Ветер дует, огонь горит

Если хочешь, скачи, сколько сможешь — держись… Только это и есть настоящая жизнь. (З. Ященко)

Винт летел над океаном. Бескрайний водный простор, подернутый рябью тихих задумчивых волн, расстилалась во все стороны, до затянутого белой дымкой горизонта. Рядом, равнодушно глядя куда-то вперед, летел Ник. Удивительно, но он почти не изменился за прошедшие годы, разве что цвет у него теперь был другой — кипельно-белый от кабины до хвоста. Борта глянцево блестели, словно только после качественной полировки. Рядом с ним Винт чувствовал себя древней развалиной, проржавевшей насквозь. Его корпус слабо отражался на сияющем фюжеляже друга — грязно-красное пятно, словно застарелые разводы человеческой алой крови. Он не знал, сколько времени это продолжалось — может, десять минут, а, может, несколько дней. Или десятки лет. Здесь время утрачивало свой смысл. Они могли так и лететь вперед до скончания времен, и ничего бы не изменилось. Винт понимал, что все это может значить. Он не слишком верил в посмертие, но то ли оно действительно существовало, то ли эта картина была причудливой галлюцинацией угасающего сознания. Он мог бы спросить у Ника, но решил не разрушать иллюзии. Вместо этого он задал другой вопрос. — Я разбился, верно? Ответ, в общем-то, был очевиден. Он прекрасно помнил, чем закончилась его последняя ночь в реальном мире. — Верно, — отозвался Ник, продолжая смотреть прямо перед собой, — но не так серьезно, как ты думаешь. — Тогда почему я здесь? — Это тебе виднее, напарник. Твое же сознание. Винт задумчиво хмыкнул. Значит, все-таки галлюцинация?.. Жаль. Ник, хоть и был непривычно задумчив и мрачен, казался до жути реальным — Винт даже чувствовал потоки воздуха из-под его лопастей. — Куда мы летим? — спросил Винт. Ветер и вода тоже были будто бы настоящими, вот только никак не изменялись, сколько бы они не летели — те же спокойные волны, тот же легкий и теплый бриз. Впереди, за туманом, будто бы маячило что-то, но ближе не становилось. — Вроде как в вечность, — отозвался Ник, — но ты еще можешь вернуться. Если, конечно, решишься жить дальше. — А если нет? — спросил Винт, хотя, конечно же, заранее знал ответ. — Просто не проснешься. — Значит, я все-таки сплю, — вслух проговорил Винт, скорее утверждая, нежели спрашивая. — Это как сказать… — отозвался Ник, — иные, знаешь ли, утверждают, что вся наша жизнь — это сон, и мы сами просто кому-то снимся. Довольно пугающая теория, но, как по мне, она лучше, чем атеистические заверения в том, что мы просто куски металла, по какой-то исключительной случайности обретшие самосознание и способность мыслить. Винт в недоумении посмотрел на напарника, гадая, с каких это пор тот начал интересоваться подобными вещами, но Ник даже не обратил на это внимания. — Смерть сделала тебя еще большим занудой, чем я, — с удивлением отметил Винт. — А то, — ответил Ник, и все-таки улыбнулся, искоса глянув на напарника, но в его улыбке не было и тени былой радости и беззаботности, — это место располагает к началу глубоких размышлений, знаешь ли. — И до чего ты додумался? — осторожно поинтересовался Винт. — До всякого, — хмыкнув, произнес Ник, продолжая глядеть на Винта — очень внимательно, будто даже настороженно, — Например, что иногда прошлое лучше оставить в прошлом, каким бы прекрасным оно ни было. А я — твое прошлое. Винт поджал губы, раздумывая о том, как это понимать. — Но я всегда буду о тебе помнить, — возразил он с некоторой обидой. — Конечно, будешь, — согласно кивнул Ник. — Но я бы предпочел, чтобы это была светлая память, а не ночные кошмары или приступы самоистязания. Тут от этого погода портится, знаешь ли. — Хм, — Винт смущенно отвел взгляд, нехотя признавая его правоту. Светлые воспоминания о Нике у него тоже были, но отчего-то они приносили еще бОльшую боль — ведь ничего из этого уже никогда не повторится. — И будущего это тоже касается, — продолжал между тем Ник, — ты все время ждешь от него подвоха. С того самого дня, как я погиб. Поэтому не можешь себе позволить ничего, что принесло бы тебе счастье. И никого… Понимаешь, о чем я? — О Келли? — догадался Винт. — Ага. — Это было для ее же блага, — в который раз повторил Винт, но с каждым разом это звучало все менее убедительно. — Врешь, — безапелляционно заявил Ник, — ты просто боишься, Винт. Боишься вообще подпускать к себе других, а эта девица взяла тебя штурмом. А ты и испугался, что можешь привязаться к ней. Потому что знаешь, как больно терять. Вот ты и решил, что лучше и не обретать вовсе. Слишком уж он проницателен для галлюцинации… Винт опустил глаза, напряженно вглядываясь в движение волн. Он мог бы поспорить, сказав, что с тех пор, как они расстались в реальности, никто даже не заикнулся о том, чтобы упрекнуть его в трусости. Но Ник был прав. Только страх, о котором он говорил, был страхом совсем иного рода. Винт на самом деле в глубине души прекрасно знал о нем. Но не был уверен, что у него хватит храбрости, чтобы его преодолеть… С огнем, несущим смерть всему живому, сладить было куда проще, чем со своими собственными демонами. — И… Что ты предлагаешь мне делать? — с растерянностью спросил Винт. Сам он вряд ли знал ответ на этот вопрос. — Жить, — Ник повернулся к нему, так и продолжая лететь бортом вперед на той же скорости, и посмотрел прямо в глаза каким-то странным, полным отчаяния взглядом. — Пока можешь. Это я умер, а не ты. У меня-то уже нет шансов, а ты все свои упорно отправляешь в лом. Так что давай-ка, возвращайся обратно и постарайся уже сделать так, чтобы мне тут за тебя не было стыдно, лады? Сказав это, он развернулся, как полагается и прибавил тяги. Винт нагнал его, но больше Ник не сказал ничего, хмуро глядя на какую-то неясную тень у горизонта. — Ник… — тихо позвал он, каким-то образом чувствуя, что время истекает. И дело было даже не в том, что Ник летел все быстрее — просто Винт вдруг понял, что ему пора. И что здесь ему не позволят остаться. Не в этот раз. Хотя Ник вроде бы говорил, что это возможно, да только, видимо, Винт, сам того не зная, уже сделал выбор. Может, даже раньше, чем о нем вообще зашла речь. Так много всего, о чем хотелось ему рассказать! О многом хотелось расспросить. Вспомнить былое — все хорошее и плохое, что было в его прошлой жизни. Да хотя бы просто еще немного пролететь рядом с ним. Винту этого мучительно не хватало. Но времени нет. Ветер усилился. Пока он не мешал полету, но настойчиво толкал Винта назад и вверх, словно пытаясь не пустить через какой-то рубеж, который ему пока не суждено преодолеть. — Да, Винт? — отозвался Ник, снова оглядываясь. — Я буду скучать. Ник широко ухмыльнулся — на сей раз совсем как раньше, словно делая старому другу прощальный подарок — позволяя запомнить себя именно таким, а не мрачным и слишком уж серьезным призраком. — Увидимся еще, не переживай, - фыркнул он, — Давай, напарник. Тебе наверх, мне прямо. Прощай. Он отвернулся и нырнул вниз, белой стрелой пронесшись над самой кромкой воды. Винт по привычке попытался повторить этот маневр, но неожиданный порыв ветра помешал ему — он словно наткнулся на невидимую стену, мягко, но упрямо толкнувшую его назад. Для него дальше хода нет. Значит, вверх? Винт поднял глаза, к своему удивлению обнаружив, что, несмотря на яркий рассеянный свет, царивший в этом мире, небеса над ним черны, как во время грозы. Эта тьма и пугала, и манила одновременно — за ней была жизнь, но она, как известно, гораздо тяжелее и сложнее смерти. Но она, определенно, этого стоит. Коротко вздохнув, Винт задрал к небу нос и устремился во тьму, подгоняемый усилившимся ветром, уже не таким ласковым и терпеливым. И тьма поглотила его, завертела, сжала в своих холодных объятиях, чтобы в следующий миг выплюнуть с другой стороны…

***

Винт открыл глаза, но в реальном мире было так темно, что поначалу ему показалось, будто он залетел куда-то не туда. Но постепенно зрение приспособилось к полумраку, и окружающие его расплывчатые пятна обрели четкие, и такие знакомые очертания. Он стоял в собственном ангаре, таком маленьком и тесном, по сравнению с бескрайними просторами призрачного океана. Там, за завесой облаков, царила стерильная чистота, прекрасная, но холодная. А вот в его ангаре кто-то, кажется, устроил настоящий погром… На полу стояли ящики с инструментами, какие-то канистры, выпачканная в копоти ветошь — в общем, налицо обычные последствия ремонта. Тем не менее, Винт обрадовался этому беспорядку — земному, материальному, не имеющему ничего общего с бескомпромиссной упорядоченностью посмертия. Значит, он точно жив. И, в целом, даже исправен — лопасти целы, топливный бак почти полон, и стрелка датчика не дурит, бодро задирая кверху свой острый нос. Только на месте лебедки ощущалась непривычная пустота, отзывающаяся тупой, но несильной болью — видимо, ее Мару пока не успел починить. У левого же борта, там, где стоял ремонтный помост, чувствовалось какое-то странное тепло, но Винт, даже скосив глаза, не мог разглядеть, что там такое. Ощущение было странно-знакомым, но было трудно поверить, что оно — именно то, о чем он подумал. Он осторожно сдвинулся чуть назад, чувствуя, как источник тепла лениво зашевелился, чуть отдаляясь от фюзеляжа, и что-то сонно забормотал. Небо… До чего же упрямое существо! Впрочем, это его почти не удивило. Если речь идет о Келли, следует всегда ставить на самый невероятный и неожиданный вариант. Винт попятился, поравнявшись со спящим человеком. Келли свернулась в клубочек на самом краю помоста, и вид у нее был такой, словно это она побывала в страшном пожаре, сражаясь с коварным поджигателем — некогда оранжевая куртка была вымазана в копоти, волосы пребывали в еще большем хаосе, чем обычно, а на чумазом лице застыло необычно напряженное выражение. Кажется, она тоже реальна… Винт не мог понять, что теперь чувствует — он был и рад, что Келли сейчас рядом; едва ли даже не больше, чем тому, что все-таки пережил ту страшную ночь. Это было сродни какому-то волшебству, как в рождественской сказке, когда все загаданные желания непременно исполняются. Но, с другой стороны, он не мог понять, зачем она вернулась. Тем более, после всего, что он ей тогда сказал. «Идиот», фыркнуло в голове голосом Ника. Да, уж, это точно… Винт смотрел и смотрел на нее, словно пытался наглядеться впрок — а вдруг она все-таки исчезнет, растаяв призрачным видением с первым лучом солнца? Или, проснувшись, выскажет ему все, что думает по поводу его рационального подхода к собственным чувствам, и уйдет — на этот раз уже точно навсегда? В то, что Келли захочет остаться, он почти не верил, только сейчас осознав, какую боль тогда причинил ей, пытаясь защитить от сомнительной перспективы романтических отношений с кем-то вроде себя. Он почти не дышал, опасаясь ее разбудить, но продолжалось это, к сожалению, не так долго, как ему хотелось бы. Келли заворочалась, опасно переваливаясь к краю помоста, но вовремя очнулась, резко распахнув глаза и удивленно уставившись на Винта, точно не понимая, как он здесь оказался. — Привет, — проговорила она бесцветным тоном, но чуть углубившиеся ямочки на щеках выдали ее улыбку. — Привет, — эхом отозвался Винт. Волшебство закончилось. Неприятно это признавать, но теперь у него осталась только реальность, в которой Келли смотрит на него с укором и плохо скрываемой обидой, и в которой ему — хочет он или нет — придется как-то жить. Келли поднялась и села, свесив вниз ноги. — Я позову Мару, — сказала она, отворачиваясь, — Он просил сказать, когда ты очнешься. Ловко спрыгнув с помоста, она зашагала к двери, и Винта охватил легкий приступ паники. Если сейчас она позовет Мару — то все, никаких шансов. Мару надо закончить ремонт и убрать в ангаре, он его больше не оставит, а Келли… Кто знает, останется ли она теперь, или снова уедет, исполнив свой дружеский долг? Возможно, иной возможности исправить свою ошибку у него не будет… — Подожди, — выдохнул он прежде, чем способность внятно соображать вернулась к нему. Келли остановилась, медленно обернувшись. Что-то странное промелькнуло в ее глазах. Волнение? Радость? Словно… Словно она ждала, что Винт ее окликнет. И он окликнул, да вот только понятия не имел, что теперь сказать. Так и молчал, растерянно глядя на нее и лихорадочно перебирая в голове возможные варианты — от самых банальных и неубедительных, до вычурных и до тошноты поэтичных. В общем-то, признать, что ты был неправ, не так уж и сложно. А вот признаться в этом… Куда проще отправиться тушить огонь адской бездны, чем это сделать. Особенно, когда так много от этого зависит. Проклятые внутренние демоны… — Винт?.. Да пусть горит эта бездна!.. Ник был прав — лучше рискнуть и проиграть, чем не сделать вообще ничего. — Прости, — закрыв глаза, тихо проговорил он. — Я сделал тебе больно. — Ты вырвал мне сердце, — горько прошептала Келли. — Я хотел тебя защитить, — проговорил Винт, хотя и понимал, как глупо это звучит. Как же, порой, иные бывают упорны в своем самообмане. Да что уж там, кого он вообще пытается обмануть? Даже собственная галлюцинация ему не поверила. Если уж и говорить правду — то только всю, — Да и себя тоже… Келли наклонила голову, испытывающие глядя на него. — От чего? — От разочарования. Вот, теперь всё. Келли покачала головой. — Я понимаю, — с болезненной и неуместной улыбкой проговорила она, — у меня шрамы на теле. У тебя они внутри. Мне… следовало это учесть. — Я был уверен, что так будет лучше, — нелепо оправдываясь и ненавидя себя за это, сказал Винт, — Но теперь я понимаю, как ошибался. — Нет, — опустив глаза, Келли резко мотнула головой, — Ты был прав. Это было необдуманно. И глупо. О нет. То есть, да — глупо и необдуманно, но, при прочих равных, Винт был рад, что все случилось именно так, а не иначе. — Это было самой большой моей удачей, с тех пор, как я потерял Ника, — быстро, пока она не сказала что-то еще, что завело бы их в тупик, произнес Винт. — Что? — встрепенулась Келли, ошарашенно уставившись на него, явно не понимая, радоваться ей этим словам или не верить им вовсе, приняв за очередное глупое и необдуманное высказывание. — Не смотри на меня так, — почти умоляюще произнес Винт. В штопор — если говорить правду, то только всю, до последнего слова. Если уж открываться — то настежь, нараспашку, обнажая всю свою боль, все старые шрамы… Как это делала Келли. — Я целые сутки был счастлив так, как никогда в своей жизни. Потому что ты увидела меня униженным и побежденным, но… дала мне понять, что я нужен кому-то — не как командир, на котором держится весь этот воздушный цирк, не как герой, который летит туда, откуда все прочие предпочитают убраться… А как Винт. Который, к его собственному удивлению, может быть дорог кому-то, даже когда он перестает быть командиром и героем, и когда глупо и непростительно ошибается. Да, я больше всего на свете хотел, чтобы ты осталась, но обманул тебя, решив, что будет это будет… разумнее. Словами не передать, как я сожалею о том, что тогда тебе сказал. Вряд ли мне второй раз повезет так же. Ведь ты имеешь полное право меня не прощать. И я пойму, если не простишь. Его голос дрогнул и застыл, растворившись в мертвой тишине. Келли, слушая его, кажется, даже не дышала, опасаясь, что любое неверное действие спугнет это неожиданное откровение. Но это вряд ли бы произошло — только начав, Винт уже не смог остановиться. Он не мог знать, какое впечатление его слова произвели на Келли, но самому ему, определенно, стало гораздо легче. Теперь она знает то, что ей следует знать. А дальше — пусть решает сама. И он примет любое ее решение. Келли в молчании смотрела на него, и Винт не мог бы однозначно сказать, что было в этом ее полном застывших слез взгляде — то ли нежность и сострадание, то ли искренний ужас. Наконец, она заговорила — снова очень тихо, почти шепотом: — Ты не только мне дорог. Они все тебя очень любят. Жаль, ты этого не видишь. Винт горько усмехнулся. — Значит, я еще больший идиот, чем я думал. Келли, не то вздохнув, не то всхлипнув, поднесла руку к лицу и отвернулась, изо всех сил стараясь не расплакаться, но Винт не понимал, что именно так ее расстроило. — Я тебя прощаю, — неожиданно сказала она, поднимая глаза. По лицу ее текли слезы, оставляя светлые борозды на перепачканных сажей щеках. — Что? — не веря, переспросил Винт. — Я прощаю тебя, — надломленным голосом воскликнула она, громко и четко, так, что в этом уже невозможно было усомниться, — давно уже простила… Как только поняла, что не могу не вернуться. Я… так боялась за тебя, что уже не в состоянии на тебя злиться. — И ты останешься? — с надеждой спросил Винт. Келли, взяв себя в руки, вытерла глаза тыльной стороной ладони, еще больше размазывая грязь. — Если не прогонишь, — дрожащим голосом проговорила она. Винт слабо улыбнулся. — Нет. Никогда больше. Судорожно вздохнув, Келли тоже улыбнулась, хотя глаза ее все еще были влажными, а губы предательски дрожали. — Иди уже сюда, — мягко проговорил Винт, — кажется, нам обоим сейчас очень нужен тактильный контакт. Келли нервно усмехнулась сквозь слезы, и шагнула к нему, опускаясь на колени и порывисто обхватывая руками фюзеляж. Винт, зажмурившись, прижался к ней, чуть приподнимаясь на стойках шасси, чтобы Келли было удобнее. Тихо всхлипывая, она уткнулась в него носом, и все прочее в этот миг утратило всяческий смысл. — Мы боялись, что ты не очнешься, — прошептала Келли, ласково поглаживая глубокую ссадину у его носа. — Шшш, — Винт чуть отстранился, чтобы поцеловать ее в лоб. — теперь-то это позади. — Ты три дня был в отключке. — Три дня? То есть, Рождество уже прошло? — насмешливо переспросил он. — Нет, — Келли не осталась в долгу, коснувшись губами кончика его носа. — Завтра Сочельник. — Кстати, — неожиданно вспомнил он, — у меня кое-что для тебя есть… Вроде подарка… На Рождество. — А я знаю, — хитро хихикнув, ответила Келли. — Где ты, кстати, ее взял? Я так больше нигде эту книгу и не нашла. — На сетевой барахолке, — привычно дунув на назойливо липнущую к носу прядь ее волос, ответил Винт. — Что, Мару проболтался? — Нет, я сама ее нашла, — вздохнула Келли, — когда тебя мыла… — Ты меня мыла?! — отчего-то эта новость привела его в ужас. Вот откуда пятна сажи… — Небо… — Ага, — она осторожно провела рукой по ободранной краске, — а, если будешь хорошо себя вести, то еще и покрашу. Винт усмехнулся, качнув носом. — Я уже начинаю жалеть, что воскрес. — Неужели? А если так? Она чуть наклонилась, целуя его в губы. Второй раз получилось гораздо лучше, учитывая, что у них уже был некоторый опыт, но всё равно было очень волнительно и непривычно. Все еще немного неуклюже, хотя Винт подозревал, что это вопрос практики. Долгой и регулярной практики… В общем-то, даже сейчас получается все лучше и лучше. Однако спустя пару минут им все-таки пришлось с неохотой прерваться — но только для того, чтобы запереть дверь.