Близость

В Питере погода была совсем другая — промозглая. Холодный дождь бил в лицо, ветер пробирался под одежду, а обувь утопала в грязи. Мы вызвали такси, завезли Кузьму домой, а потом поехали к Лизке, забрать её вещи. Мы решили, что ей пора возвращаться домой, ко мне. К счастью, из-за постоянных переездов большая часть её вещей лежала в коробках. Конечно, сегодня мы перевезли бы не все вещи, но самое необходимое мы были взять обязаны: технику, одежду, всякую бабскую фигню, постельное белье, одеялко, еду, чтобы не пропала и ещё кое-что по мелочи. Получилось три чемодана, пять сумок, восемь коробок и отдельно техника в чехлах и коробках. Пришлось вызывать грузовик, потом полчаса загружать всё это, а затем ещё дольше выгружать. — Как будто и не уезжала, — сказала Лизка оглядев гостиную, комнату, в которую попадаешь сразу с улицы. — Да, здесь совсем ничего не изменилось. Она зашла в свою комнату, где всё осталось как прежде, разве что компьютеров не было, но уже через минуту мы это исправили. Собрали и расставили технику по местам, установили подсветку. Лизка сложила в шкаф свою одежду, а комод в ванной заставила своими баночками и тюбиками. У меня даже возникло какое-то чувство дежавю. На самом деле, словно ничего не поменялось. Готовить тоже приходилось обычно мне, так что я пошёл на кухню делать ужин. — Да, и правда ничего не поменялось. Ты как не умел готовить, так и не научился, — заключила Лизка, когда мы сели за стол. — Ты тоже, как не умела благодарить людей по-человечески, так и не научилась. — А с чего ты взял, что я тебя благодарю? — Потому что ты ешь вторую порцию. — Я просто голодная. — Как скажешь. — Ой, отвали. Лизка, согласно нашему распределению домашних обязанностей, которое сохранилось ещё с тех времён, должна была помыть за нами посуду, чем она и занялась. Я подошёл к ней со спины и обнял за талию. — Не мешай мне, волосатик, — но я не собирался отступать. Мы теперь встречаемся, так что соблюдать дистанцию, как раньше, я не хотел. Теперь можно всё. Я поцеловал её в шею, в щёку, укусил за мочку уха. Она как будто была не против, но в какой-то момент начала выражать своё недовольство: — Сначала побрейся, волосатик. Ты колючий, как наждачка, — тогда я нежным движением убрал её волосы с шеи со стороны спины и поцеловал. Мой многолетний опыт общения с женщинами научил меня тому, что это одна из самых сильных эрогенных зон, заставляющих женщин буквально содрогаться оттого, насколько эти ощущения приятны. А моя колючая борода и усы неплохо помогли усилить это ощущение. Как я и ожидал по её телу пробежала лёгкая дрожь, и выступили мурашки. Тогда я продолжил, крепче прижимая её к себе. Лизка отложила посуду и выключила кран. Теперь я мог слышать её дыхание: сбивчивое, неровное. Она повернулась ко мне лицом и засунула свои мокрые и холодные руки мне под майку. Этот жест сразу заставил меня вздрогнуть, но я не отстранился. Я приподнял её, посадил на кухонный стол и поцеловал в губы. Она ответила. И вот снова мои пальцы бродят по её телу, проскальзывают под футболку «Двадцать один пилот», касаются груди. Она в свою очередь дотрагивается своей ледяной рукой до моего живота, отчего я его невольно втягиваю, а затем до моей «шерстяной» груди. Мы бесстыдно стаскиваем друг с друга футболки, освобождаемся от джинс и белья (и я снова не забыл о таком слове, как «защита»). Я чуть меняю локацию и прижимаю Лизку к стене. Идеально. И вот я вторгаюсь в её тело, а она упирается руками в мои плечи, запрокидывает голову и глотает воздух. Я кусаю её живот, она стонет в ответ и врезается ноготками в мои плечи. Ещё пара толчков, и вот я уже я не в силах держать нас обоих на весу. Мы опускаемся на пол, оказываясь между холодильником и столом. Становится холодно. Лизка одевается и продолжает, как ни в чём не бывало, домывать посуду. Я тоже одеваюсь. Затем подхожу к ней сзади, кладу руки на плечи и слегка надавливаю большими пальцами на лопатки, выправляя спину, зарываюсь лицом в её волосы и целую в макушку. — Ты — чудо. — А ты — чудовище волосатое, — такими словами она выражала свою любовь.