Когда дверь за моей спиной поехала в паз, открывая проход, я поспешно толкнула папку. По моим расчетам, так она задвинет пепельницу.
Запах дыма выветрился изрядное время назад. Я даже переживать умею предусмотрительно.
- Давай-давай, не выпендривайся. – Рейес так смачно хлопнул приведённого человека по механическому плечу, что тот даже чуть качнулся вперёд, - Сказал тебе: раны надо осмотреть. А не то загнёшься аккурат на заре своего триумфа, малец!
Торопливо обхожу стол, с тревогой всматриваясь в устало сутулящуюся фигуру. Шимада тем временем мотнул головой и вяло отмахнулся:
- Ты меня привёл. Можешь оставить, я не сбегу.
Какое-то время Гэбриел смотрит на своего агента; взгляд у главы Блэквотча пронзительный и тяжёлый. Но мгновение минуло, и, хмыкнув, наставник самых известных проблемных кадров кивнул.
- Уж надеюсь на твою рассудительность.
Пока они говорят, я перемещаюсь туда-сюда по помещению, собирая весь необходимый инвентарь.
- Но… - отвлекаюсь от проверки ампул, оборачиваясь через плечо, - Тебе бы тоже стоило остаться.
- Ерунда. - шкрябнув засохшую кровь с подбородка, собеседник равнодушно поворачивается ко мне спиной, - Ничего такого, с чем не справится Амари. Или твои подчинённые. Лучше займись своим подопечным. Он сегодня особенно хорошо поработал.
…мне это не нравится. Но даже если у меня и были конкретные слова протеста и врачебного негодования, услышать их могли разве что Гэндзи и плавно закрывшаяся дверь.
Гэбриел сам дурной и МакКри к тому же приучил.
Я подкатываю металлическую тумбочку ближе к смотровому столу и присаживаюсь рядом с пациентом, который всё это время хранит тяжёлое молчание.
- Эй… - негромко окликаю Гэндзи, - Как ты?
Мужчина качает головой и коротко вздыхает.
- Блэквотч добился своего. Клана Шимада больше не существует. - он поднимает на меня ужасно усталый взгляд, - Здоровские заголовки для газет можно придумать. «Дракон низвергнут», «Над Японией более не реет крылатая тень — группировка пала!». Как там обычно журналисты изощряются? Я раньше читал… когда отлёживался после ночных похождений. Листаешь эту тупость, и сразу голове полегче, понимаешь: она у тебя думающая хотя бы.
Подопечный редко так много говорит.
- Сними, пожалуйста, маску.
Подозрительно словоохотливый мечник тут же осекается. Спустя несколько мгновений кивает и выполняет мою просьбу. Но, похоже, она как-то неверно была им понята.
Раны у Гэндзи на редкость неприятные. Часть металлического каркаса также повреждена, поэтому для начала я снимаю пострадавшие защитные пластины, чтобы оценить реальный ущерб.
- Это ведь и была твоя цель, верно? - несколько, наверное, дежурно пытаюсь разогнать висящее в воздухе напряжение.
- ...верно. - глухо отзывается Гэндзи.
Снова молчим. Я только успеваю ронять в ведро использованную для смывания крови марлю.
- Многих из этих людей я помню. - наконец, мужчина продолжает говорить, стойко не морщась, пока я извлекаю из его тела пулю, - Некоторые были значимыми людьми в моём детстве. Это… Сносишь человеку голову — и вспоминаешь, как он тайком от отца выводил тебя посмотреть на вечерний город.
Пауза. Я даю говорящему время собраться с мыслями.
- Моя месть была задумана давно, и никакая сила в этом мире…
О, да. Я
знаю.
С металлическим звуком высвобожденная из плоти пуля падает в отведённый для этого лоток.
- ...не смогла бы заставить меня изменить решение. Вот только в памяти много лишнего. Я был уверен. Я всё ещё уверен! Что я в своём праве на отмщение. Но… чувствую себя грязно. Чувствую себя головорезом. Больше, чем ожидал.
Моя очередь качать головой.
- В чём дело? Есть, что сказать, Анджела?
Отрываю взгляд от очередной раны, чтобы посмотреть в кроваво-алые глаза говорящего.
- Я не уверена, как это сформулировать, - тру свою правую щёку основанием кисти, - Но то, что ты сделал сегодня, мало отличается от обычной работы «Блэквотч». Я бы хотела, чтобы вещи происходили в мире совершенно иначе. Но, к сожалению, иногда иных вариантов нет. Поэтому я не могу осуждать тебя.
- Я делал это не ради Блэквотча. - почти рокочуще произносит мой собеседник.
- Разумеется. - собственные слова вызывают у меня слабую улыбку, пока я наношу очередной стежок, - Однако ты не единственный такой. Взгляни на МакКри. Ты же знаешь о его прошлом, верно?
Молчит. Но мне известно, что он в курсе.
- Как ты думаешь, сильно ли он хотел порядка и добра, когда только-только был принят на службу?
Ещё одна пауза. Приподнимает брови почти жалобно, но тут же хмурится обратно.
- …даже если я убил своего брата сегодня?
Глупо смотрю в пустоту. Я действительно не уверена, какой ответ можно дать на такой вопрос. Но подопечному этого и не нужно.
- Ты кому угодно можешь найти оправдание, да?
- Отнюдь. - откладываю иголку в специальную ёмкость и дотрагиваюсь до кожи вокруг шва.
Должно зажить нормально. Я успеваю профессионально порадоваться этой мысли, как Гэндзи вдруг произносит
те самые слова. И у меня земля из-под ног уходит.
- Что?.. - у меня голос враз сел, еле поняла, что всё-таки что-то произнесла.
Он повторяет, а я жадно ловлю каждое слово, потому что не могу поверить своим ушам.
Ждала этого подспудно — а теперь не верю.
Он говорит:
- Иногда, Анджела,
я ненавижу тебя.
- Но… почему? - поднимаюсь с насиженного места, - Разве… я же…
Ситуация резко перевернулась вверх тормашками, и я чувствую себя испуганно и глупо. А виновник мрачного торжества гнева над разумом не торопится исправлять положение.
- Всему в твоём мире есть объяснение, - с плохо сдерживаемыми яростью и отвращением произносит Гэндзи, также встав на ноги, - У всего есть причины. У тебя будто нет никакого собственного мнения и отношения. Только объяснения и причины. Да ты и сама вся из себя чистая и стерильная, как этот кабинет. Мне кажется… ТИХО!
Я вздрагиваю и проглатываю так и не прозвучавший протест.
- Мне кажется. - он почти шипит, - Что, будь на моём месте мой брат, ты говорила бы ему АБСОЛЮТНО. ТО. ЖЕ. САМОЕ.
Что…
что ты говоришь такое?
Он продолжает что-то эмоционально объяснять, но я перестала улавливать смысл речи.
Первое время после операции при мне частенько был электронный переводчик, дававший представление о том, что произносит отходящий от наркоза пациент. Но вот уже долгое время Гэндзи использовал родной японский только как нечаянную экспрессию, и я потеряла бдительность.
Поняв, что ни слова не достигло моих ушей, что он перешёл на язык, которого я не знаю, мужчина раздражённо выдохнул. Взгляд у него при этом был такой, будто бы вина в этом также за мной.
Он прикрыл глаза, шевеля губами. Беспомощно наблюдающая, я поняла: пытается перестроить в голове речь на английский язык. Постановка слов в предложении. Термины. Это непросто, наверное, в таком состоянии.
- Всегда снисходительная и понимающая. - наконец, нашёлся собеседник, - Сиди перед тобой сейчас Хандзо, ты бы и для него нашла пару утешающих слов! Что ты обычно говоришь? «Все мы ошибаемся»? «Нет нужды опускать руки»? Ты бы говорила ему всё ТО ЖЕ САМОЕ! ВЕРНО ГОВОРЮ, АНДЖЕЛА?
Нет. Нет.
- Нет. Я…
- МОЛЧИ И СЛУШАЙ. - противоречит сам себе, но это не важно, нет, не важно, - Ты же этого всегда хотела? Чтобы я говорил? Так вот я говорю!
Его просто трясёт от злости. А меня — от изумления и беспомощности.
- Я пришёл к тебе и сказал: я - убийца. Что ответила ты, Циглер? «Блэквотч такой.». «Ты осуществил своё желание». Ты знаешь… знаешь, что я ненавижу больше всего на свете?
- Что же? - я проговариваю это одними губами.
- Твою проклятую дежурную улыбку! Я всегда перед тобой, как со снятой кожей - а у тебя одна и та же улыбка на весь белый свет, будь он проклят.
Он договаривает ещё какую-то фразу; снова на японском.
У меня нет заготовленной на такой случай реплики, и я ловлю себя на этом. Ловлю на том, что снова вместо чувств пыталась найти утешительный для пациента алгоритм фраз. Я понимаю в этот момент, о чём именно говорит Гэндзи — но лучше бы я понимала это много времени назад.
Он берёт с металлической тумбы ножницы и отрезает торчащий из кожи хвост нитки.
- Хватит. - я вновь не успела за настроением сына Востока, но теперь его голос звучал с наносным спокойствием; только мелкая дрожь в руках выдавала силу обуревавших мужчину эмоций, - Мы оба хорошо постарались. Нужно и честь знать.
Ножницы с железным лязгом падают на поверхность смотрового стола. В полном молчании подопечный присоединяет на места фрагменты брони, снятые мной для обработки ран. Лицо его полно сосредоточения, но совсем бледное — в случае Гэндзи это бывает признаком не только недомогания, но ещё и жуткой ярости.
Маску он какое-то время рассматривает, потом направляется к выходу, всё ещё держа её в руке.
- Воробей. - окликаю я.
По телу мужчины проходит заметная дрожь, и он замирает, как вкопанный.
- Ты… - его голос ломается и крошится, сходя порой на шёпот, - Ни перед чем не останавливаешься, да?
Осуждающе качает головой и надевает маску.
- Только вот я тоже. Мы похожи в этом. Хорошего вечера, Анджела. Думаю, на сегодня твои потрясения закончились, отдохни, как следует.
***
Мы наговорили друг другу лишнего.
Постукиваю большими пальцами друг о друга, прочно сцепив остальные в замок.
В комплексе к ночи возня обыкновенно сходит на нет.
Это если не объявлена аварийная ситуация, конечно. Ещё прошлой ночью беготни с подготовкой к сразу нескольким операциям было предостаточно.
По некоторому размышлению, я совершенно раздумала извиняться, но вижу необходимость в повторном разговоре. Если повезёт, то даже не на повышенных тонах. В конце концов, было бы неплохо хотя бы просто объяснить, что моё отношение к Гэндзи действительно личное — как бы неэтично это ни было — а не исключительно профессиональное.
Мне казалось, что это более чем очевидно. Но раз уж нет, я готова объяснить ещё раз. Я вообще-то обычно хорошо объясняю, только с этим моим пациентом такая накладка и нехватка педагогических навыков.
Набравшись решимости и приготовившись к очередной словесной дуэли, я всё-таки нажимаю кнопку на панели рядом с дверью.
Ответом мне была тишина.
Ну ладно уж. Это же несерьёзно. Я вновь касаюсь указательным пальцем голографической кнопки.
Никаких изменений.
Это слабо похоже на Гэндзи. Меня посещает смутное предположение, и я жму соседнюю кнопку — она открывает вход, если не был активирован замок. Подтверждая мою догадку, дверь поехала в сторону. По ту сторону оказалась комната, производившая впечатление… нетронутой. Нежилой. Я точно помню слова Рейеса, пойманного мной буквально на пороге знаковой комнаты отдыха: «Парень отправился к себе, да.»
Ну, он всегда мог передумать и отправиться в тренировочный зал. Только что-то подсказывало мне, что это вовсе не так. Я переступила порог, оглядывая это ни капли не обжитое помещение. Так вышло, что я бывала в разных жилых помещениях, и везде комнаты хранят отпечаток характера своего обитателя. Глупые постеры, графики, стикеры с напоминаниями (при наличии планшетов с напоминаниями!). Наверное, оттого светлое пятно на тумбочке возле кровати сразу привлекло моё внимание. Я как раз потянулась, чтобы взять идеального, хоть в учебник по оригами фотографируй, бумажного журавля, когда обратила внимание на время.
00:20
«Думаю, на сегодня твои потрясения закончились»
Прожимаю кнопку внутренней связи прямо из комнаты. Вместо дежурного охранника мне почему-то отвечает Моррисон. Час от часу не легче. Я избегаю ненужного спора, и спокойно прошу проверить записи камер с указанного Рейесом времени до нынешнего по восточному крылу базы. Собеседник не задаёт лишних вопросов, поскольку у него нет причин подозревать меня в праздном интересе.
Не знаю даже, зачем я это всё. Ситуация довольно прозрачная.
***
Из мыслей я выныриваю уже во внутреннем саду, щёлкая зажигалкой. Не помню, как я здесь оказалась. Не помню, чтобы брала с собой сигареты. Не могу найти в себе беспокойства ни по одному из этих поводов.
- Док?
От неожиданности я поперхнулась. Разгоняя ладонью дым, сквозь вставшие в глазах слёзы всё же рассматриваю подвижную фигуру Окстон.
- Доброй ночи. Не отдыхается? - спрашиваю это как можно более дружелюбным тоном; непрошенная хрипота немного портит впечатление.
- Поздняя пробежка! - голос Лены врезается в виски как сверло, как два сверла, - Вечером была занята, пришлось перенести!
Она раскачивается из стороны в сторону; простоять на одном месте для девушки смерти подобно.
- Любите оригами? Да? - наклонила голову вправо, потом - влево.
Моя собственная голова кружится. Если слишком долго наблюдать за кадетом, можно испытать настоящий приступ морской болезни. Даже если никогда не страдал проблемами с вестибулярным аппаратом. Я опускаю взгляд на журавля, торчащего из правого кармана халата.
- Ненавижу, если честно.
Молчание длится всего секунд пять. Нет, даже три.
- Не знала, что вы курите.
Эта Окстон… неутомимая. И неумолимая.
Вздыхаю очень тяжело.
- Я тоже.
В моём левом кармане пиликает устройство связи. Это наверняка Джек.
Мне правда жалко, что в итоге Гэндзи выбрал не нас. Что он не выбрал меня.
