Солнце в волосах

ㅤСмеясь до боли в животе, взлетать под потолок и вниз — точно в крепкие и любящие руки. Визжа от страха и восторга, больно хвататься за волосы и небритые щеки и вопреки просьбам крошечными ладошками закрывать глаза, страшиться высоты, но каждый раз проситься посидеть на широких плечах, когда родные руки сжимают дрожащие ноги у края новеньких ботиночек. Быть центром шумной толпы гостей в праздничных нарядах, в платье своей мечты величественно вальсировать на руках у самого любящего мужчины в мире и никогда не знать одиночества. В три, в пять, в семь лет… ㅤЭнн никогда не узнает об этом. ㅤВ холодный зимний вечер, когда за окном волком завывает ветер, в предвкушении забираться под тёплое одеяло, ожидая очередную сказку, что родным мягким голосом постепенно проникнет в красочные сновидения. С заплаканными глазами рассказывать про неудачи, гордо хвалиться успехами, шёпотом делиться сокровенными тайнами и всегда получать ответ на волнующий вопрос, услышать мудрый совет или просто, не найдя в любящем взгляде осуждения, обнять родные плечи, отчего на душе сразу станет легче. ㅤЭнн никогда не узнает об этом. ㅤОна заглядывает в глаза своему отражению и думает, возможно ли в этой жизни променять на что-то узловатые пальцы Мариллы, пахнущие мылом? Они заботливо перебирают мягкие пряди, отливающие медью в лучах заходящего солнца, вплетают непослушные локоны в корону кос, венчая снежными розами свою работу. ㅤМарилла обеспокоенно ловит блуждающий взгляд Энн и нерешительно спрашивает: ㅤ— Гилберт Блайт вернулся, ты знаешь? ㅤЭнн с трудом фокусируется на лице Мариллы в зеркале и слабо улыбается. ㅤ— Всего на несколько дней. Он нашёл меня, как только приехал, — как бы между прочим бросает Энн, легкомысленно выдёргивая один цветок из высокой причёски, вдыхает аромат и отбрасывает бутончик, на что Марилла только хмурится. ㅤ— Что он говорит? ㅤМарилла поправляет белоснежное платье с рукавами-буфами, о которых так долго мечтала Энн, и готова кусать локти, потому что задела за живое: старая рана вновь начинает кровоточить. Энн, как ужаленная, вскакивает с места, широко улыбаясь всему миру, крутится рядом с зеркалом, разглядывая каждую складку на безупречном подоле. ㅤ— Ты разве ещё не слышала его чудесных историй про города и разные места? — удивляется Энн, безостановочно кружась. — О совершенно удивительных людях и десятках невероятных приключений? — задыхается она, и смех вместе с хозяйкой невесомо кружится в воздухе, оседая на половицах. ㅤМарилла ловит смеющуюся Энн и оправляет платье, удавкой стянув узлом ленту на поясе. ㅤ— Марилла, — показно веселится Энн, — я и не знала, что Гилберт способен на такое, в душе он оказался мечтателем… ㅤ— Как ты, — вырывается у Мариллы, через плечо видящей печальные глаза смеющейся, но сломанной Энн. И она сдается. Медленно оседает на пол, смех становится жутким и вымученным, пропитанным слезами и болью. ㅤ— Он будет ждать до заката… ㅤ— Знаю, милая, — вздыхает Марилла, опускаясь рядом и обнимая свою девочку, гладит её по плечу и стирает одинокие слезинки. Наверно, жениху не понравятся её заплаканные глаза. — Это будет только твоим выбором, — кивает Марилла, думая, что ещё больше ему не понравится, если невеста сбежит. ㅤ— Но ведь я не смогу остаться с вами, — шепчет Энн, — никто не поймет меня здесь. Смогут ли злые языки когда-нибудь назвать Энн Ширли ещё более порочной? — грустно усмехается она, опуская голову на колени Марилле. ㅤㅤ• • • ㅤВместо короткой дорожки к маленькой церквушке, заполненной гостями, богатое воображение Энн рисует эшафот, окутанный кровавым в лучах заходящего солнца маревом. Она идёт неспешно, держась за Мэттью так крепко, словно упадет, а тот, казалось, впервые боится меньше, чем сама Энн. ㅤ— Чудесный день, чтобы начать новую жизнь, верно? ㅤ— Верно, Энн, — соглашается Мэттью, а сам не торопится выдать её замуж. — Ты помнишь первый день в Зелёных крышах? — медленно начинает он. — Я помню чудесную маленькую девочку с рыжими волосами, которая без умолку болтала. Тогда я и мечтать не мог, что однажды поведу эту девочку под венец, — добродушно замечает Мэттью. — Но больше, чем проделать этот путь до алтаря, держа тебя под руку, я бы хотел дать то, что больше никто не способен дать… ㅤОн слушает, как шмыгает носом Энн, отказываясь смотреть на её слёзы, чтобы не сбиться с мысли и не передумать, поддавшись стариковской слабости — страху одиночества. ㅤ— Отцовский совет, если могу, — вздыхает он. — Моя жизнь никогда не была богата на приключения, но кое-что я из неё все же вынес: не отказывайся от двух вещей в своей жизни — от мечты и настоящей любви. Ты любишь того юношу, который ждёт тебя сейчас внутри? — Мэттью останавливается у церкви и наконец смотрит в заплаканное лицо Энн. ㅤСлушает звенящую тишину и думает, что никогда ответ не был столь красноречивым. ㅤ— Я всегда знал, что твоему воображению будет слишком тесно на кухне, — грустно улыбается он, поправляя выбившуюся из причёски прядь. ㅤМэттью сжимает ладонь Энн. Он знает, что рано или поздно птенец покинет гнездо, ведь это закон природы. И Мэттью отпускает. ㅤЭнн крепко обнимает: потёртый праздничный пиджак, седину в волосах, тяжелый труд на ферме, бесконечное смущение в женском обществе, щедрую и любящую душу. Энн обнимает того, кто заменил ей отца. ㅤ— Если воображению мало кухни, это плохое воображение, Мэттью. ㅤЭнн обнимает то, что когда-то потеряла и так давно искала, то, что теперь ни за что не отдаст — семью. И эта семья сейчас нуждается в Энн даже больше, чем сама Энн в семье. ㅤГде-то Гилберт Блайт провожает усталым взглядом кровавое солнце за горизонт и седлает лошадь, бросая прощальный взгляд на Зелёные крыши. Он не знает, что в церковь вошёл один Мэттью, не знает о твёрдом намеренье Энн никогда ни в кого не влюбляться, не знает о том, вернётся ли когда-нибудь в Авонлею, но точно знает, что не сможет забыть Энн Ширли. ㅤНо Энн никогда не узнает об этом.