Personal responsibility

Я растерянно качнула руками и опустила их вдоль тела, стоически выдерживая пристальный взгляд алых глаз пациента. Воистину, не даром я ем свой хлеб, и термин «психологическая помощь при реабилитации» для меня - не пустой звук. Но… не работает. Ни один доступный мне метод не подходил для работы с упрямым молодым человеком. Его сложно винить. Когда Гэндзи пришёл в чувство, его весьма ожидаемо постиг шок. И ни медицинское внимание, оказываемое ему нашим персоналом, ни общение со мной никак не помогло поправить ситуацию. Когда младший сын семьи Шимада перестал срывать с себя датчики и препятствовать всевозможным процедурам, это стало нашей первой победой. И, как оказалось всего немногим позднее, самой простой. Найдя в себе силы хотя бы выслушать предложение Гэбриэла и, проявив недюжинное мужество, дав на это самое предложение согласие, молодой человек столкнулся с тем, что новое тело не собиралось с первых мгновений становиться идеально послушным. Для мужчины стало огромным потрясением то, что даже элементарное принятие сидячего положения отнимает колоссальное количество сил. Этого гордый житель благодатной Японии просто так принять не мог. И вот я уже который раз занудно стою у него над душой, уговаривая ещё разок попытаться подняться на ноги. Рано или поздно придётся. Нравится это ему или нет. Что я никогда не смогу до него донести — это то, что он уже победил. Не замкнулся, отгородившись отрицанием ото всего внешнего мира. Не сдался, предоставив себя отчаянию, мнимой безысходности и итоговой жалости к себе. Мой пациент уже выиграл эту битву тем, что согласился на предложение Рейеса. Даже тем, что сейчас спорит со мной, отказываясь от любой мыслимой поддержки. Он не бездействует. - Я сам. Потом. - не прерывая зрительного контакта, скучно произносит пациент. - Гэндзи. - мне кажется, это уже десятый раз только за сегодня, когда начинается неизменная речь, - Я здесь ещё и для того, чтобы отслеживать прогресс. - Нечего отслеживать. Легко начинает раздражаться. Если бы взглядом можно было прожигать, быть бы мне давно уже решетом. - Потому что ты упорствуешь. Давай попробуем ещё раз. Ну же. Протягиваю к нему руки. Даже с облегчённым каркасом кибернетической составляющей, мужчина всё равно заметно тяжелее меня. Поэтому удержать его в случае чего мне очень непросто. Но какой из меня врач, если я не буду пытаться? Выражение лица собеседника всё такое же пресное, но он начинает хмуриться. Сколько было оборудования перепорчено, сколько ещё будет сломано! Вот настолько гневливый в этот раз у меня пациент. - Я ещё раз вам говорю… Это «вы» применительно ко мне в его речь пришло где-то на моменте принятия судьбоносного решения. Когда Гэндзи Шимада милостиво дал Овервотчу шанс поставить его на ноги. Постоянная занятость и столкновение лбами позволяет мне не оставлять себе времени на душевные терзания. Я приподнимаю брови, готовясь к очередной словесной битве. Я - не самый лучший боец, но в подобной «драке» со мной не так уж легко управиться. - Утречка! Вздрагиваем мы с так и не успевшим закончить свою реплику спорщиком, кажется, одновременно. Я медленно разворачиваюсь в сторону двери. Только мгновенное узнавание голоса спасло человека от отработанной за все дни работы с Шимада схемы: развернуться, сделать каменное лицо, торопливо и непреклонно дойти до двери, предельно аккуратно выпихнуть чужака в коридор и запереть дверь. Предоставить объяснительную и отчёт по прогрессу лечения после. Иногда я активирую замок изначально, чтобы подобной ситуации просто не происходило. Но все мы - люди, все допускаем ошибки. К тому же, я не люблю всю эту возню с замками в процедурных без серьёзной на то необходимости. Подобное может негативно сказаться на эмоциональном состоянии и без того нестабильного до предела пациента. Рейесу, конечно, этого так просто не объяснишь. И многим другим заинтересованным, сочувствующим и любопытствующим - тоже. Хочу курить. Снова зудят пальцы. Самый счастливый, лучащийся жизнелюбием и готовностью к дружеской беседе, ковбой поспешно выдернул не зажжённую сигару из зубов. Отсалютовал мне, кивнул примёрзшему к койке Гэндзи. - ...Сета не видели? Его вопрос отвлекает меня от мыслей о том, о том, как быстро в манере речи МакКри стал походить на главу Блэквотча. Выходец из "Банды Мертвецов" удивительно легко принял свою новую жизнь. - Амари мне голову оторвёт. Нимало не смущённый нашим молчанием, он жестами показал, как именно Ана проведёт декапитацию одного непутёвого няньки. Загадкой оставалось, с каких пор он был ответственен за принесённого (пронесённого?) египтянкой на базу кота. И какое отношение имел к его исчезновению. К слову о кошачьих — медленно выдохнувший Гэндзи очень напоминал мне одного из них. Если, конечно, представить кота близким к коме от ярости. - Боюсь, Джесси, твоя принцесса в другом замке. - с сожалением протягиваю я, постукивая подушечкой указательного пальца по подбородку. Нарушитель спокойствия тяжело вздохнул, приподнял шляпу и от души почесал в затылке. - Этот кот когда-нибудь не создаёт проблем? - Брось. Это только добавляет вам общего. - я беззлобно фыркаю и подмигиваю собеседнику. Тот краткой пантомимой изображает, что ранен в сердце. В это большое, добрейшее ковбойское сердце. - ...ты когда-нибудь уйдёшь? Дитя востока, наконец, подало голос. Пока я размышляла, к худу ли это — или очень к худу? - МакКри взял инициативу на себя. Он под пронзительным взглядом третьего участника происходящего фарса подошёл к нам, с каким-то лукавым интересом разглядывая моего пациента. - Ты, стало быть, тот самый чудо-мечник, новая надежда Блэквотча в борьбе со злом? У младшего Шимада скулы побелели от злости. - Не терпится встретиться с тобой в тренировочном зале, птенчик. - говорящий протянул руку, - Ты, конечно же, внимательный и всё уже слышал, но меня зовут Джесси. От меня не укрылось, как дрогнули ресницы безмолвно полнящего яростью Гэндзи. На мгновение его взгляд будто бы стал слегка растерянным, но вот в алых глазах вновь вспыхнула холодная злоба. Не сомневаюсь, что, будь он способен двигаться… Без особого труда молодой человек поднял механическую руку и будто бы даже немного брезгливо оттолкнул протянутую ладонь МакКри. Мне показалось, что он сделал это с бОльшим усилием, чем следовало бы (если допустить, что этот жест вообще был необходим), но я не могла поручиться, а по бодрому вторженцу так сразу и не скажешь. - Не много тебе будет чести проиграть болеющему. - в голосе Гэндзи отчётливо слышался металл, - Дождись, когда доктор сочтёт моё состояние удовлетворительным — и тогда я уже вздую тебя по всем правилам. Это совершенно детское «вздую» едва не вызвало у меня улыбки, но я большим трудом сдержалась. Зато Рейесов воспитанник не отказал себе в удовольствии громко хохотнуть. - Ох, и уделал меня! - смахнув слезу, произнёс он, - Если ты с мечом управляешься так же, как со словами — я в большой беде! Поправляйся скорее, чтобы мы выяснили, кто быстрее: ты или пуля, птенчик. - «Гэндзи». - проявляя недюжинное терпение, поправил Шимада. МакКри какое-то время смотрел на него, потом улыбнулся ещё шире. И, небрежно пожав плечами, вышел из помещения. Не закрыв за собой дверь до конца, разумеется. Мальчишки. Я перевела взгляд на пациента. - Это было неплохо. - меня не слишком смутил абсолютно кислый взгляд, последовавший в ответ, - Сможешь снова повторить жест рукой?

***

- Знаешь, ты ведь не единственная, кто может заниматься этим. - Я знаю. - У тебя целый штат сотрудников. - Это правда. - ...как прогресс хоть? - Всё замечательно, спасибо. Мы справляемся. - «Мы». - он очень добро хмыкает, - Говоришь, как о ребёнке. - Пациенты в процессе реабилитации часто мало чем отличаются от детей. - Но не каждый способен разгромить целый кабинет. - Иногда процедуры проходят не слишком гладко. Но я держу всё под контролем. Можешь передать Рейесу, что волноваться не о чем. - Ты же знаешь, что я не потому… Совершаю ошибку. Поднимаю взгляд от разложенных передо мной бумаг на Моррисона, упорно стоящего за моим правым плечом. Забавный факт: Гэбриэл всегда стоит за левым. Пока я размышляю об этом открытии, Джек всматривается в моё лицо и взволнованно хмурится: - Ты плакала? Я удивлённо подаюсь назад. Потом усмехаюсь. - Разве что от смеха? Стоит МакКри появиться, как любая ситуация обращается в цирк. Мужчина вздыхает так тяжко, что я чувствую, как покачивается мир на его плечах. - Гэбриэлу стоило бы почаще загружать его делами. - он морщит лоб, задумчиво поглядев куда-то мимо меня, и добавляет, - Какими-нибудь не слишком опасными для репутации Овервотча, например. Разнообразия ради. Беспомощно развожу руками. Я вношу свой посильный вклад в спасение жизней, но организовать досуг ещё и непоседливого стрелка не возьмусь ни за что. Моррисон отмахивается. Мол, риторическое, можешь ничего и не говорить. Какое-то время после этого мы молчим, неловко рассматривая друг друга. Кто бы за кого беспокоился ещё. Просто я проиграла эту войну долгое время назад: мне кажется, что Джек спал последний раз в районе прошлой жизни. Но это неточно — у его недосыпа может быть и куда более долгий стаж. Я молчу. Светловолосый герой своего государства тоже не произносит ни слова. Возможно, пытается смириться с тем, что невозможно быть отцом для всех сразу. - Ну… - начинает он, запнувшись, - Циглер. Ты, всё-таки, не перенапрягай себя… ещё сильнее. Мелко киваю несколько раз и на мгновение прикрываю глаза. Пусть этот разговор просто закончится уже, пожалуйста. Пожалуйста. - Ты тоже. Лучший способ изгнать начавшего лекцию главу Овервотча — это начать плавно переводить разговор на его собственное здоровье. Мужчина ещё какое-то время беспокойно помялся возле моего рабочего места, а потом у него зазвенел коммуникатор, и Моррисон поспешно удалился, на ходу что-то уточняя своим чётким, прямо созданным для командования, голосом. Я не слушаю. У меня нет времени восхищаться вокальными данными Джека. У меня, если уж начистоту, нет времени и на вот это вот всё, но я смотрю в пустоту и думаю о недавно заданном вопросе. «Ты плакала?» Я не плачу. Последний раз я плакала после смерти родителей. Не сразу. А когда… Когда одним тихим вечером сошло онемение в груди. Тётушка бегала вокруг меня, не зная, не то собирать осколки разбитой чашки, чтобы я не поранилась, не то просто уносить меня — но куда забрать ребёнка от его детского всепоглощающего горя? Сейчас я понимаю, что она чувствовала. Тогда же я стояла, смотрела на свои дрожащие руки; а слёзы всё лились и лились по щекам без остановки. И в ребрах болело и рвалось наружу что-то, с чем я не могла справиться. Я не плакала. Я заполняла отчёты. И если глаза уставали от однотипных медицинских строк, я рассматривала стену перед собой. - Вы ведь и сами понимаете это, доктор? - кривит испещрённое шрамами лицо, - Вы сделали из меня чудовище. Я качаю головой и возражаю. «Чудовища» — это когда… Он не слушает. Он никогда не слушает, что бы я ни говорила. - Что бы вы сейчас ни сказали. - в голосе молодого человека горькая усмешка, - Вы решили за меня. Вы предложили мне быть немощью или уродом. Словами Гэбриэла — вы. Или другое. - ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! Я смотрю. Не на беспорядок вокруг, не на отброшенную в сторону стойку капельницы. Не на растекающееся по полу лекарство. - ПОСМОТРИ! Сидит на полу, на коленях, глядя на меня исподлобья, совершенно по-звериному. - Я не смог бы представить более отвратительное, даже если бы захотел! - металлический кулак ударяет по плитке пола. Плита стоически выдерживает. Я как будто бы тоже. Как будто бы тоже выдерживаю, и не вижу, как лихорадочно блестят полные не имеющей выхода злобы ярко-красные глаза. «Всё проходит. И это тоже пройдёт.» Я повторяю слова про себя как мантру, круг за кругом. Это всё из-за моего отношения. Моё восприятие Гэндзи неправильное с самого начала. С первого прикосновения к изуродованному лицу. С первого стежка на первой в очереди ране. С первой мысли о том, насколько спокойствие ему к лицу.

***

Сбилась со счёту, который уже мячик отправился в свой игрушечный рай для мячиков. Справедливости ради, из всего, что пало жертвой лечения и скверного настроения моего подопечного, мячики были наименьшим из зол. Но всегда служили дурным знаком: движения Гэндзи-то освоил, а вот соизмерять, например, силу сжатия пальцев так и осталось непознанной возможностью. Моррисон верно подметил: я воспринимаю его отчасти как ребёнка. Во-первых, взглядами на жизнь: похоже, молодой человек до трагичных событий был лёгок, заботами обременён мало, да и свойственная недугам капризность не добавляла ему возраста в моих глазах. Во-вторых, подобно ребёнку, ему сейчас приходилось учиться многим вещам, кажущимся с высоты возраста предельно простыми. Дети тоже стучат игрушками по окружению, по окружающим, не понимая, что могут таким образом причинять боль. Или, что ближе к правде, не отдавая себе отчёта в том, что причинять боль — плохо. Так вот: очередной уничтоженный чрезмерным сжатием красный мячик не сулил ничего доброго. Металлическая кисть чуть дрогнула, пока мужчина аккуратно распрямил пальцы, предельно осторожно положил обе конечности на стол и сделал глубокий вдох, закрывая глаза. Готовая к новому срыву, я, тем не менее, коснулась его не-металлического плеча. Шимада не то вздрогнул, не то так резко отодвинулся. Неохотно приоткрыл один глаз, чтобы выжидающе посмотреть на меня. - Твои результаты улучшаются. - послушно убрав руку, негромко произношу я. - Ну конечно. - когда Гэндзи прикрывает глаз обратно, раздражение на мгновение искажает и без того не совсем правильное из-за обильного количества шрамов лицо, - Теперь я куда более эффективно превращаю тренировочные мячи в пюре. Признайтесь, доктор, я уже извёл годовой запас и иду на рекорд? Уж точно не на рекорд в подобных шутках - видели мастеров и повыше рангом. Но я терпеливо качаю головой. - У нас хватит ещё на несколько лет в том же темпе уничтожения. - Ну хвала Небесам же! - мой собеседник в фальшивом восторге воздевает руки, - Я спасён. Спасибо, спасибо. Я жду. Если быть очень терпеливым, то шторм рано или поздно утихнет. Или всё-таки затянет тебя лихой волной. Он замолкает, весь выражая немое «ну, что ещё скажете, доктор?». И я говорю. - Может быть, ты чего-нибудь хочешь? Как таковой, необходимости в пище Гэндзи больше не испытывает. Но умная механика в его теле может принимать съестное и расщеплять. При случае я напоминаю об этом подопечному. Молодой человек очень цепляется за то человеческое, что в нём осталось. Возможность не по потребности, но по желанию выпить горячего чаю является не самым худшим способом. Пациент пожимает плечами. Я жду. Он рассматривает свои руки. В кончиках моих собственных кистей вновь поселилась лёгкая щекотка, но я не поддаюсь порыву повторить жест сидящего. Он сдаётся. Выдыхает и просит дать ему бумагу. И, раз уж я такая добрая, то он тоже будет вести себя хорошо и согласится на чай. Повторять не требовалось, я выполнила его первую просьбу и покинула помещение, чтобы разобраться со второй. - Когда я подошла совсем близко к двери, меня охватило раздражение пополам с паникой. Когда я расслышала, кто именно ведёт беседу с оставленным без присмотра Гэндзи, остались только беспокойство и усталое предположение новых разрушений. Но стоило мне прислушаться к предмету разговора, как я остановилась, так и не зайдя в помещение. - Ну вы выдумывать! - потрясённо смеётся МакКри, - У вас, японцев, слишком много бумаги и времени было, надо думать. - Хорошая попытка оправдать свою бесталанность — оскорбить искусство, придуманное и практикуемое целым народом. Я слышала много различных интонаций Шимада, но впервые в его голосе звучит насмешка, лишённая злобы и горечи. Слушаю — и не могу поверить собственным ушам. - Ой ли, искусство. Это же настоящее орудие пытки! Ну-ка, ну-ка, как ты вот это вот сделал? Как так согнул? Это вообще, что, крыло, что ли? - Это - хвост. Он должен остаться неподвижным. И… Шелест и короткий стук металлической руки по столу. Я задерживаю дыхание. - То есть, ты хочешь сказать, что вот так двигаться оно не должно, да? Гэндзи вдруг рассмеялся со странным облегчением. Послушав ещё немного, я отпила остывающий чай, аккуратно перешагнула вездесущего Сета и удалилась, сопровождаемая любопытным котом. Очень хотелось больше ни на кого знакомого в коридоре не наткнуться, потому как снова было неловко, что кто-то может узнать мои мысли. Которые сейчас я и сама-то понять не могу. - Джесси поднимает на меня взгляд. Улыбается и кивает в знак приветствия. Сидящий рядом Гэндзи мирно дремлет, упёршись лбом в сложенные на столе руки. Его окружала целая армия гротескных светлых фигур, сложенных из бумаги. В некоторых из них я опознала журавлей. Пока я так и стою на пороге, не решаясь войти, МакКри поднимается совершенно бесшумно и проходит к дверному проёму. Отодвигаюсь в сторону, пропуская его, и мужчина выходит в коридор. Почти синхронно мы потянулись прикрыть дверь. - Среди моих парней был один такой же. - так и держа ладонь на закрытой двери, вдруг произносит Джесси, - Гордый, просто сдохнуть. Стоило ему получить серьёзную рану, так окружающие на стену лезть начинали, такой этот болван становился невыносимый. Он усмехается, глядя куда-то в пол. - Ему однажды перебило спину — ну ты представляешь, наверное, что это было такое, чуть не проебали хорошего парня. - говорящий чешет в затылке и пожимает плечами сам себе, - Там и простые раны были, ну, полный комплект. Я ещё руки помыть не успел, этот дурень уже начал. Губы бледные, глаза мутные, а всё туда же. Пристреливай, говорит, всё гуманнее будет. «Нахуй эту вашу механику, я — человек!», заслушаться можно, какая глупость. Но кто станет его слушать? Мы были не с дырявыми карманами, нашли потом и штопальщика, и нужные детали для починки позвоночника. Он легонько побарабанил пальцами по двери. - Один в один вот такой вот и был, тоже упрямый. А толку? Новый хребет вышел не хуже прежнего. До операции так скакать мастером не был. Дохрена, короче, прожил. Бы. Если бы не помер. Но тут какие претензии? Облава была королевская. Усмехнувшись, мужчина развернулся ко мне. - Ты зря так суетишься. Самое главное уже сделано, с остальным парень либо справится, либо ты ему свою голову не приставишь; настолько далеко прогресс ещё не зашёл. Когда я в последний раз проверял, во всяком случае. Он мог быть и серьёзно неправ, этот завербованный зорким Рейесом стрелок. Мог и упускать из виду много медицинских моментов, очевидных врачу, но не бойцу. Но мог Джесси и кое-что ещё. Я сдержанно поблагодарила удаляющегося МакКри. Тот, не оборачиваясь, махнул мне рукой в ответ. «Не о чем.» «Всегда пожалуйста.» Уже слышала такое. В этом весь он. Умеет успокоить.