не целуются… вот так. Драко потянулся рукой к её неспокойному лицу: — Никогда не хотел быть нормальным, — и почти коснулся кончиками пальцев серебристо-пшеничных веснушек. — Да и ты, я уверен, тоже. — Ничего не выйдет… — вдруг предрекла Гермиона, — с омелой. Другие идеи есть? — она замялась, оставив за Малфоем право решать. Он прошептал: — Есть. Проторчать здесь до следующего полнолуния. И долой занятия, прощай ЖАБА! Я, конечно, не против, но с каких пор ты мне угождаешь? — Драко чуть опустил руку и провёл пальцами вдоль клетчатой блузки, и мельком не тронув её. Гермиона закрыла глаза, перебирая в уме заклинания, лишь бы не видеть Малфоя и не думать о надвигающейся катастрофе. С бешено бьющимся сердцем ждала его прикосновений и корила себя почём зря, не размыкая собственных губ. Драко согрел их дыханием на целый тревожный миг, отстранился и наполнил комнату голосом, не выражающим, как ни странно, никакого раздражения: — Ну уж нет, так не пойдёт. Ты будто на казнь собралась. Никогда не целовалась? — Целовалась! — возмутилась она, разлепив веки. — С Уизелом, что ли? — как в воду смотрел. — Считай, что не целовалась, — отмахнулся он. — Что ещё ты с ним не делала? — не удержался Драко. — Малфой!.. Думаю, ты забываешься! — А ты думай меньше! — Он не привык целоваться под пытками. Хотя именно ему пытка и предстоит. Метке дико не понравится грязнокровка и её нежная близость. — Просто закрой глаза и представь что-нибудь далёкое от морали и формул. — Пробуешь на мне свои приёмчики, да? Драко пошёл на крайние меры: — Гермиона, расслабься, — в такие минуты имя работает лучше всякого волшебства, и она даже перестала походить на оловянного солдатика. — Ты невозможна… — Уж какая есть, Малфой, — нервно. Он насмешливо изогнул бровь: — Мы уже целовались, так что можешь позволить себе и «Драко». Она даже не успела закрыть глаза, как почувствовала решительное прикосновение его губ и в необъяснимом порыве влепила пощёчину. Малфой невольно вздрогнул от неожиданности, схватился за лицо и воскликнул: — Грейнджер, ты с ума сошла?! Сегодня-то за что? — мало ему змеиных укусов?! Метка на миг выпустила свои ядовитые зубы, но за хлёстким наказанием боль быстро забылась. — Добавка за вчерашнее! Хотя это, скорее всего, инстинкт. Привыкай! — Так спрячь его подальше, или я свяжу тебя, — угроза невольно обрела образ, и от непристойной картинки прибавилось вожделения. Проснулся голод. — Учти, — предупредил он, — если ты и дальше будешь меня хлестать, я захочу не только тебя поцеловать, уж поверь… Так что прими это к сведению, прежде чем размахивать своими гриффиндорскими ручищами. — С чего ты решил, что будет легко, Драко? — с вызовом спросила она. — Ну вот, уже лучше, — вдохновлённо произнёс он при звуках собственного имени. Рука его коснулась резинки в её волосах и стянула вниз. Драко расправил длинные локоны, наблюдая, как те струятся по плечам под его пальцами: — Так ты ещё невозможнее… — вышептал он. По телу Гермионы побежали мурашки, и она порядком смутилась, не замечая тонких волшебных побегов, возникших в воздухе густо-зелёным предателем. — Малфой, чисто теоретически, — затараторила она, пряча волнение, — я допускаю мысль, что ласковые прикосновения губ и языка могут доставлять девушке физическое удовольствие. Принимая во внимание, что у нас это достаточно сильная эрогенная зона, и, учитывая возрастную игру гормонов… — Ты слишком много говоришь. Драко, уловив желание, поцеловал Грейнджер. Не позволив себе сомнения, он припал своими губами к её губам. И будто забылся, бесстрашно поймав так и не слетевшие слова. Свинец, с которым вонзилась метка, стал острым, оставив на коже незримую рану. Череп на руке словно наполнился невидимой кровью — чёрной как смоль. Едкой и злой. Драко впустил в себя наследие Тёмного Лорда, впустил и сжался, сжался и… ...нашёл в себе силы терпеть. Ведь что такое боль в сравнении с ней? Всего лишь боль. Когда все муки ада притупились бы за мягкостью этих губ. Сдались бы перед их стойкостью. Влюбились бы в них вопреки всяким «нет» — хоть на долю мгновений. Ведь Драко знал… ещё за секунду до этого он знал… что ему понравится целовать Грейнджер. Как минимум потому, что зануда, зазнайка и выскочка станет девушкой, несущей и боль, и спасение. Гермиона ощутила его трепетное касание, полуобъятие, тепло и странную слабость, потеряв способность думать и говорить. Драко не оскорблял своей дерзостью, он тронул волшебные струны, укутав её собой. Смелость его поцелуя была почти осязаемой, а сладость — почти бесспорной. Его язык — не слишком наглый, не слишком скромный — спешил и медлил, наполняя всё тело истомой. Руки Малфоя очень ласково коснулись её шеи, спустились к плечам, пропорхали лишь кончиками пальцев по рукам ниже — к ладоням, и каждое движение, каждый вдох и выдох просили не останавливаться и позволить поцелуям расцвести в полной мере. Так же, как и прекрасной омеле, возникшей над их головами мгновенья назад. Она распустилась вслед за биением сердца. Его. Её. Залилась серебром в рассеянном свете. Гермиона невольно протестовала, когда Драко прервал их поцелуй, поднял взгляд и потянулся в карман за кинжалом. Смущённая, она боялась смотреть ему в лицо и принялась искать в джинсах заготовленный ею листок пергамента. Сделав из него бумажный конус, гипнотизируя собственные руки, она позволила Малфою сложить несколько цветков внутрь и наглухо запечатала. Но заметив его самодовольную морду, Гермиона не выдержала: — Сотри с лица это безобразие! Дело сделано, и не смей заикаться об этом. Никогда! — Это ещё почему? Потому что тебе понравилось? — но увидев гордое качание головой: — Ты можешь попытаться обмануть меня, но комнату обмануть не выйдет. Драко победно и невоспитанно сунул руки в карманы. Гермиона фыркнула: — Я просто представила себе кое-что, как ты и учил. — А можно узнать что? Что-нибудь пикантное и по-слизерински развратное? — улыбаясь, поддевал Драко. Гермиона как протрезвела от его тона, от неверных намёков, разрушивших прелесть момента, и решительно, без церемоний заявила: — Да. Можно. Что это был не ты… А Рон! Выражение лица Малфоя сразу изменилось. Она готова была поклясться, что в них промелькнула обида. Может, злоба. Может, ревность. Потому что в следующую секунду он процедил: — Уизли, говоришь? Я тебе покажу Уизли! — Драко резким, грубым движением впился в её губы, но Грейнджер взбунтовалась: оттолкнула его и влепила очередную пощёчину. Туманное безумие отразилось на побитом лице, оттого Гермиона, немного испугавшись, уронила трофей, и тот отскочил в сторону. Малфой приблизился за полмига и, пялясь, прошипел: — А так твой Уизли тебя целовал? Он жарко обхватил Гермиону, ощущая яростное сопротивление упирающихся в грудь рук. Но всё равно целовал её шею, поднимаясь всё выше и выше, приближаясь к зовуще-молчащим губам. Он боролся с ней и с болью, сталкиваясь дыханием, и его эрекция была для Грейнджер вполне осязаемой. Он нагло прошёлся рукою по её груди и бёдрам. Он без прелюдий скользнул между её ног, а потом объял ладонями упрямую голову. Но как только его требовательные губы разжали её рот, в тот же момент Драко почувствовал яростный укус прямо за нижнюю губу. Двойная и уже довольно яркая боль ослабила хватку, и Гермиона со всей силы оттолкнула его — да так сильно, что Малфой потерял равновесие и чуть не упал, отшатнувшись. — Мерзавец! — закричала она. — Ты что себе позволяешь?! Драко, не говоря ни слова, вытянулся во весь рост и с наслаждением облизнул губу, кажется, почувствовав солёный привкус крови на языке. Удивительно, но такая иллюзия прогнала отголоски боли. Это движение, смакующее момент, чертовски возмутило Грейнджер, и она потянулась в зачарованный карман джинсов за палочкой, а Драко выставил вперёд руку и осадил: — Ну, ну, остынь. Всё. Всё!.. Я понял. — Малфой, ты совсем страх потерял?! — взвыла Гермиона. — А на ощупь ты ещё лучше, чем на вкус… — и не важно, какой ценою досталась. Малфой — мазохист? По фиг! — Заткнись! Или я укорочу твой подлый язык! Дооблизываешься… — она сама поражалась собственным словам. — Ты сама виновата, — смело возразил он. А Волдеморту захотелось показать средний палец. — Не выводи меня из себя! — не унималась Грейнджер, оправляя одежду. Её дёрганые, разбросанные движения радовали не только глаза, но и душу. Да так, что Драко снова забыл, что он болен: — Успокойся! Всё. Дыши глубже. Гермиона отчаянно пыталась унять злобу, но что ещё хуже — своё возбуждение. Подняла с пола цветочный трофей и спряталась за словами: — Омелу я сохраню магией. И, Малфой, ещё одна подобная выходка, тебе серьёзно достанется, учти!.. — Так что там с помидором? — пытаясь сменить тему, спешно спросил Драко. Колючая, грозная Грейнджер, полная вредностей и сюрпризов, несомненно, украсила и комнату, и сегодняшний день. Шумно выдохнув, Гермиона собралась с мыслями и ответила: — Я надеюсь, ты не прогуливал Магловедение, потому что отправишься за ним прямо в Лондон. Без палочки! И, глядя в ошарашенное лицо Драко, с мстительным удовольствием подумала: «А если не вспомнишь, то и без денег!»