***
Вторая бутылка соджу распивалась намного легче, особенно учитывая, что сейчас Хери сидела не одна. Рядом на стуле разместился какой-то парень, и одинокая попойка в небольшом уличном кафе перестала быть скучной. Он шутил о чеболях и их избалованных детях, отпускал неуместные замечания и пытался добиться хоть какой-то реакции от своей соседке по стулу, но так лишь глотала порцию за порцией, глядя куда-то вдаль. — А вот ты, такая красивая, почему здесь сидишь? С парнем поссорилась? — наконец, перешёл на личности незнакомец и легонько коснулся плеча Ли. Та машинально дёрнулась и, допив остатки прямо из бутылки, встала со своего места. Покачиваясь, направилась по тротуару вперёд, прокручивая в голове застрявшую фразу. Глупый незнакомец не знал, что сейчас она придёт домой, снимет жутко неудобный парик, открывая обзор на абсолютно лысую голову, а затем смоет макияж, в который раз в зеркале отмечая новые синяки или прыщи. Она давно не так красива, как прежде, да и за маской теперь приходится прятаться, только бы никто не узнал, как страшно умирать. Умирать в полном одиночестве.Part 11
18 апреля 2018 г. в 23:52
Чонгук слышал, как с громким чертыханием о что-то у двери споткнулась Химавари, затем, похоже, пнула неудачно расположенный предмет и только после этого вошла в квартиру. На мгновение замерев в коридоре, Чон бросил беглый взгляд в сторону двери, покачал головой и всё же направился к соседке.
Сыльги, измученная больничными процедурами, сейчас лежала на своей кровати, что-то бормоча про трудности взрослой жизни наивным детским голоском.
Решив, что пара свободных минут всё же есть, Чонгук прошёл через свой коридор, а после пересёк лестничную площадку, осторожно остановившись у чужих дверей.
Приподнял руку, чтобы нажать на звонок, но отчего-то не решился. Вздохнул и шумно выдохнул, потоптался на месте, огляделся. Никак не мог придумать, что же скажет Химавари.
«Прости, я должен заботиться о Сыльги, поэтому отвергаю тебя?»
«Ты мне нравишься, но быть вместе мы пока не можем?»
Чонгук не замечал, что и то и другое предположение произнёс вслух, и, пусть прозвучало негромко, всё ещё стоящая по ту сторону двери девушка всё слышала.
Сато всегда отличалась непосредственностью и умом, но ещё больше гордостью, что и вынудило её резко толкнуть входную дверь, наигранно удивившись.
— Привет, а я как раз собиралась с тобой поговорить, — не дав парню ни секунды на передышку, произнесла Химавари и машинально обняла себя за плечи.
В моменты, когда ей было неуютно, она старалась скрыть это улыбкой, в этот раз просто опустила голову, скрывая борьбу эмоций на лице.
— Прости, — Чон потёр ладонью затылок и прикусил губу.
Ему неловко было произносить вслух те слова, что так давно не тревожили его сердце. Пожалуй, за три года он уже успел забыть о том, что может любить не только дочь.
— И ты меня прости, — с трудом собрала мысли в кучу Химавари и попыталась поскорее высказаться, чтобы парень не успел сделать это первым. — Похоже, не получится у нас с тобой ничего.
Последние слова вышли совсем неуверенными, и, будь хоть у одного из них сейчас возможность продолжить, вряд ли подобное признание вообще прозвучало.
Он просто боится трудностей. Готов отказаться от неё ради собственных убеждений и нежелания даже попробовать стать счастливым. Чёртова уверенность в том, что кроме дочери забоится сейчас он ни о ком не сможет.
А Сато… Сато просто боится быть брошенной. Уж лучше она закончит это первой.
— Ты окончательно решила? — вырвалось у Чонгука — он вдруг подумал, что сам мог спровоцировать подобный разговор.
Пожалел.
И всё же перечить не стал. На молчаливый кивок только опустил взгляд и, словно в подтверждение обоим понятной истины, развернулся спиной, собираясь уходить.
В кармане зазвонил телефон, и Чон машинально нажал на боковую клавишу, сбрасывая вызов.
Хери. Снова.
Виновато опустив голову, он сделал шаг в сторону своей квартиры, как-то нелепо улыбнувшись. Затем развернулся и, приблизившись к Химавари, оставил лёгкий поцелуй на бледной щеке.
Она пахнет лавандой и немного фиалками. Глубоко вдыхает и с отчаянием смотрит на уже уходящего парня. Борется с чувствами, словно влюблена впервые, а после следует его примеру.
Им ведь не стоит преувеличивать масштабы трагедии. Просто одна ночь вдвоём и целая жизнь впереди врознь. Таких примеров слишком много, чтобы страдать так сильно.
А сердце всё равно болит, словно сейчас приходится отказываться от чего-то действительно важного. И всё из-за чего?
Из-за ребёнка?
Да, пожалуй, никто из них не готов стать семьёй. Чонгук привык воспитывать малышку один и, хоть сам понимал, что Сыльги нужна мать, подсознательно всегда считал, что это место занято Хери.
За все три года он ни разу не упомянул Ли плохим словом при дочери. Хотя бы она должна видеть в этой женщине что-то хорошее. Быть может, это хорошее и вправду существует, просто Чонгуку не довелось стать свидетелем его появления.
— Мышонок, как ты себя чувствуешь? — с порога спросил Чонгук, ещё не успев закрыть дверь.
По ту сторону осталась Химавари, и сейчас он радовался и жалел об этом одновременно.
Легко ведь жить по написанному сценарию, нежели пытаться что-то исправить, рискуя стабильностью?
— Папа, я ведь не умру? — Сыльги сидела в своей комнате на краю кровати, в одной руке держа плюшевую игрушку, а другой осторожно касалась покрывала на заправленной постели.
На ткани изображён замок принцессы, в котором малышка хотела побывать, но сейчас ей чудилось, словно попасть туда ей не суждено.
— Папа, скажи, что я не умру, — уже твёрже попросила девочка, сжав маленькие ручки в кулаки и отбросив на пол игрушку.
Чонгук молниеносно преодолел несколько метров, разделяющих их, а после уселся у ног дочери прямо на пол. Приобнял её за ноги и заставил посмотреть в глаза.
— Что за глупости Сыльги? — взволнованным голосом прошептал, не узнавая в растерянном пугливом ребёнке собственную дочь. — Это почти как простуда. Ты быстро поправишься.
Девочка немного облегчённо вздохнула, а у Чона вновь зазвонил телефон. Хотел сбросить и в этот раз, но всё же предварительно взглянул на экран.
— Чёрт, Намджун, — про себя ругнулся парень, замечая несколько пропущенных от друга.
Накануне он попросил Кима помочь с поиском садика для Сыльги и, похоже, у него были новости. Не зря ведь столько раз звонил.
— Да, рад тебя слышать, дружище, — как-то скомкано произнёс Чонгук, не отходя от дочери.
Сам Намджун, похоже, был рад такому тёплому приёму, потому и голос его стал теплее, да и сообщение всё же было довольно радостным.
Он обещал добиться места для малышки, но только не раньше конца месяца. А, значит, ещё неделю с лишним Сыльги должна будет провести дома.
Это было бы не столь плохим событием, если бы не новая должность, к которой Гук должен приступить со дня на день.
Все планы летели к чёрту. Это парнишка понял уже к концу разговора с другом. Разумеется, Намджун и так вдоволь помог другу, поэтому Чонгук искренне поблагодарил его, обещая как-нибудь выбраться вместе, дабы отметить такие резки перемены в жизни Чона.
— Папа, я спать хочу, — тихо призналась Сыльги, выводя отца из раздумий.
Тот так глубоко ушёл в свои мысли, что невольно начала раскачиваться из стороны в сторону, всё ещё сидя на полу и держа девочку за ноги.
— Да, прости, малыш, — спохватился парень и помог девочке устроиться на кровати.
Та сладко зевнула и в считанные минуты уснула, заставляя сердце Чонгука дрогнуть.
Устала.
То ли не смогла без последствий пережить происходящее, то ли прочувствовала всё, о чём беспокоился сам Чонгук.
Потерев уставшие от плохого сна глаза, парень тихонько вышел из детской комнаты, направляясь в спальню. Провёл несколько часов за изучением некоторых дополнительных данных о будущей сфере деятельности и компании в целом, а после, почувствовав необычайную усталость, прилёг.
Ему снился странный сон, словно всё происходящее было иллюзией, плодом его собственного воображения, и, пусть потерять дочь или, точнее, не обрести её вовсе, было страшно, другая жизнь пугала не так сильно.
Обычные подростковые будни, вечеринки, отношения. Он словно почувствовал себя другим человеком. В себя смог прийти лишь после долгой и настойчивой трели звонка.
Поздно сообразил, кто может наведаться к нему в жилище, а, когда всё же вскочил с кровати, метнувшись к входной двери, на пороге уже стояла растрёпанная Хери, немного сконфузившаяся под пристальным взором обомлевшей Сыльги.
Девочка так и стояла на стуле, при помощи которого и смогла открыть дверь, которую отец запрещал трогать, даже если он сам не может подойти.
— Сыльги? — неуверенно прошептала Хери, протягивая к малышке руку.
Чонгук не успел среагировать, как послышался громкий удар, а после и быстрый топот маленьких ножек.
Девочка не позволила к себе прикоснуться, поспешно слезая с высокого стула и скрываясь в своей комнате.
Кто знает, что сейчас творилось в её душе.
— Что ты, чёрт возьми, здесь делаешь? — сквозь зубы прошептал Чон, по-прежнему будучи не в силах сделать и шагу.
Он стоял в начале коридора, с неприязнью разглядывая прежде любимую девушку.
Она изменилась.
Немного похудела, стала бледной и, словно измученной. С трудом стояла на ногах, покачиваясь то ли от алкоголя, то ли от слабости.
— Я пришла поговорить, хочу тебе кое-что рассказать, — девушка сделала шаг вперёд, а после неуверенно застыла на месте.
Он выглядел ещё более холодным и обозлённым, чем прежде, и тогда изменилась и она. Взгляд стал немного похабным, речь уверенней и громче, словно за этим тоном она пыталась скрыть некое волнение.
— Убирайся, и больше никогда сюда не приходи. Для неё ты — чужая, — кивком указав на дверь, Чон сложил на груди руки.
— Я — её мать, и никогда это не изменится, — слегка нахально возразила, крепко ухватившись пальцами за края шифоновой блузки.
— Она не видела свою мать три года, Хери, и я буду рад, если не увидит всю оставшуюся жизнь.
Последние слова были сказаны с особой злостью, и возразить на неё Хери было нечего.
— Давай просто поговорим, я всё смогу объяснить, — чуть тише прежнего попросила девушка, а от Чонгука получила лишь ухмылку.
— Чтобы сейчас ты не сказала, это не сможет тебя оправдать. Сыльги никогда тебя не простит, — отчасти злорадно оповестил он и едва ли не силой заставил Хери покинуть дом.
Вздохнув с неким облегчением, направился в комнату дочери, на ходу подбирая слова.
Девочка сидела на своей кровати, делая вид, что играет с мышкой. Врать у неё совсем не получалось, потому как парень видел подрагивающие от рыданий плечи.
— Ты не хотела с ней говорить, мышонок? — осторожно поинтересовался Чон, усаживаясь за спиной дочери.
Девочка на мгновение замерла, затем слегка наклонилась вперёд и вытянула из-под подушки небольшое полароидное фото, которое совсем недавно попало к ней в руки.
Молча протянула его отцу и продолжила играть, изредка утирая руками слёзы со щёк.
— Не хочешь оставить его себе? — для уверенности переспросил Чонгук, пряча фото в карман домашних брюк.
— Она ведь бросила нас, да, папа? — девочка неуверенно озвучила догадку. — Как маленького утёнка бросили родители, потому что он был некрасив.
— Но ты ведь не утёнок, — осторожно возразил Чонгук, касаясь пальцами двух аккуратных косичек, заплетённых его руками пару часов назад.
— И меня всё равно бросили, — тихо продолжила чужую мысль девочка.
Парень всегда знал, что его дочь очень смышлёная для своих лет, сейчас он окончательно в этом убедился.
— У тебя ведь есть я, мышонок. А это уже хорошо, верно? — расставив руки для объятий, весело произнёс.
Девочка на мгновение затихла, затем послушно приняла касания отца, уложив голову на его плечо.
— Да, папа — это уже не так плохо, — согласилась с доводами отца Сыльги, понемногу успокаиваясь.
Чонгук крепко обнимал дочь, чтобы у неё не возникло больше ни одной плохой мысли и почему-то с грустью вспоминал искажённое злостью и неким отчаянием лицо Хери.
Три года назад у них вполне всё могло получиться.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.