Завтра ещё не наступило.

— Superfast, superfast, I come in last, but just in time for breakfast…       Дэнни слушал и одобрительно кивал.       Стюарт вздохнул, отставляя микрофон в кабинке звукозаписи.  — Почему я должен делать это? — устало осведомился он.  — Это твой единственный шанс реабилитироваться после той фигни, которую ты устроил вчера на ти-ви, — Дэнни выглядел непривычно хмурым. — Давай ещё раз! С настроением, чувак, ты же должен впарить это людям…       Стюарт издал ещё один обречённый вздох и начал заново.       Вне сомнения, Корпорация взяла его на заметку. СМИ стали относиться к Поту с опаской уже после выхода «Feel Good Inc.», — некоторые включили её в список запрещённых для трансляции треков, а некоторые сделали запрещённым музыкантом самого Стюарта. Тот, впрочем, не поддавался унынию, ведь он с самого начала осознавал, что рискует, — а, когда рискуешь, будь готов что-нибудь потерять. Во всяком случае, своей цели Стюарт добился: люди услышали песню, а уж о распространении её в широкие массы позаботятся вездесущие интернетовские пираты. Кроме того, у него всё ещё оставалась возможность давать живые выступления.       И всё было бы хорошо, если бы только на одном из них Пот не допустил крупную ошибку. Под впечатлением от рассказа Мёрдока он, не сдержавшись, выпалил в прямом эфире какой-то передачи, что Корпорация превращает людей в рабов. Когда его попросили пояснить свои слова, Стюарт тут же опомнился и попытался выйти из положения, однако произнесённого было уже не вернуть назад.       Слишком горячо горела сейчас в голове музыканта мысль о жестокой замалчиваемой правде. Слишком сильно ему хотелось, чтобы об этом узнали все… решительно все.       Под конец Стюарт принялся кричать что-то о том, что жители города заключены в кокон ложных удовольствий, что все они слепы и не видят ничего вокруг, что они не хотят думать и поэтому никогда не узнают, что с ними по-настоящему происходит. Музыкант не мог говорить напрямик — ведь Мёрдок запретил разглашать секретную информацию, — но ему хотелось по крайней мере побудить людей самих пораскинуть над этим мозгами. Ему хотелось поселить в их сердцах сомнение.       После учинившегося переполоха передача, разумеется, спешно ушла на рекламную паузу, а сопротивляющегося Стюарта вывели из студии и велели удалиться. Придя наконец в себя, он понял, что в сложившейся ситуации это было самое трезвое решение. По возвращении домой Стюарт проклинал себя за глупость и неосторожность… всё нужно было сделать совсем не так. И, если «Feel Good Inc.» была риском оправданным, то сейчас музыкант действительно совершил ужасную оплошность, за которую, по всей видимости, ему не миновать расплаты… Однако, как ни странно, в ту ночь за ним не явились ни таинственные люди в чёрных одеждах, ни злобные Киборги, ни кто-либо ещё, намеревающийся препроводить Пота в уединённое, закрытое место и там выбить все известные ему сведения. Ничего подобного не случилось и в последующие дни. Жизнь продолжала протекать вполне мирно.       Стюарт вообще был искренне удивлён, что Корпорация не решила вовсе устранить его как чересчур беспокойный элемент в структуре своей машины. Он ломал голову, пытаясь понять, в чём причина подобной лояльности… не может же быть, чтобы такая всепроникающая организация уже не поставила его на учёт в своих списках смертников. Позднее догадка осенила Пота.       Корпорация признаёт власть музыканта над людскими умами. Корпорация понимает, что люди любят его и возмутятся, если его просто «уберут». Случись так, и это бы как нельзя красноречивее подтвердило все доводы Стюарта: он кричал, что Корпорация являет собой корень всеобщего зла, и его тут же убили, — значит, он докопался до правды. Корпорация не могла допустить, чтобы люди стали думать так. Сейчас же, пока никто не реагирует на голословные выпады какого-то «Туди», можно посчитать это пустым трёпом. Пускай кричит… пускай поёт свои песенки.       Тем не менее, полностью спустить происходящее на самотёк Корпорация, само собой, тоже не могла. По всей вероятности, теперь она наоборот попытается привлечь Стюарта на свою сторону. Заставить его работать на себя.       Поэтому Стюарт был крайне зол, когда Дэнни принудил его участвовать в рекламной кампании быстрых завтраков «Superfast Jellyfish». Для музыканта это приравнивалось к предательству по отношению к его слушателям. Однако Браун пригрозил, что в противном случае Стюарт вовсе лишится ротации на радио. Скрепя сердце, Пот согласился на эту сделку.       И всё-таки отсутствие пристального внимания к себе Корпорации, пусть и, скорее всего, временное, не могло его не радовать. Как и отсутствие внимания со стороны некоторых других личностей.       Несколько раз в течение последних дней музыканту трезвонила Паула — впрочем, довольно быстро перестала. Стюарт не брал трубку. Он заметил, что девушка собрала большую часть своих вещей и ни разу за всё прошедшее время не появилась в квартире. Очевидно, это было одной из её типичных манипуляций, в ходе которых Паула любила демонстративно уйти, а потом ждать, что за ней станут бегать, умоляя о возвращении. Стюарту же надоело играть в эти игры. Ему надоело быть цепным псом на поводке. Кажется, раньше Паула творила с ним то же, что Корпорация с народом: пыталась сделать своим безвольным слугой. Она не любила его, он просто был ей удобен. Настала пора расстаться с иллюзиями…       И ведь отчего, думал Стюарт, отчего ей быть такой. Отчего ей быть беспринципной и пустой, капризной раскрашенной куклой? Ведь, казалось бы, в жизни у неё имелись все необходимые условия для саморазвития. Паула была девушкой из хорошей семьи, единственной дочерью и любимицей своих родителей. Она никогда ни в чём не нуждалась, неизменно уверенная, что любой её каприз тотчас будет исполнен, и она, без сомнений, получит всё, что её душе угодно, — будь то какая-нибудь новомодная косметика, недавно выпущенный гаджет или симпатичный парень с параллельного курса. Паулу нельзя было назвать одинокой — обладая выигрышной внешностью и лидерским характером, она всегда была окружена подругами и поклонниками. В двадцать четыре года девушка успешно окончила художественную академию, получив диплом искусствоведа и культуроведа. Затем её устроили в тёплое местечко в каком-то журнале — вести колонку о современной живописи.       С самого детства Паула всегда вращалась в кругах, что называется, сливок общества — Стюарт даже удивлялся, как он, простой и ничем не выделяющийся студент-пианист, в своё время затесался в этот список… Почему же сама Паула при этом стала человеком неблагодарным и жестоким, лишённым всякой морали?       Всё это неизменно наводило Стюарта на мысли о Нудл. Нудл росла на улице, без семьи, без друзей, без какой-либо посторонней поддержки. Не жила, а выживала ценой самых крайних мер… О ней никто не заботился, никто не обустраивал её жизнь, никто не помогал ей, не щадил и не делал поблажек. Ей пришлось совершить насильственный выбор между собственной девичьей гордостью и голодной смертью. Стюарт осознавал, что Нудл не походила ни на одну из знакомых ему девушек — и отнюдь не потому, что была проституткой. Скорее напротив: вопреки тому, что она была проституткой, ничто, тем не менее, не объединяло её с порочными женщинами, которых музыканту доводилось видеть в своём мире. У них, в отличие от неё, было всё — кроме души и разума. У неё не было ничего, но Стюарт с уверенностью мог заявить, что никогда ещё не знал более чистой души. Нудл была искренней, открытой, пылкой и отважной. Она не ведала притворства и лицемерия — если она чувствовала, то чувствовала по-настоящему. Её грусть и радость, злость и досада, удивление и восторг всегда были неподдельны.       Это Паула была истинной проституткой, а не она.       Стюарту больше не хотелось иметь с этой женщиной ничего общего. Играя с ним в бойкот, она, сама того не ведая, оказывала музыканту неоценимую услугу, предоставляя ему необходимые покой и тишину.       Затишье в самом деле наступило как нельзя кстати, ведь Стюарту было о чём поразмыслить, кроме неудавшейся личной жизни. Вот уже пять дней подряд он наматывал бесконечные круги возле психиатрической лечебницы «Hip Albatross» с Фауст-авеню, раздумывая, как бы туда проникнуть. Время поджимало, а Стюарт всё не находил ответа. Ничего не приходило ему на ум, и Поту приходилось коротать часы за пустыми занятиями вроде записи треков для рекламных роликов.       Сколь бы странно это ни звучало, но сейчас музыканту любой ценой нужно было решить один вопрос: как ему попасть в сумасшедший дом.  — Фауст-авеню… двенадцать-дэ-три… — бормотал Стюарт, слоняясь у ограды лечебницы. — Один-два-ди-три… один-два-ди-три. — От скуки он принялся напевать что-то под нос.       Ограда была высокой — перелезть через неё казалось едва ли посильной задачей. Для Нудл, скажем, это бы, скорее всего, не составило труда. Стюарт вздохнул, с безнадёжностью посмотрев сквозь прутья решётки. Бесполезно… Друзья из Нижнего мира, конечно, привили ему некий навык безрассудства, но, очевидно, до ловкости подобного уровня он оставался ещё весьма и весьма далёк.       Взгляд Стюарта упал на дорожку, по которой дюжие медбратья вели очередного сумасшедшего. По-видимому, они обеспечивали ему краткую прогулку на свежем воздухе. Музыкант пространно наблюдал за человеком в белой смирительной рубашке. Оказавшись от решётки довольно близко, человек вдруг тоже уставился на Стюарта, странно ухмыльнулся и подмигнул. Стюарт отпрянул и быстро сделал вид, что направляется куда-то в другую сторону. Что это значит? Он ведь не знаком с этим пациентом. Чёрт их разберёт, этих психов…       Впрочем, наверно, он и сам сейчас чем-то напоминает психа. Стюарт печально улыбнулся, снова вспоминая, как начал кричать на телевидении.       Внезапно Пот остановился, застигнутый какой-то небывало отчётливой мыслью. Да уж, определённо: попасть в сумасшедший дом может только сумасшедший. Казалось бы, чего проще?..       Стюарт тут же оборвал себя. Да нет… нет, нет. Чушь какая-то…       Он поспешно зашагал дальше.       Музыкант подумал о ребятах. Ребята ведь и правда надеются на него, а он ничего не может сделать… Перед глазами у Стюарта вдруг возникло худенькое личико Нудл и её умоляющий взгляд.       Пот тяжело вздохнул. Отчаянные ситуации требуют отчаянных мер. Ему непременно нужно проникнуть в здание клиники… кажется, осуществимых вариантов здесь немного. Во всяком случае, ему уж точно не пробраться тайком, словно взломщик или вор.       Только вот как действовать? Может, выступить с каким-нибудь ошеломляющим сообщением в СМИ, чистосердечно объявив о том, что он шизофреник? Снова устроить скандал?       Нет, это едва ли принесёт результаты. Для того чтобы его действительно признали сумасшедшим, нужно предпринять нечто по-настоящему радикальное.       Стюарт продолжил размышлять, двигаясь к дому. Глаза его скользнули по нескольким этажам одной из башен, окрашенным в светло-голубой, общепринятый в городе цвет для медицинских учреждений. Эти этажи принадлежали главной районной поликлинике.       Не спросить ли у доктора Вурцела?..       Музыкант одёрнул себя. Никто не должен ни о чём знать… И всё-таки ему не обойтись без посторонней помощи. Можно задать доктору пару-тройку ни к чему не обязывающих вопросов. Будто бы так, для общего развития… Или сказать, что он ищет психиатра для Нудл. А там посмотрим… если надо, он заплатит и тысячу стерлингов за фальшивую справку о психическом состоянии.       Доктор Вурцел, отработав свой день, уже собирался уходить. Увидев Стюарта, он устало, но добродушно улыбнулся.  — Приветствую, — поздоровался Вурцел. — Как поживает твоя подруга?  — Хорошо, — произнёс Стюарт, — ей уже лучше. Спасибо вам большое, доктор, даже не знаю, что бы мы без вас делали…  — Не мне спасибо, а чудодейственной машинке, — весело отвечал доктор. — Очень скоро обещали завезти новое оборудование полностью. Не могу дождаться.  — У Нудл ведь есть надежда вылечиться окончательно? — тревожно спросил Стюарт.  — Надежда есть всегда, — мягко сказал доктор Вурцел. — Говорят, что с модернизированными технологиями её станет ещё больше. Как только мы их получим, я непременно вам сообщу. Мне не хочется давать ложных представлений… но, как бы там ни было, в любом случае мы постараемся сделать всё, чтобы облегчить состояние пациентки. — Спасибо, — снова проговорил музыкант, — спасибо огромное.       Они помолчали. Стюарт мялся, раздумывая, как бы начать непростой разговор. Доктор Вурцел понемногу собирал свои вещи.  — Ты хотел что-нибудь спросить у меня? — подтолкнул он.  — Д-да, — выдавил наконец Пот. — Мне надо с вами кое о чём поговорить.  — Тогда давай сделаем это по дороге, — улыбнулся доктор, — мне не хочется здесь задерживаться.  — Хорошо, — согласился Стюарт.       Они покинули здание поликлиники, направляясь по бульвару Феникс.       Яркие жёлтые листья слетали с ветвей, опадая вниз. Стюарт вдруг подумал о том, что эти деревья, как и почва, на которой они растут, — синтетические, и ощутил себя очень странно.       Доктор Вурцел с наслаждением втянул носом воздух.  — Какой прекрасный вечер, — заметил он. — Так о чём ты хотел поговорить, сынок?       Стюарт выдержал небольшую паузу.  — Скажите, — начал музыкант, — вы слышали о психиатрической лечебнице с Фауст-авеню? — Музыкант решил зайти издалека.  — «Hip Albatross»? — с удивлением переспросил доктор Вурцел. — Конечно. Я проходил в ней практику, когда учился в мединституте. А что?       Стюарт снова ответил не сразу.  — Знаете, — сказал он тихо, — поговаривают, будто в ней творится что-то неладное. Какие-то незаконные эксперименты. — Пот покосился на доктора. — Вам что-нибудь известно об этом?  — Впервые слышу, — изумился Вурцел. — Могу поинтересоваться у своего коллеги, он там работает. Но, по правде сказать, если бы они действительно занимались какой-нибудь аморальной деятельностью, полагаю, их бы немедленно призвали к ответу.  — Но вы ведь знаете, доктор, — промолвил Стюарт, — как это сложно бывает доказать. — Он уставился перед собой. — Мне очень нужна ваша помощь. Вы смогли бы поподробнее порасспросить коллегу?       Доктор Вурцел изогнул бровь, озадаченно потирая затылок.  — Хорошо, — изрёк он, — я в непременном порядке побеседую с ним об этом. Приходи ко мне через пару деньков, сынок.       Два дня Стюарт был как на иголках. Он беспокойно обдумывал различные варианты разговора с доктором. Нужно было сделать так, чтобы тот наверняка помог ему.       Но что конкретно ему сказать? Можно ли до конца доверять доктору Вурцелу?..       Музыкант колебался. Он до того нервничал, что не мог заниматься ничем другим — всё ждал, когда же можно будет снова нанести визит в поликлинику. Наконец этот момент настал.  — Подумать только, — поражённо заявил доктор при встрече, — а ведь, судя по всему, тут и впрямь что-то нечисто! Мой коллега, профессор Кайзо, сказал, что проработал в клинике уже пятнадцать лет, и за всё время, кажется, не замечал ничего необычного… Но потом он кое-что припомнил. Есть в этом месте какая-то очень странная тайна. Один этаж клиники, самый верхний, почему-то уже многие годы пустует. То есть, формально пустует, и со стороны всё выглядит именно так; на деле же никто не знает, что там находится. Кайзо рассказал мне, что однажды, ещё только начиная работать, он по ошибке направился по лестнице к верхнему пролёту, и его сразу же довольно грубо остановил дежурный врач, спросив, что он тут делает… Мой коллега не понял причину такого поведения и осведомился, в чём дело. Ему кратко отвечали, что этаж на ремонте, и туда заходить нельзя. Судя по всему, однако, этот «ремонт» длится и по сей день, хотя Кайзо нередко замечал, как по запрещённой лестнице спускаются какие-то люди. Что самое удивительное, их имён не знает никто среди персонала, ну а лица всегда наполовину скрыты марлевой повязкой. Действительно загадочная вырисовывается ситуация! И что бы всё это значило, — доктор Вурцел недоумённо тряхнул головой.       Стюарта разрывали противоречия.  — Доктор, — осторожно обратился музыкант, — мне очень нужно выяснить правду об этом месте. Понимаете… сюда вовлечён мой близкий друг. Он изрядно пострадал от действий людей из этой клиники. — Музыкант нервно сжал кулаки, ощущая, как вспотели от напряжения ладони. — Там его едва не свели с ума. Кажется, над ним проводили какие-то опыты. Он плохо помнит, что происходило, потому что его накачивали психотропными веществами.       На самом деле Стюарт не знал, в какой клинике побывал Рассел, — однако сейчас ему нужно было во что бы то ни стало убедить доктора Вурцела.  — Я очень хочу, чтобы эта история получила огласку, — продолжал Стюарт, — чтобы тем, кто сделал это с моим другом, воздалось по заслугам. Но… мне необходимы неопровержимые доказательства.  — Ничего себе! — воскликнул доктор Вурцел. — Вот это мерзавцы. Трудно поверить, что такие вещи действительно могут иметь место в наши дни... — он погрузился в мысли. — Разумеется, выяснить наверняка, что да как, совсем непросто. Подобное требует тщательного обдумывания.       Стюарт наконец решился.  — У меня есть кое-какие идеи, доктор, — музыкант пристально уставился на собеседника. — И для этого… для этого мне нужно ваше содействие.       Доктор Вурцел тоже посмотрел на Стюарта.  — Я весь внимание, — произнёс он. — Такие серьёзные врачебные преступления должны караться. Что ты задумал, сынок?       Стюарт выдохнул.  — Мне нужно, чтобы меня сочли сумасшедшим, — заявил Пот, понизив голос.       Доктор вскинул брови.  — Сумасшедшим, — повторил он, — вот как!.. — Вурцел замолчал.       Стюарт тоже не издавал ни звука, со страхом ожидая ответа.  — Значит, ты хочешь сам проникнуть туда и поймать негодяев за руку, — задумчиво резюмировал доктор Вурцел. — Опасное это дело, сынок.  — Я знаю, — проговорил Стюарт, — но я должен попытаться. Я не могу просто так оставить это, а другого пути нет. Мне нужно достоверно доказать вину этих людей.  — Хм-м… — доктор взялся за подбородок. — Но это действительно непросто. Во-первых, чтобы получить заключение врача о нарушении психической деятельности, нужно пройти немало обследований. Сфальсифицировать этот документ стоит больших усилий… Кроме того, — доктор в упор воззрился на Стюарта, — даже если ты попадёшь туда, особенно развернуться тебе не удастся. Насколько я знаю, клиника «Hip Albatross» специализируется на пациентах с наиболее неустойчивой психикой, чья свободная активность в социуме может иметь пагубные последствия, поэтому каждого из них содержат в отдельной одиночной палате. Она всегда надёжно заперта, кроме тех случаев, когда больных осматривает лечащий врач…  — Об этом не беспокойтесь, — прервал Стюарт, — когда я окажусь на месте, я найду выход. Для меня главное — попасть туда.       Доктор покачал головой, не сводя с музыканта взгляда.  — Вижу, твои намерения более чем серьёзны, — промолвил он. — Что ж… мероприятие ты затеваешь действительно безумное.       Стюарт поник, закусив губу… кажется, все его надежды рухнули в одночасье.  — Именно поэтому, — доктор Вурцел вдруг усмехнулся, — пожалуй, я постараюсь оказать в нём посильное участие.       Стюарт изумлённо поднял лицо.  — Правда?! — выдохнул он.       Доктор добродушно смеялся.  — Когда ради своей цели человек готов даже сойти с ума, — заметил он, — это говорит о многом. — Вурцел посерьёзнел. — Я попробую договориться с Кайзо.  — Можно ли ему доверять? — вырвалось у Стюарта.       Доктор строго поглядел на Пота поверх очков.  — Разумеется, можно, — заявил он твёрдо, — я бы доверил Кайзо и свою жизнь. Он мой старинный друг, мы с ним ещё пешком под стол вместе ходили… Он ни за что не откажет в помощи, если я попрошу.  — Х-хорошо, — Стюарт опустил глаза, — извините.       Доктор Вурцел прищурил взгляд в раздумьях.  — Думаю, я смогу условиться с ним о встрече для тебя на завтрашний вечер, — пообещал он.       Встреча состоялась, и профессор Кайзо провёл с музыкантом беседу, в ходе которой были конкретизированы все дальнейшие шаги. Потратив ещё немного времени на посещение нескольких мест и переговоры с некоторыми людьми, Стюарт смог заполучить справку с врачебным заключением — конечно, не без ущерба для кошелька.       Музыканта озадачивало другое. Почему доктор Вурцел с таким рвением взялся помогать ему?       Тут стоит сказать несколько слов о личности доктора. Он всегда был известным авантюристом. Ещё со школьной скамьи этот субъект ни секунды не мог оставаться в стороне, если рядом творилось что-нибудь интересное. Позднее, уже в институте, он и его закадычные друзья — Кайзо и Джон Утоний(*) — даже носили за глаза прозвище «трёх мушкетёров»: казалось, и дня не проходило, чтобы эта троица не оказалась втянутой в какую-нибудь историю. Истории, впрочем, оканчивались зачастую благополучно. Вурцел и теперь поддерживал тёплую дружбу с Кайзо и Утонием, — последний по завершении учёбы вернулся к себе на родину, в Америку, чтобы углубиться в свою излюбленную химию, однако между делом всегда находил время, чтобы выйти на связь. Доктор Вурцел был рад любой весточке от старых друзей, напоминающей об их общем бесшабашном прошлом. Этот мужчина, приближающийся к своим пятидесяти годам, с серебристой сединой, уже покрывшей густую копну чёрных волос тонким индевелым слоем, до сих пор сохранил в себе некий дух ребячества, словно всё ещё только и ждал, чтобы дёрнуть понравившуюся девчонку за косичку или порвать штанину, перелезая через какой-нибудь забор.       Надо признать, что сейчас, когда юность давно осталась для доктора позади, он порой скучал. Вурцел любил свою работу, и всё же то и дело былая тяга к приключениям отзывалась в нём томительной тоской. Надо ли удивляться, что, стоило Стюарту произнести магические для доктора слова «творится что-то странное», глаза у того немедленно загорелись, будто бы в предвкушении очередной шалости. Стюарт был давним знакомым доктора, а своим знакомым доктор доверял. Ему захотелось помочь музыканту — что называется, тряхнуть стариной. Разумеется, его старый друг, профессор Кайзо, испытывал аналогичные чувства. Все вместе они и составили подробный план действий.  — Как только ты окажешься там, не сопротивляйся, — втолковывал Кайзо Стюарту. — Веди себя спокойно, даже вяло. Я скажу, что уже вколол тебе большую дозу успокоительного. Тебя поведут в одиночную палату, чтобы уложить спать. Покорно ляг на койку и жди меня. У меня есть ключи, я отопру дверь, выпущу тебя и поведу к запретному этажу. Дальше тебе придётся действовать самому.  — Ни в коем случае не позволяй вколоть тебе какой-нибудь препарат, — предостерёг доктор Вурцел.  — Именно, — подчеркнул Кайзо. — Если с тобой начнут что-нибудь делать, отбивайся и кричи: «океанский бекон». Я буду рядом и приду на помощь.  — «Океанский бекон», — взволнованно повторил Стюарт. Ему очень хотелось ничего не упустить.  — После того, как ты попадёшь наверх, я постараюсь отвлечь дежурного врача, чтобы прервать его обход и помешать ему последовать за тобой, — продолжал Кайзо. — Сложностей с этим возникнуть не должно, но, если произойдёт так, что ситуация выйдет из-под контроля, я быстро отправлю тебе на телефон сообщение с текстом: «морской бекон». Это будет означать, что тебе надо немедленно покидать этаж, и сделать это придётся через окно, по пожарной лестнице.  — У пожарного выхода буду стоять я, — пояснил доктор Вурцел. — Завтра я работаю в другую смену, так что смогу присоединиться к вам, — если, конечно, у меня не будет срочных вызовов. Я прикрою тебя, а потом мы сделаем вид, что прогуливаемся. Затем я помогу тебе незаметно сбежать из клиники. Не бойся: формальности Кайзо возьмёт на себя. Ничего не стоит подтасовать кое-какие факты и заговорить ненужных свидетелей… Никто даже не узнает, что ты там был.  — Но ведь меня же наверняка многие запомнят в лицо, — проговорил Стюарт в смятении. — Медсёстры, врачи… ещё кто-нибудь из персонала.  — Я владею гипнозом, — успокоил Кайзо, — в крайнем случае я смогу сделать так, что они о тебе и не вспомнят.       Стюарт помолчал, собираясь с мыслями.  — В случае ошибки у меня не будет другого шанса? — спросил он тихо у докторов.  — Тебе придётся попытаться сделать всё быстро, — сказал Кайзо. — Я, конечно, хорошо умею гипнотизировать, но злоупотреблять этим, думаю, не стоит. Всегда найдётся кто-нибудь более-менее стойкий… — Профессор задумчиво поднял глаза к потолку. — Вот ещё что: может выйти так, что мы — а, в частности, ты — натолкнёшься на тех, кто работает на верхнем этаже. Несомненно, они захотят помешать тебе. Если это случится, постарайся как можно скорее отправить мне сообщение с текстом: «одинокий кит».       Стюарт выдохнул, напряжённо хмурясь.  — «Одинокий кит», — медленно повторил он, — «морской бекон»… «океанский бекон».       Доктор Вурцел расхохотался.  — Ты в своём репертуаре, Кайзо, — заметил он, — все эти твои мудрёные пароли... что в школе ты их обожал выдумывать, что сейчас. — Доктор весело похлопал друга по плечу. — И как только мы их запоминали, ума не приложу!  — Что здесь мудрёного? — серьёзно возразил Кайзо. — Нам ведь нужно, чтобы никто ни о чём не догадался.  — Я… я постараюсь ничего не перепутать, — растерянно пообещал Стюарт.  — Отлично, — подытожил Кайзо, — держи при себе мобильный телефон и будь на связи. У нас всё получится.       Назавтра небывалая команда намеревалась отправляться на свою миссию.       Стюарту было неспокойно. Ему казалось, что-то непременно должно произойти… слишком уж радужным выглядел план.       Ранним утром музыкант собрался и вышел из дома. Во дворе его уже ждал Кайзо. Профессор повёл Стюарта к лечебнице.  — Я написал, что у тебя одержимость параноидальными идеями и частые истерические припадки, — сообщил тот, — если захочешь, можешь покривляться для вида. Только не сильно: помни, что ты под транквилизатором.       Вскоре они достигли Фауст-авеню.       Пара крепких санитаров, раздвигая калитку, вышли навстречу Кайзо и Стюарту.  — Буйный? — спросил один, кивая на Стюарта. Музыкант бросил на него сонный и полный безразличия взгляд.  — Я вколол ему успокаивающее, — объяснил Кайзо, — в ближайшие несколько часов он будет несколько заторможен. Отведите его в палату и дайте выспаться.       Санитары переглянулись между собой, затем взяли Стюарта под руки. Стюарт хихикнул, извиваясь и предпринимая слабые попытки вырваться, однако почти тут же прекратил их, будто окончательно утомившись. Он едва волочил ноги, повиснув на локтях санитаров.       Кайзо брёл следом.       Всё идёт хорошо, думал Стюарт про себя. Пока что всё идёт хорошо… лишь бы не приключилось какой-нибудь неожиданности. И лишь бы его не успели обыскать и раздеть после того, как он войдёт в палату… При себе Стюарт имел полный арсенал вещиц, которыми снабдил его Рассел. Музыкант не знал, что из этого может ему пригодиться, поэтому решил захватить с собой всё… В то же время ему хотелось, чтобы не пригодилось ничего.       Лишь бы закончить всё быстро и тихо.       Санитары препроводили пациента в лифт и нажали кнопку пятого этажа. Стюарт бегло оглядел панель: клиника занимала семь этажей, причём кнопка последнего, седьмого, была выжжена и почернела. Значит, два пролёта нужно будет пробежать пешком. Лишь бы успеть...       Лифт остановился. Стюарта слегка пихнули вбок. Он, стараясь отреагировать как можно замедленнее, шаркая ногами, вылез из кабинки.  — Всё, — сказал санитар, — вы можете идти, профессор. Палата номер двадцать три сейчас свободна, мы положим его туда.  — Я бы хотел лично проследить, чтобы с больным всё было в порядке, — возразил Кайзо.  — Не беспокойтесь, мы и сами справимся, — заверил санитар.  — Мне нужно знать, как он отреагирует, — Кайзо был неумолим. — Я сейчас занимаюсь исследованием на эту тему. Наглядные примеры проявления поведенческих акцентуаций конкретного типа будут как нельзя кстати.  — Ну хорошо, — сдался санитар, почесав в затылке, — идёмте скорей, пока на него ещё наркота действует. — Он опять подтолкнул Стюарта, увлекая его дальше по коридору.  — Помягче, Ганнибал, — нахмурился Кайзо, — это ведь всё-таки пациент, а не животное.       Завиднелась дверь с большим выцветшим номером «23». Стюарт сглотнул, ощущая, как сердце у него подскакивает к горлу. Ему становилось не по себе от этого места. Здесь что-то было не так.  — Заходи давай. — Санитар буквально пнул Стюарта через порог палаты. Стюарт оступился и, не удержав равновесие, упал на колени.  — Профессор Кайзо! — окликнул вдруг какой-то женский голос из коридора. — Профессор Кайзо!.. Вас срочно вызывает главврач…  — Это не может подождать пару минут? — прозвучал ей в ответ спокойный и рассудительный тон Кайзо.  — Профессор, дело касается некоторых пропавших историй болезни, — сказала женщина. — Как вы можете объяснить это?       Кайзо на заднем фоне принялся что-то долго говорить. Стюарт тем временем с трудом пытался подняться. Неожиданно он вдруг начал ощущать странное головокружение. Музыкант в недоумении помотал головой, затем, шатаясь, всё-таки встал на ноги.  — Эй, — позади послышался негромкий бас одного из санитаров, — вяжи его, пока не очухался.       Стюарт вздрогнул и собрался было отскочить, но поздно — его тут же цепко ухватила пара рук. Не успев и вспомнить, какой из беконов ему следует прокричать, музыкант почувствовал, как тело его немеет, а сознание погружается в полную темноту.