Personal responsibility

Солнце здесь очень яркое. Пробуждение - с первыми лучами, поднимающимися над горизонтом. ...порой Гэндзи просыпается в смутной тревоге и с лёгким чувством недостачи в грудной клетке. Обыкновенно это происходит, когда во сне или по пробуждению ему вспомнятся лёгкие прикосновения чутких рук к лицу. Анджела то ли действительно полагала его спящим, то ли мудро прощала эту ребяческую ложь, позволяя себе дотронуться до пациента. В горах младшему Шимада, скорее, нравится. Привыкнуть к жизни здесь было тяжело - довольно холодно, совсем не такой воздух и немногочисленное окружение по большей части состоит из омников. Какое-то время назад Шимада был бы куда более склонен предположить, что такая обстановка может помочь разве что окончательно тронуться рассудком. Сейчас же их компанию мужчина находил весьма умиротворяющей. Он иногда приоткрывает один глаз, чтобы посмотреть на Мастера во время медитации. Со схожими успехом можно рассматривать стену, но есть что-то завораживающее в том, как слепящий горный свет отражается на хромированном металле. Как меняется на более приглушённое сияние неоновых светодиодов на лобовой пластине. Сложно вообразить себе дремлющую электронику, но Текхарта Дзенъятта, даже спустя продолжительное время знакомства, всё ещё выглядел для беспутного мечника именно таким — чем-то, похожим на впавшее в кратковременный и чуткий сон божество. Более великий и реальный, чем могущественные сущности из легенд. Омник был похож на маяк, и Гэндзи спокойно закрывал глаза: присутствие чего-то непознаваемо мудрого и бесконечно миролюбивого совсем рядом успокаивало бушующий в разуме шторм.

***

- Это я. - отвечая на не прозвучавший вопрос, произнёс мужчина, касаясь металлическим пальцем фотографии, - А это — мой брат. Произнёс, и сразу затих в ожидании. Что же скажет наставник? Ожидается поневоле какой-нибудь новый вопрос, вроде: «тебе его не хватает?». Но собеседник безмолвно покачивался над половицами скромной комнаты, повернув лицевую пластину к изображению в руках своего ученика. Может, его увлекла архаичная форма воспоминания? Кто сейчас, и впрямь, хранит бумажные фотографии, когда повсюду эти голо-снимки. - Какое твоё любимое воспоминание о брате? Дзенъятта отмирает неожиданно, и погружённый в размышления Шимада невольно вздрагивает. Он потрясённо смотрит на омника, потом — на фотографию, будто бы увидев её впервые. И, наконец, опускает взгляд себе под ноги. Наставник умеет и ждать, и слушать. Он безмятежно сохраняет интерес к ответу, пока Гэндзи молчит, и с безмолвным одобрением внемлет, когда тот всё-таки начинает говорить. Мама умерла, когда Гэндзи был совсем маленьким. Ему трудно было вспомнить её лицо или, например, то, как она улыбалась, но зато в память мальчику прямо-таки въелись мамины мучения в последний год её жизни. Она была так слаба, что едва могла поднять руку, когда хотела погладить кого-нибудь из сыновей по голове. Мальчик был так слаб. Голова сделалась тяжеленной, не было никакой возможности оторвать её от подушки. Он маялся от жара и беспомощности, вспоминал маму — и страх немощности был хуже и сильнее любой хвори. - Гэндзи. Ребёнку казалось, только-только задвинулась дверь за спиной разгневанной несговорчивостью подопечного женщины, как вот на пороге уже появился Хандзо. Ну, конечно. Младший Шимада безучастно уставился в потолок, не реагируя на оклики. Старший брат замялся, так и стоя в проходе. Ну, уходи уже, ну. Ведь наверняка папа оставил тебе целую прорву дел — так иди и сделай их. - Макото-сан говорит, что ты совсем не ешь. Приняв какое-то решение, Хандзо зашёл в комнату и аккуратно прикрыл за собой дверь. - Ну и что. Вздох. Вздыхает старший брат совершенно как отец, когда его одолевает усталость. - А то, что ты не поправишься. - Что? - Гэндзи аж подскочил, приподнявшись на локте вопреки непокорству тела. Лицо старшего сохраняло абсолютную серьёзность. Он кивнул: - Если ты не будешь есть, у тебя не будет сил. Если не будет сил — не выздоровеешь. - говоря это, мальчик скрестил руки на груди. Младший из братьев, жалобно выгнув брови, рассматривал собеседника, но тот оставался непоколебим. - Я уверен, наша няня тебе тоже это говорила. Она не лгала! - предельно суровый Хандзо подошёл ближе, и только сейчас Воробей заметил, что на одном из его запястий висит какой-то полупрозрачный свёрток. Небольшой мешочек?.. Мальчик сощурился, пытаясь рассмотреть. Это был небольшой пакет, в котором кружилась маленькая яркая рыбка. Таких Гэндзи видел на больших фестивалях, но папа никогда не разрешал забрать одну домой. Проследив взгляд болеющего, старший брат с ещё более важным видом сдвинул брови. - Но я пришёл не просто рассказать тебе всё то, что Макото-сан уже поведала. Я привёл к тебе большого гостя! - Маленькую рыбку? Хандзо закатил глаза. - Вот же несносный. Не будь болваном, Гэндзи! Какая же это рыба? - говорящий покачал пакетик за шнурок, прочно охватывающий его же запястье, - Слушай же, я расскажу тебе историю. И брат опустился на колени возле младшего, устроив «большого гостя» в его скромном транспорте на своих коленях. Пораженный недугом ребёнок уже и думать забыл о споре, который так хотел начать. Всё его внимание принадлежало рассказчику. - Сегодня по указанию отца я был у реки. Гэндзи затаил дыхание. - И там мне встретился Дракон-Хранитель горных вод. Так как во мне кровь нашего клана, Дух счёл меня достойным беседы. - И… что он сказал? - Он расспрашивал меня о моей семье — так ли она могущественна, как была раньше. И я поведал ему как есть! Что мы сильны — и будем становиться лишь ещё сильнее. Но также и поделился я с Драконом-Хранителем, что мой младший брат очень болеет. Очень болеющий брат моментально насупился; это было вовсе не тем, что он хотел бы сообщить о себе такому важному созданию! Кажется, Хандзо немного улыбнулся. Он наклонился вперёд, укладывая мешочек поближе к голове младшего. - Дух согласился со мной, что негоже сильному воину проиграть какой-то там болезни. И потому он отправил со мной своего посланца. Он будет присматривать за тобой и делиться своей силой. Но даже слуге Хранителя Реки не исцелить кого-то, кто не старается. Ты должен пообещать. - А?.. - С сегодняшнего вечера, - Хандзо так и сидел, чуть наклонившись вперёд, и беспокойно рассматривал Воробья, - Ты начнёшь есть и не будешь противиться принятию лекарств. - Папа… - Гэндзи прервал жестокий приступ кашля, оттого закончил свою реплику мальчик совсем тихо, - Не разрешает нам держать животных. - Тсс! - старший аж махнул рукой, немного напугав своего болеющего слушателя, - Какое же он животное? Отец всё поймёт, будь уверен. Младший повернул голову, уставившись на рыбку, затейливо переворачивавшуюся в воде. - Я обещаю. - Вот и славно! - с этими словами Хандзо поднялся на ноги, - Я позову Макото-сан. А сам займусь поиском временного жилища для нашего дорогого гостя. Он останется в твоей комнате, разумеется. Поражённый историей, пятилетний Воробей только обессиленно кивнул. - Мой брат, Текхарта Мондатта, - вдруг произнёс наставник, и Гэндзи моментально поднимает на него взгляд, - Мы всегда были очень разными. Мондатта хотел доносить мысли до множества, в то время как я предполагал работу только с теми, кто может услышать. Он плавно покачнулся. - Даже когда судьба и совершённые выборы развели наши пути, мой брат старался давать мне знать время от времени, что он всё ещё заботится обо мне. Тишина, обычно уютная в стенах храма и на прилегающей территории, вдруг показалась Гэндзи удушающей. - Мне жаль… - осторожно произносит мечник, но учитель остановил его коротким жестом. - Жаль и мне. Но именно эта боль сожаления напоминает нам, как мы на самом деле ценили утерянное. Как мы ценили узы родства с нашими братьями. Но мне остаётся только ждать возвращения в Ирис. Это был первый и единственный раз на памяти Шимады, когда Текхарта Дзенъятта что-то рассказал о собственных чувствах.