Ранимо болтливый

Ягун разъяренно тер щеки чуть ли не щеткой со вкусно пахнущим гелем. Еще бы, оттереть яростные чмоки тети Нинель ни каждому удавалось! Таня встала в дверях его ванной, покатываясь со смеха, а чтобы не упасть, придерживалась за косяк. От этого они раскраснелись и были похожи на спелые июльские яблочки (щечки Ягунчика разумеется). В приступе умиления, Таня поцеловала его, не давая Ягуну других вариантов, впрочем, выбиваться из рук и орать что его, юношу с принципами, обцеловывают невесть откуда взявшиеся девушки, он не собирался. Внук Ягге стоял перед ней и улыбался фирменной улыбкой №4: а ля «я приличный мальчик, а то, что вы додумываете, уже ваши проблемы», каталога Лысегорсоко магвазина от Тети Зины. В комнате сидел Ванька и о чем-то ворковал с симпатичной девушкой по зудильнику. Слышать ее они не могли, зато налюбоваться – вполне. Ягун, высовываясь из-за ничего не подозревающего маечника, скривил страшную мину и принялся делать вид, что собирается откусить Валялкину голову. Девушка не на шутку испугалась и в приступе паники начала кидать в Ягуна подручными предметами, то есть сеном и парой шишек, даже не удосужившись подумать о том, что через зудильник предметы не летают. Иступленный Ванька пялился на нее, как на сумасшедшую. Все еще не замечая Баб-Ягуна, он повернулся к Тане, упорно не видя, как его девушка обкидывала зудильник новыми порциями сена и пожаловался на то, что ему кажется, что она медленно съезжает с катушек и схватившись за голову лепетал о том, что каждая девушка сойдет с ума в его чертовой избушке от одиночества и нехватки общения, и вообще, пора что-то менять, может даже перебраться поближе к людям. Таня уже хохотала в голос, а Валялкин кажется даже слегка обиделся на то, что его не воспринимают всерьез. Ягун прекратил строить из себя упыря и дружелюбно замахал ей руками. Она косилась на него как на нечисть, благо что еще креститься не начала и святой водой не запустила, праведным фонтаном инквизиции. Ваня наконец додумался повернуться, и его тонкое душевное равновесие встало на место. - Ну Ягун, ну и ты и…- казалось Валялкин не мог подобрать слов и просто принялся ржать, как и все в этой комнате. Он покопался в зудильнике и сделал так, что все уже друг друга слышали. - Иван, рourquoi (пер. почему) твой странный ami (пер. друг), пытался тебе голову с плеч снести своим ртом? – поинтересовалась девушка на ломанном русском. На каждой букве «р» у нее отражался горделивый французский акцент, а ударения в словах, она с упорством буйвола ставила на последние слоги. - Марси, это мой лучший друг - Ягун! Познакомься! – уронил Ванька, указывая на Ягуна. Девушка сдержанно улыбнулась, казалось теперь она не хочет ни чем кидаться в играющего комментатора, а лишь с интересом его разглядывает. - Bonjour (пер. привет) мамзель Марси! – Ягун не мог успокоиться, его все еще била дрожь от сдерживаемого смеха, - никто твоего Джона Вайлялку тут кусать не собирается, даже кусочек не откусит, даже на зубок не попробует, даже из пальчика кровь не выдавит! - Джон? Mère de Dieu! (пер. Матерь божья), кто этот Джон? Я ne comprends pas (пер. не понимаю), Ванечка, объясни мне! Еще и фамилья такая странная, Валялка… - Ягун очень любит шутить, - мягко сказал Ваня, - а Джоном иногда называет меня. - А кто та симпатичная девушка?! – воскликнула мадмуазель Марси, тыча пальцем в Таню, - elle est très belle! (пер. она так красива) - Это Танька, я тебе о ней рассказывал! – Ванька расплылся в улыбке. - Тань…Таньян…Таньтьян! – кажется бедолага пыталась выговорить ее имя, придя все же к тому, что Гроттер теперь звали Таньтьян. – я так рада с тобой познакомиться, мне Ваньечка много о вас рассказывал, вы же его лучшие враги! - Друзья, милая, это друзья. – спокойно отвечал ей Валялкин, который явно сам приложил руку к изучению истинной француженкой, русского языка. - О, еxcusez moi (пер. прошу меня простить), я еще только учу рюсский! Давайте как-нибудь потопчем аллею в парке и упадем лицом в мороженное! А после можно и положить глаз на кинотеатр, или предложить морю нас облить! Видимо девушка имела ввиду, что хочет позвать их прогуляться по аллее и поесть мороженное или посмотреть кино, а может потом искупаться в море. Баб-Ягун представил, как они все дружно топчут на месте аллею, потом падают лицом в фисташковое мороженное, самозабвенно измазываясь в оном, а после, он до неприличия долго упрашивает море их облить, смущенно шаркая ножкой и краснея, как девица. Таня не могла больше держать смех, прыснув, она выбежала в коридор, врезавшись в Шито-Крыто. Ягун поспешил за ней, крикнув Ваньке, что они еще увидятся. Рита заинтересованно заглянула за дверь, пытаясь понять почему Таня бьется в истерике. - Ну и уморила она меня, - отсмеявшись сказала Таня, сбивая со лба непослушные волосы. Ягун приобнял Гроттер и куда-то потянул. В ее мыслях проносилось: "Еще не вся школа узнала о том, что мы теперь вместе. Так странно звучит. Мы. Теперь. Вместе. Я и Ягун. Ягун и я" Таня будто пробовала на вкус каждое слово. Она почувствовала шевеление в волосах. Зеркалит сукан. - Да-да, Гроттер, теперь ты от меня точно никуда не убежишь. Мы. Теперь. Вместе. - Ну кто просил тебя подзеркаливать, Древнир тебя укуси! – Таня раскраснелась от собственных мыслей. Судя по всему, что такое любовь она не знала, но в Ягуна уж точно была влюблена. Так хаотично и быстро, так вечно и пожалуй, приятно. Любовь такое чувство, которое нужно долго ждать, взращивая его, питая поддержкой и доверием, умением обходить острые углы. Это Таня точно решила для себя. Любовь приходит через года, через пережитые потери и приобретения, через безоговорочную поддержку в трудные и не очень минуты. - Не надо никому меня кусать! – возмутился Ягун, драматически скрещивая руки на груди, - если меня покусает Древнир, я стану серьезным, в крайне умным, скучным и неинтересным и тогда за мной примется бегать Шурасик или та же Свеколт, споря с пеной у рта кто сядет со мной за обедом, а кто будет заботливо поправлять одеяло пока я сплю! Я на такое будущее не согласен. Мне нужна свобода, свобода слова, что бы ты понимала, можешь меня к себе хоть наручниками приковать, чесслово! - Наручниками… - Танино воображение повело ее совсем не туда, куда пытался вывести Ягун. В голове моментально нарисовалась картина. Ее руки, прикованные наручниками. Ягун сверху. Она практически не может пошевелиться. Вся в его власти. Таня помотала головой, что бы избавиться от странной для нее самой идеи. Быть в чьей-то власти - это как-то не по Гроттеровски и тем более уж, не по Татьянски. Ягун смиренно наблюдал за ее душевными терзаниями, пошло улыбаясь, ему эта идея очень даже понравилась. Гроттер и так была в его власти, но пока предпочитала этого не замечать. Зато замечал играющий комментатор. Она вела себя не так строптиво как раньше, позволяла ему принимать решение и умело шла на компромиссы. Раньше она бы впечатала его в стенку, попробуй он за нее решить куда идти или какой ей сок выбрать к обеду. У него же получалось делать это незаметно. Даже Ванька, с которым они провели Зевс знает сколько лет вместе, не добился таких результатов. - А вот и прикую! – задористо крикнула Таня, делая вид будто защелкивает их у себя и у него на руке, после чего благополучно выкинула воображаемый ключ в бездну лестничного пролета. - Ой бедный я несчастный! – Ягун схватился за голову, - и что мне теперь с этим счастьем то делать? Он подхватил Гроттер на руки и понесся невесть куда. Крики Дурневых были слышны еще на подходе к залу Двух Стихий. Тетя Нинель картинно топала ножкой, споря о чем-то с Поклепом. От легкого касания ее, с позволения сказать, медвежьей лапы о пол, тот сотрясался так, словно сейчас и вовсе развалится. - Я вам повторяю, милый Клепа, - его имя она выделила настолько яростно, что чуть не поперхнулась слюной, - ваша эта Мумуля косо смотрит на моего, между прочим, мужа! Глазами пожирает, как вчерашнюю сельдь, я ей глазенки то выдергиваю, ручки то оторву. С этими словами грузная дама, закатывая рукава, двинулась в сторону Милюли, которая судорожно забивалась на дно бочки, попытавшись прикрыться дядей Германом, который, в прочем, был ничуть не против. - Отставить! – рявкнул раскрасневшийся Поклеп. - еще вчера мне было велено перевести вас обратно в Москву! - Пусть сначала это хвостатое чудище вернет мне ожерелье! Его мне Айседорка подарила, она ее танком переедет! – вновь взвилась тетя Нинель. - Нинель, я куплю тебе тысячи таких ожерелий, пожалуйста, поехали отсюда, я больше тут не протяну. – дядя Герман осел в руках взволнованной русалки. В который раз, он валялся без сознания. Видимо пережить часы в Тибидохсе ему было проще именно в этом состоянии. - Герман, возьми себя в руки, будь мужчиной наконец! – взревела Нинель звучно давая мужу увесистые оплеухи, которые бы привели в чувство даже давно почившего сумоиста. Муж отказывался приходить в сознание и лишь иногда приоткрывал один глаз, чтобы удостовериться, что его челюсть не сломана от тяжелой руки женщины, которую он когда-то позвал замуж, а сам он, все еще в Тибедохсе, а не в Москве. - Я вам дам отставить, я вам дам отставить! Вы у меня по струнке ходить будете! – пригрозила ему Нинель кулаком, размер которого мог сравниться в конечностями Усыни, Горыни и Дубыни, отбирая мужа у коварной русалки. Та, вцепившись, тянула его на себя за дорогущий пиджак, но схватка была неровна. Обладающая недюжей силой женушка, взвалила Германа Никитича на плечи и зашагала в кабинет Сарданапала. От него она точно не отстанет, тем более учитывая, что академик любил делать все правильно и поступать по совести. Бедный, бедный академик, война с Чумой покажется ему не такой трудной, как разговор с тетей Нинель. Если она что-то втемяшит себе в голову - лучше бежать без оглядки, догонит - живым не выберешься. Как их тут еще не убили, Ягун до сих пор не понимал. Ведь без магии в Тибидохсе невозможно было существовать, на каждом шагу поджидали огромнейшие опасности в виде пресловутых приведений и древних артефактов, которые то и дело наравились жестко отвампирить кого-нибудь (да-да, именно то, о чем вы подумали, уважаемые), по полной программе. Мысленно поражаясь величию Нинель, Ягун завернул в темный угол коридора, чтобы снова не нарваться на эту парочку. Поставив Таню на землю, он деловито выглядывал из-за колонны несколько раз, чтобы убедиться, ушли они или нет. Поклеп все еще бы в зале с Милюлей, которая тоже его за что-то отчитывала, а он опустив голову словно школьник, внимательно ее слушал. - О любовь, ужасное ты чувство! В кого наконец ты превращаешь мужчин! – возмутился Ягун. - А сильные женщины, это что же, плохо? – допытывалась Таня, так как считала себя очень даже сильной и независимой. - Вовсе нет, а в меру сильные, так вообще замечательные! – Ягун чмокнул рыжую в нос. - Пссст, голубки, найдется место для одного прекрасного горного орла? – послышался шепот Склеповой. Не дождавшись, а точнее, не став ждать, гордый орел протиснулся к ним, вдавливая Таню в сырую стену. - От тебя пахнет тайной! – неожиданно заявил Ягун - как бы гнусно это не звучало, но у меня нюх на такие дела, Склепова, не тяни, рассказывай, иначе я буду душить тебя со словами: «молилась ли ты на ночь Дездемона». Тут ведь темно, хоть глаз выколи, никто и не узнает, что это я укакошил самую знаменитую ведущую всех времен и народов! Склепова восприняла это как комплимент, сделавшись такой важной, будто за ней уже устремились толпы фанатов. Таня прикинула, что было бы, будь она такая как Гробыня: уверенная в себе, немного сумасшедшая, не боящаяся действовать. Узнать ей этого никогда не суждено. Она не Гробыня. И это даже хорошо, а то куковала бы сейчас с Гуней, вальяжно потягивая пиво, ведя задушевные разговоры с мертвяками, а в перерывах спорила бы с Грызианкой. Прежде чем думать об этом, она предусмотрительно заблокировала сознание от Ягуна. Внук Ягге мог бы не понять ее мыслей о Гуние. - Тайна то есть, а вот что с ней делать, чем заправлять и какой из пяти разных вилок ее уплетать за обе щеки, все еще не понятно, даже сам Сарделькопалки за голову хватается… - томно произнесла Гробыня.