Чумовое путешествие

Эмма сушит волосы, попутно просматривая документы по Джонсу. Рядом на столике — неизменная чашка любимого латте. За дверью смежного номера Киллиан перебирает струны своей гитары. Он, в принципе, не так плох. У Эммы нюх на ложь, и в словах Киллиана лжи она не находит. Он действительно крал из необходимости, и избил действительно плохого человека. Возможно это не профессионально, но Эмма решительно против того, чтобы он на три года лишался свободы. Свон достаёт свой планшет и пишет отчёт за день, попивая кофе мелкими глотками. Он без сахара, но молоко скрывает горечь. В какой-то момент Эмма замечает, что музыка стихла, и в этот момент из-за двери соседнего номера раздаётся стук, после которого в дверном проеме оказывается голова Джонса. — Не спишь, Свон? Эмма быстро собирает бумаги. — Работаю, — она заправляет прядь волос за ухо, снимает очки. Она выглядит иначе, чем днём: домашние брюки, короткий топ, мокрые волосы, струящиеся по спине. Эмма такая худенькая, беззащитная. — Ты такая хрупкая… — вслух говорит Джонс, Эмма хмурится. — Я сильнее, чем кажется. Киллиан занимает кресло и принимается перебирать аккорды. — Давно играешь? — спрашивает Эмма, глядя на мужчину через плечо. — Последние полчаса, — отвечает он, улыбаясь. Эмма фыркает. — Ты прекрасно понял, что я имею ввиду. Сколько лет? — Да лет шесть, — пожимает плечами Джонс. — У нас с этой девочкой случилась любовь с первого взгляда. Раз, и навсегда. — И что — никогда не изменишь ей с более… — Эмма подбирает слова, потому как в гитарах вообще не разбирается. Дорогой? Новой? Качественной? -… лучшей моделью? Киллиан стучит по грифу. — Да нет, в этой девочке есть все, о чем только можно мечтать. И вообще, Свон, я не из тех, кто изменяет, прими к сведению. — Сомневаюсь, что это важная деталь для моего отчета, — ворчит Эмма, отворачиваясь. — Так я не для отчета, — Киллиан принимается играть, не просто перебирать аккорды, а производить более глубокие звуки. Эмма не думала, что гитара способна на столь тонкие ноты. А потом он поёт, и пальцы Эммы замирают над планшетом. Голос у Киллиана приятный, с хрипотцой, пальцы ловко выбивают из гитары нужную мелодию. Эмма слушает молча, не оборачиваясь и не перебивая. Песня о ней, и это рождает отголоски в её душе, которые она пока не может понять. «Убегаешь в ночи, оставляя меня, И уже не вернёшься спасти от огня, Одинокое злое сердце болит Без любви… оно просто горит Эмма Надёжно скрывает тебя злая тень, И мне не войти, мне не войти в новый день Как не скучать, жизнь сначала начать, Ведь я лишь тело под пеплом Мёртвое тело, Станешь меня вспоминать? Эмма Надёжно скрывает тебя злая тень, И мне не войти, мне не войти в новый день Нет… Ты отняла мою жизнь, Отняла мою жизнь, О, ты отняла мою жизнь Вернись… Эмма! Надёжно укрыла тебя злая тень, И мне не войти, мне не найти новый день Новый день… Станешь меня вспоминать?»* Киллиан завершает песню, пытается отдышаться. Он вложил в неё всего себя. Никогда ещё он не пел с таким надрывом. Может не было для кого? Или просто хотелось, чтобы все было идеально именно в этот раз? — Ого… — только и выдаёт Эмма, повернувшись к нему лицом. Она выглядит смущенной, взгляд опущен вниз, пальцы рассеяно перебирают мокрые волосы. Эмма понимает, что Киллиан просто физически не успел бы написать песню для неё, но все равно ей как-то особенно приятно от своего имени, слетающего с его губ. — Ты написал её? Джонс вздыхает, ворох воспоминаний корёжит его сердце. — Нет — Лиам, — с горечью отвечает он. — Мой брат. Посвятил девушке, которую любил. Норе. Я мечтал однажды повторить её, в память о нём. Вот — повторил… Они не смотрят друг другу в глаза, но словно бы знают, о чем сейчас думает другой. Эмма понимает, что Киллиан грустит о погибшем брате, Киллиан же уверен, что сейчас она испытывает к нему жалость. Не того эффекта он хотел добиться своей песней. — А ты, Свон, играешь на чем-то? — спрашивает Джонс, чтобы нарушить наконец давящее молчание. — Разве только на нервах, — отвечает Эмма, поднимая глаза, Киллиан улыбается. — Нет, красавица, это мой конёк. — Не спорю, — Эмма уходит в ванную, чтобы расчесать волосы. Только она принимается водить гребнем по локонам, как Джонс оказывается рядом. Садится на край ванны и поддевает пальцем её кружевное бельё, развешенное на сушилке. — Это часть униформы, пристав? — спрашивает он, играя бровями, Эмма выдирает бельё у него из рук. — На пять минут я поверила, что ты можешь быть нормальным, — злится она. Киллиан рад этому. Рад, что она снова злится. Гнев лучше, чем жалость. — Доброй ночи, Свон, — желает он, растянув улыбку от уха до уха. Нет, он вовсе не собирается сдаваться, просто у него припасен второй раунд, а для этого Эмма должна почувствовать себя в полной безопасности. *** Эмма работает до двух часов ночи, мурлыча под нос припев из песни. Несколько этих строчек цепко пристали к её подсознанию, и она повторяет их вновь и вновь, по сотому кругу, не меньше. За окном все так же идет дождь. Эмма слышит стук косых капель, перемежаемых громом, и думает, что с такими успехами завтра дороги будут размыты самым критическим образом. Нельзя терять времени, остаётся всего пять дней, но если ситуация не улучшится, придётся застрять здесь ещё на один день, дожидаясь прояснений. Ещё один день в компании Джонса. Лишний день с ним пугает Эмму даже больше, чем вероятность не успеть вовремя добраться до Бостона. Её поднадзорный просто невыносим. Он наглый, хамовитый и до чертиков привлекательный. Эмма не уверена, какое из этих качеств в Джонсе ей не нравится больше всего. В любом случае, она хочет поскорее отделаться от него и вернуться к нормальной жизни, где её сердце перестанет так бешено стучать, а голова начнёт мыслить здраво. Под впечатлением от песни отчёт писать совершенно невозможно, поэтому Эмма отключает планшет и ложится в кровать. Только ей кажется, что сон завладевает ею, как из смежного номера доносится «we are the champions». Киллиан поёт песню настолько громко, что сразу ясно — представление адресовано ей. Первый порыв — стукнуть по его двери и потребовать, чтобы он замолчал, но отреагировать на провокацию — значит уступить Киллиану ветку первенства. — Обойдёшься, — бурчит Эмма и, вооружившись наушниками, включает радио. Ловит более-менее стабильную волну и под громкий голос радиоведущего кое-как засыпает. *** — Да ладно? — Эмма не верит своим глазам. Она всего лишь вышла из номера за порцией утреннего кофе. Дождь ночью прекратился, и Свон думала проверить состояние дорог. О, состояние дорог оказалось достаточным. Достаточным для того, чтобы этот невыносимый пройдоха спер её тачку. От «жука» остался только грязный слёд на дороге, а Эмма настолько сильно хочет крови, его крови, что решительно достает телефон с намерением звонить в полицию. Да, она отдает себе отчёт, что обвинённый ещё и в угоне авто, Киллиан сядет в тюрьму совершенно точно, но он заслужил этого вполне. — Утро, Свон, — раздается знакомый голос за её спиной, пальцы зависают над кнопкой вызова. — Куда ездила в такую рань? Джонс стоит на углу их домика с двумя порциями кофе. Улыбается. Эмма переводит взгляд с него на дорогу и обратно. — У нас, кажется, угнали тачку, — рассеянно говорит она. Киллиан хмыкает, разглядывает дорогу до тех пор, куда достаёт взгляд. — Будем надеяться, что автобусы уже ходят, — говорит он напряженно, тюремные кандалы ощущаются на запястьях физически. Их беды не кончаются: ночью произошёл обрыв на линии, дозвониться куда-либо нереально. Такси, прокат и даже полиция оказываются для них вне пределов досягаемости. — Надевай резиновые сапоги, Свон, пойдём пешком. — Киллиан настроен серьёзно, как-никак свобода на кону. Эмма смотрит в окно на тонны грязи и целые озёра луж. Да уж, путешествие будет не самым приятным. Делать, однако, нечего, приходится топать. Так как резиновых сапог у них, разумеется, не находится, а при хостеле магазина нет, Свон и Джонс вынуждены идти как есть. Ноги моментально промокают, и это в лучшем случае грозит им простудой и мозолями. Однако ни Киллиан, ни Эмма не сдаются. Они идут два часа, высматривая попутки. — Конечно же дорога пуста! — Джонс осматривается. — Ни одна машина по такому вот не проедет! — «Жук» проехал, — раздосадованно отзывается Эмма. — Не устала? — Киллиан перехватывает её рюкзак. — Давай, идём дальше. Они идут снова, бесконечно долго, но вот вдалеке показывается фура. Она едет в обратную сторону, но путники согласны и на это. Вернуться в город, там небось уже аэропорт открыли. — Это наш шанс, — готовит девушку Киллиан. — Размахивай руками, кричи, смотри только под колёса не попади. Эмма кивает. Фура все ближе, оба готовятся для броска. Они кричат до хрипоты, машут руками, но водитель не замечает их. В салоне у него орёт радио, а сам он пытается найти дорогу по большой картонной карте. Он проезжает, обдав их грязью, и даже не знает, что был для кого-то настолько важен. — Ну… — стонет Эмма, глядя вслед удаляющейся фуре. Все джинсы и куртка у неё в грязи, но хуже ведь быть уже не может? Может. Через полчаса снова начинается дождь. Небо темнеет, как ночью, одежда в считанные минуты промокает насквозь. — Смотри на это с лучшей стороны, — подбадривает Эмму Киллиан, — дождь смоет всю грязь. — Ха-ха, — у Свон нет сил быть остроумной. Хочется кричать, плакать или… Смеяться? Киллиан смотрит на девушку с подозрением. Та смеётся до колик в животе. — Свон, ты часом головой не ударялась? — с подозрением спрашивает Джонс, вместо ответа Эмма указывает пальцем куда-то вперёд. Киллиан всматривается. Там что-то есть, определённо есть. Что-то жёлтое. — «Жук»! — Киллиан забывает усталость, бежит со всех ног к машине, разбрызгивая грязь, падает возле неё на колени и целует жёлтый металл. Эмма подходит медленно, её охватывает такое облегчение, что она уже ощущает себя в теплом салоне в чистой сухой одежде. Она подходит к машине, упирается в капот ладонями, переводит дыхание. Струи дождя текут по её умиротворенному лицу, и тут раздаётся крик…