***
Он действовал на неё как наркотик: знаешь, что прикасаться к нему нельзя, но когда видишь его, устоять невозможно, и зависимость только усиливается. Сесилия Ахерн «Посмотри на меня».
***
Letay — Світ чекає (World is Сalling)
***
— Милая, мы вернёмся завтра утром, — Натали улыбается и смотрит на дочь, явно ожидая ответа. Хахаль Стилински лишь прокашливается — выходить пора — а Лидия обнимает мать. — Хорошо, мам, — тихо. Наигранно бодро. Неискренне. — Удачно вам отдохнуть. Краем глаза замечает тёмную шевелюру. Кривится. Грёбанный Стайлз уходить и не собирается — попадается на глаза, заставляя кожу гореть от раздражения (а мурашки табуном по телу бегают, стоит лишь взглянуть на капли воды, стекающие по спине). Блять. — Стайлз, прошу тебя, хоть сегодня не иди на свои тусовки, — Ноа вздыхает. Понимает, что бесполезно. Понимает. Чувствует. Но всё равно толдычит то же самое, изо дня в день, из года в год, надеясь, что однажды сумеет сына переубедить. — Постараюсь. Вот так. Холодно и коротко. Стилински-старший лишь хмурится и выходит из дома, пропуская Натали первой. (а младшему хочется уебаться головой об стену). — Ну и? Чего ты ждёшь? Раздражённо. Мартин поворачивается (и в нос ударяет тяжёлый запах его геля для душа — в ноздри въедается), утыкается носом в его грудь и резко отстраняется, чувствуя его руки на своих руках. — Проваливай, Стилински. Тебя дружки ждут, — голос срывается. Пару минут она просто смотрит на него. Не понимает, какого чёрта происходит, и резко чувствует холодную стенку своей спиной. Этот парень спятил, видимо. — А может я не хочу, ты не думала, малышка? Едко. С презрением. Лидия всегда думала, что в этом ей нету равных, но в какой-то момент её матери приспичило найти нового хахаля — и в дом Мартин пришёл он. Самоуверенный ублюдок, возомнивший себя центром всей Вселенной. И теперь у королевы появился соперник. — Меня не интересует, чего ты хочешь. Ты здесь никто, мальчик. Так что, либо вали куда-нибудь, либо не мешай отдыхать, окей? Секунда — и она прижата к стенке. И вот оно. То, чего он добивался. Он прекрасно знал, что это выражение будет на ее лице. Раздраженно-злое. По телу прошлось какое-то болезненное удовлетворение. Хотелось сказать тому зверю, который сейчас молчал. Хотелось проорать ему в лицо. Вот, сука, видишь, мне пофиг! Не волнует вообще, что она там чувствует, понял? (он так хорошо знает этот взгляд, что становится тошно). Самоубеждение. Хорошая вещь, однако. — Ты серьёзно, блять, думаешь, что я сейчас побегу выполнять твои указания? — Рассмеялся. Прямо в лицо рыжеволосой. Кулак впечатался в стенку. В кровь. В мясо просто. — Одно моё слово, и ты будешь сосать у меня, как миленькая, — выплёвывает яростно. Сам не заметил, как рука сжимается на хрупкой шее, заставляя Лидию проклинать его. Проклинать тот день, когда он припёрся в её дом. В её жизнь. И желать убить этого тёмноволосого кретина. Хотелось прикончить его. Втоптать в грязь, высмеять. И выбросить на улицу, словно беспомощного щенка. Так хотелось. (но она и слова сказать не может — лишь смотрит в глаза чёрного шоколада; с долей ненависти и презрения, отдающихся в глотке оттенком кислого). — А не пошёл бы ты нахер? Лидия — Мартин, не может не цеплять взгляд (он замечает периферийным зрением вспышку огненно-рыжих волос почти регулярно и обращает на это внимание, пожалуй, немного чаще необходимого). Лидия — ядовитая, отравляющая организм, ртутью разливающаяся по венам. (а он, словно полный мазохист, выводит её ещё больше; желает чувствовать эту её ярость, словно она даст ему какую-то энергию). Отношения этих двоих можно охарактеризовать лишь одним словом. Ненависть. И они оба увязли в этом чувстве по уши настолько, что уже не могут дышать без нее. Они оба дышат их ненавистью. Но почему-то её глаза цвета зелени такие огромные, что оторваться невозможно — и не понятно, что с этим, блять, делать. Приближается настолько внезапно, что она не успевает выдохнуть — табун мурашек охватывает тело, заставляя чуть-ли не скулить. И, когда ее рот приоткрылся, чтобы сказать что-то еще, он просто заткнул ее своими губами. Потому что не мог иначе, потому что необходимо было остановиться. Получай, сука. Чувствуй, блять. Чувствуй. Чувствуй его язык, который скользит по ее губе. Сопротивляйся, сколько душе угодно, но он закончит это истязание только тогда, когда посчитает нужным. Когда сможет это сделать. А он не может. Её волосы неприлично мокрые — вода стекает в ямочки ключиц, что хоть как-то охлаждает. Губы пульсируют, когда брюнет снова и снова целует их, прикусывая (снова и снова разрывая четырёхкамерное на ёбанные частицы). И пусть весь чёртов мир подождёт. Рука всё ещё сжимает её глотку — сильно, до чёртиков; видимо, останутся синяки от его пальцев, но ей плевать. Вся ярость мигом куда-то улетучивается. Лидия отвечает настолько жадно и порывисто, что сама слегка охеревает. Она целует Стайлза Стилински. Стайлз Стилински целует её. Блять. И она не понимает, когда позволила произойти этому. Медленно затухает, лампочками угасая. Свет на конце нервных окончаний отправляет последние тревожные сигналы в мозг, но реакции ноль. У Лидии нейроны давно заглохли, возбудимые клетки сошли на нет. Нервная система скатилась к ебеням, только вот похер на неё. Совершенно. Воздуха катастрофически не хватает — в ноздри въедается запах его одеколона, перемешанный с её — яблочным. Взрывная смесь. Обжигает. Но им нравится. Но вдруг. Резко. Звонок телефона. Он отстраняется, выругавшись. Отвечает. Мартин смотрит на него шокированно, но сразу же приводит себя в порядок, быстро поднимаясь наверх. (а сердце колотится, как умалишённое, стоит лишь потрогать свои губы — пылают). И в голове только один вопрос. Какого чёрта?***
Beyonce — Haunted
***
— Ты серьёзно сейчас? — Арджент смотрит с недоумением. Выгибает брови, хмурится, но ничерта не понимает. — Да, Эл, — Мартин лишь вздыхает. — Мы застряли в лифте. И поцеловались. Снова. Блять, а тошно-то как! Рыжая и сама ничерта не понимала. Вернее, понимала всё прекрасно, но не желала принимать. Мартин столько времени строила стену вокруг себя, и в один момент всё это разрушила (и от этого так тепло, стоит лишь вспомнить глаза чёрного шоколада, смотрящие в самую душу). Но она всё ещё хочет придушить этого ублюдка, ведь так? — Я не думаю, что тебе стоит всё оставить, как есть, — Элиссон соскакивает с подоконника и садится на диван, рядом с подругой. — Серьёзно, ваши отношения всегда были запутанными, согласись. То вы словно кошка с собакой, то дышать друг без друга не можете, в определённые моменты. — Что? — Это видно со стороны, Лидия. И мой тебе совет, попробуй сама сначала в этом разобраться. А потом уже решайте что-то со Стайлзом. Хотя, зная вас обоих, мне не кажется, что это будет легко. Слова — словно пощёчина. Сильная. По лицу. Мартин с недоумением смотрит на подругу, пытаясь переварить всё услышанное. Дышать друг без друга не можете, в определённые моменты. Нет, блять, это не так. Совсем не так. — Арджент, это полный бред, — усмехается, качает головой, не желая принимать очевидное. — Единственное, что меня связывает с этим высокомерным идиотом, — это прошлое. Ну и взаимная неприязнь. В душе не ебу, что на нас находит время от времени, но, я уверена, это ничего не значит. — Ох, Лидия, — брюнетка лишь вздыхает. — Надеюсь, рано или поздно ты поймёшь. По крайней мере, я так думаю. — И больше ни слова об этом, договорились? Стилински того не стоит. — Хорошо, — улыбается. Но внезапно. Лёгкая вибрация и на экране телефона Арджент — номер МакКола. — Алло. Привет, милый. Что? В смысле? В какой он больнице? Да, мы едем. Нажимает на «отбой». Смотрит на Мартин с таким сожалением, что выть хочется. (и Лидию наизнанку выворачивает). — Что-то… случилось? (и сердце отчего-то вниз упало — резко и как-то безвозвратно). — Лидия… — У Элиссон слёзы на глаза наворачиваются. — Собирайся, поедем в больницу. — Что? Зачем? — Стайлз в реанимации. Бум! Электрический всплеск. И все неоновые огни на пьедестале её гордости успешно летят к ебеням. Спасибо, блять. Дожили.