Промах по семейной жизни.

      Наташа глотает кофе, не выходя из машины. За неимением чего-то хорошего, давится купленным час назад на встреченной по пути заправке, каждый раз тихо вспоминая незадачливого напарника. Не так она планировала провести выходные и не таким образом поучаствовать в воссоединении четы Бартонов, если Клинт опять налажает. Только предсказуемость, когда речь заходит о Соколином Глазе, была неуместна.       — Нат, вытащи меня, — раздался за полночь его голос в телефонной трубке.       — Что случилось? Где ты?       — В полицейском участке, загремел за драку.       — Бартон, ты в своём уме?       — Фьюри ничего не говори.       Атласные простыни, такие желанные и притягательные, по воле долга сменяются кожзаменителем автомобиля. Наташа злится, клянётся, что это в последний раз, когда ему удаётся уговорить её выручить его «на гражданке», и сильнее давит педаль газа. Шести часов ей хватит с лихвой, чтобы разобраться в неприятностях напарника, лишь бы Коулсон сдержал слово и проигнорировал сигнал об появлении в базе запросов полиции отпечатков пальцев одного из своих агентов, хотя бы до утра.       К указанному полицейскому участку она подъезжает еще до открытия. Залпом допивает остывший кофе и наблюдает за входом через зеркало заднего вида. Ровно в восемь часов, десять минут Наташа, представившись адвокатом семьи Бартонов, бросает на стол шерифа нотариально заверенный документ, в котором говорится о психическом расстройстве обвинителя по делу своего клиента. Пожилой мужчина лишь разводит руками, и еще через десять Клинт оказывается в её машине, устало навалившись на сиденье.       — И что теперь думаешь? — без доли энтузиазма интересуется она, вставляя ключ в замок зажигания.       — Хочу всё уладить.       — А вчера не мог?       Он лишь усмехается, подразумевая вкладываемое в это словосочетание истинное значение, и отворачивается к окну.       — Я хочу вернуть свою жену, свой дом и свою жизнь. Законными способами.       — Может тогда не стоило вести себя, как идиот? Как она вообще от тебя двоих детей родила, не понимаю.       — Просто отвези меня домой, — не желая развивать неприятный разговор. просит он.       — Как скажешь, — выруливая с автостоянки, отзывается Наташа, демонстративно оставляя за собой последнее слово.       Увидеть Лору такой, в тот день, ей приходится впервые. Тихая и спокойная по своей натуре мисс Бартон, в отсутствии дома детей, не скупилась на эмоции. Она кричала, жестикулировала, поясняя почти бывшему мужу всё, что копилось годами, зачастую переходя рамки приличия. Каждый довод сопровождался подробным описанием тех переживаний, что ей пришлось пройти одной. Спектакль Лилы, на который Клинт так и не пришел, баскетбольный матч Купера, о котором тот был предупреждён за пару месяцев. Бартон соглашался, признавая её правоту, и все оправдания связанные с работой только накручивали её, заставляя переходить на крик.       Когда основная часть словесных перепалок закончилась, и на обеденный стол лёг оригинал документов о разводе, до этого находящаяся в стороне Наташа позволяет себе перестать быть тихим гостем.       — Полегчало?       Не обращаясь к кому-то конкретно, произносит она. Наглость её поведения не остаётся незамеченной, отвлекая собравшихся от опасной папки.       — Клинт — дурак, я с этим спорить не буду, — поймав удивлённый взгляд напарника, девушка извиняюще повела плечами, проходя мимо, — ты уж прости, но раз вы тут решили пооткровенничать, я пожалуй тоже присоединюсь.       — Нат, это наше семейное дело.       Рука сжалась на её запястье, запрещая пройти дальше. Такое она прощала далеко не всем, ему бы стоило это знать, тем не менее, вопреки привычкам, она не делает ничего, чтобы освободиться, лишь подходит на шаг ближе, угрожающе ловя его взгляд.       — Ты знаешь меня получше многих, — почти шепотом начинает она, — и если мне вздумалось вмешаться, поверь, я в стороне не останусь. Пойми же, ты прикрываешь меня, и после всего, что мы прошли вместе, у меня как ни у кого другого есть право лезть в твою личную жизнь.       Он всё еще сомневается, когда ослабляет хватку. Вздыхает, вскидывая руки в примирительном жесте, и отходит в с торону. Спорить с ней себе дороже, а её опыт манипулирования людьми сейчас был бы очень кстати.       — Что это? — не понимающе мотает головой Лора, когда Наташа показывает ей фотографию какого-то города со своего телефона.       — Это Новый Орлеан пару недель назад. Клинт сумел устранить там группу террористов, планировавших захватить аэропорт. Благодаря твоему мужу, в тот день, все самолёты приземлились без происшествий. А потом, взамен того, чтобы отправиться домой к жене и детям, он напился и чуть не уснул на ступеньках в подъезде, — Наташа провела по экрану пальцем и картинка сменилась, — а это Нью-Йорк. Все эти люди были бы мертвы, если бы он не рискнул лично обезвредить устройство напичканное какими-то опасными бактериями. К слову, в результате чего его посадили на карантин и, кажется, тогда он пропустил досудебные разбирательства, связанные с совместной опекой. Да, Клинт?       Лора не понимающе перевела взгляд на мужа, который продолжал стоять на прежнем месте, всё еще виновато смотря на лежащие документы.       — Сеул, это из последнего, — новая картинка, и всё тот же саркастический тон в голосе. — В новостях ни слова не сказали, а ведь мы неделю гонялись там за теми, кто по закрытым каналам провоцировал Северную Корею на ядерный удар, - убрав телефон, она взяла её за руки и заставила посмотреть себе в глаза. — Твой муж — герой, Лора, и скромности ему не занимать. Будь он всё время с тобой, погибло бы много людей, детей, таких как Лила и Купер. Просто пойми, если ты продолжишь стоять на своём, будь по-твоему, я помогу ему с этим справиться, только ты лучше уже никого не найдешь.       Сказанное роняет первую каплю слёз. Становится трудно дышать от навалившейся информации, и Лора отворачивается, запрещая себе плакать. Думать о том, что Клинт вот так рискует жизнью, почти каждый день, становится невыносимо. В её мыслях, что подкидывало сознание после коротких фраз мужа о своей работе, она представляла его не более чем героем полицейского боевика, где всегда есть и будет счастливый конец. Где ему в любом случае помогут верные товарищи и где угрожающая жизни опасность лишь мимолетное событие, с которым ему играючи получается справиться. Все её по сути бытовые проблемы, которые казались ей важными, становились шелухой по сравнению с короткими историями Наташи. Вцепившись мёртвой хваткой в стакан воды, Лоре с трудом удаётся удержать себя на месте, чтобы с новой силой не начать обвиняя мужа, теперь уже во лжи и попытках скрыть от неё столь много важного.       — Тот баскетбольный матч, — вдруг заговорил Клинт, — Каир. Мы попали в засаду. Ты спрашивала, откуда у меня тогда было столько ссадин? Осколочная граната. Наташа вытащила меня на себе. Я ещё неделю толком ничего не слышал, всё читал по губам. Спектакль Лилы пришлось провести в госпитале, прости.       Она оборачивается с лёгкой улыбкой на лице, что-то шепчет, и её плечи опускаются, больше не выдавая в ней прежнего напряжения.       — Расскажи ей всё, — просит Наташа, забирая документы со стола, — хватит её оберегать.       Романофф решает, что ей здесь больше делать нечего. Это всё не её жизнь и, вопреки своим же словам, у неё нет и не должно быть прав в неё вмешиваться. Пусть всё будет именно так: счастливый напарник, хорошая подруга и дом, в котором есть семейное счастье. Она должна остаться в стороне и держаться достаточно далеко, чтобы ему всё еще было к кому прийти, если опять что-то пойдет не так.               Четыре месяца спустя.       Пока Старк отвлекает на себя внимание у главного входа, развлекая пафосными речами журналистов и главаря террористической банды, захвативших посольство, Бартон и Роджерс планомерно отстреливают тех, кто встречаются у них на пути, проникнув в гаражный комплекс. Им не нужно громыхающее оружие в своей работе. Щит и стрелы в умелых руках могут дать отпор любому, кто посмеет встать у них на пути. Наташе же достаточно было быть незаметной, чтобы уже приносить пользу.       — Нат, пути отхода расчищены, и у меня цели быстро заканчиваются.       — Соколиный глаз, имей совесть, это занимает время.       Ещё одна стрела вонзается в жертву. Шаг вперед, доли секунды на прицеливание, и показавшийся из-за поворота мужчина хватается за грудь, падая следом.       — Третий этаж. Северное крыло, — вновь рапортует Наташа, — пятеро на лестнице, еще пятеро в коридоре.       — Я разберусь с ними, — голос Стива слегка запыхавшийся - ближний бой всё же отличается от дальнего. — Проверьте первый этаж и начинайте выводить заложников.       Самообладание Тони Старка тем временем таяло с каждой минутой, грозясь обернуться потоком сарказма в адрес главаря, а его речь, про прогнившую демократию на ломанном английском, только ухудшала положение.       — Может всё-таки запустить в него пару фугасных? — не переставал жаловаться он по внутренней связи, — нет, ну а что? Он же сам хотел привлечь внимание. А вот пиар менеджера я бы посоветовал ему сменить.       — Потерпи, Тони, как зачистим здание, можешь делать с ним всё, что хочешь, — удар щитом, бросок, как отвлекающий маневр, и завершающий выпад в челюсть, — в рамках закона, разумеется.       — А Капитан Америка у нас всё такой же правильный, — не успокаивался Старк, следя за человеком, державшем бледную от страха девушку, в качестве прикрытия. — Я вот тут подумал, как насчёт закатить вечеринку, скажем, в субботу? Роуди как раз вернётся из Брюсселя, может шоколад привезёт. Кто-нибудь из нас любит Бельгийский шоколад, говорят от него не полнеют.       — Можно было-бы, — подсечка, снова удар и завершающий всё хруст рации, которую последний из нападающих решил достать, дабы предупредить пособников, — давно не собирались. Наташа, Клинт, что у вас?       — Похоже эти были последние, больше никого не вижу.       — Бартон?       Тишина.       — Соколиный глаз?       Ответа не следует. Молчание в эфире остаётся пустым, звенящим отголоском нехорошего предчувствия, зарождающегося у каждого в команде.       — Соколиный глаз, ответь! — пятнадцать секунд, липкой тревогой уже кричащей об опасности, — Романофф, где ты его видела в последний раз?       Её глаза мечутся между мониторами видеонаблюдения. Средь этажей, лестничных пролетов, комнат персонала и холла. Никакого движения, только трупы в чёрных масках с торчащими из тел оперениями стрел.       — Первый этаж. Запад. — на ходу рапортует она, направляясь к лестнице, - я проверю. Должно быть спустился в подвал. В старых зданиях такое бывает - связь барахлит.       — Так, народ, — встревает Старк, — мой клиент закончил рассказывать, как он любит нашу страну и хочет, чтобы я сдался. Может Кэп всё-таки рассмотрит моё предложение запустить в него фугасными, а то он не оставляет мне выбора?       — Действуй на своё усмотрение, только без жертв, он нужен живым для допроса.       — Весь кайф обломал.       — Я к Наташе. Не подпускай никого к зданию, пока не скажу.       Романофф почти не слушает этих переговоров. Держа пистолет наготове, заворачивает за угол и как можно тише спускается по ступенькам возле указателя "коммуникации". Аварийная подсветка светит тусклым красным светом, и уже после первого же шага ей приходится остановиться, чтобы лучше оглядеться. Горячая струя пара бьёт из трубы где-то рядом, еще такие же "выхлопы" разбросаны по всему пути, до конца коридора. Они очень напоминают шпионке пулевые отверстия, и, когда на более или менее освещенном участке ей удаётся разглядеть очертания валяющегося на полу лука, Наташе действительно становится страшно.       — Где же ты? — шёпотом произносит она, словно это поможет лучше сориентироваться в подвальном помещении.       Разумеется никто не отвечает. За следующей дверью пахнет сыростью и землей. Проход настолько узкий, что вдвоём, рядом, пройти бы не получилось. Вдоль одной стены длинный ряд труб, на другой проходят кабели, свисая в некоторых местах нагромождённой паутиной. Тут тише, и оттого ей получается расслышать голоса где-то вдали, возможно за поворотом или чуть дальше.       — У тебя нечего не выйдет, — Клинт.       "Жив".       — Брось оружие, иначе я похороню нас тут всех! — голос второго с нотками безысходности заставляет её отдернуть себя от преждевременной радости.       — Тогда может отпустишь заложницу, глядишь и договоримся.       — Нет!       Что там происходит на самом деле, Романофф не видит, может только догадываться, также, как и почему Клинт оставил лук - слишком мало места, взявшись за пистолет, с которым управляться здесь ему было проще.       — Ты же понимаешь, что если ты это сделаешь, никто из нас уже не выберется живым, — но и точность попадания из такого оружия у него хуже, похоже это понимают все, даже Бартон, раз не рискует, перейдя к переговорам.       — Заткнись! Не подходи ближе! — вновь рявкает мужчина, и по голосу становится понятно, что он уже на пределе.       — Ни я, ни ты, ни эта очаровательная девушка, которая ведь совсем ни при чем, - Клинт меняет интонацию, чтобы привлечь к себе внимание заложницы, — Мисс, уже скоро всё закончится, — и сразу же становится прежним. — Мы все останемся тут.       — Я сказал не подходить!       Должно быть именно этого он и добивался. Женский вскрик, гулкий удар падения. Наташа выскакивает из своего укрытия, врезаясь в бегущую навстречу заложницу. Отбрасывает девушку в сторону, наводит пистолет в узкий коридор, и лишь тогда понимает опасность ситуации. Клинт, бросив пистолет, держит руки мужчины над головой, не давая разомкнуть их, мешая привести в действие гранату, которой тот грозился "похоронить всех заживо". Тот отбивается, наносит коленом удар в живот, делает подсечку, и оба валятся наземь. Места слишком мало, но Наташе достаточно выбрать удачный момент, после чего раздаётся выстрел.       — Чёрт, — после затихания эха устало возмущается Клинт. — Почему так долго?       — Ну извини.       Звонкий писк, от промчавшегося по узкому помещению грохота, ещё некоторое время звучит в ушах, пока Наташа находит чем зафиксировать спусковой рычаг запала. Помогает освободить руки, и всё это время на её лице не отражается ни одна эмоция, которую ей пришлось пережить. Ни страха, ни отчаяния, ни радости из-за того, что все остались живы. Только внешнее негодование, когда Бартон, сидя на сыром полу, просит дать ему ещё минутку, с болезненным стоном держась за живот.       — Сильно досталось? — интересуется она.       — Бывало и хуже. Заложница цела?       — Да. Еще лук твой по пути нашла, он, кстати, тоже цел, если тебе интересно.       Бартон смеётся, запрокидывая голову, никак не комментируя удачную колкость. После его взгляд вдруг тускнеет, и на лице проявляется ранее незаметная усталость. Совсем немного, но от неё скрыть её не удаётся. Не физическая, а скорее душевная. Клинт молчит, и Наташа, наплевав на беспокойство Роджерса, решает, что торопиться им некуда, садится рядом. По его подобию вытягивая ноги, упираясь в противоположную стенку. Труп неудачливого камикадзе остывает чуть в стороне. В крови, скопившейся рядом с ним лужицей, отражается желтый свет единственной на двадцать футов лампочки. Инсталляция не особо приятная, но и уходить почему-то совсем не хочется.       — Я стану отцом, — с почти не слышимой радостью произносит Клинт. - Лора вновь беременна.       — Поздравляю, — также повседневно отвечает она, но не может удержать себя, чтобы не улыбнуться.       — Если будет девочка, думаем назвать Наташей, ты же не будешь против?       — Нет, с чего бы мне быть против?       — Ну не знаю, начнёшь говорить про суеверия, про то, что судьба передастся.       От лёгкого тычка в плечо, он вновь наигранно стонет, сильнее прижимая руку к животу.       — Добить меня решила?       — Тебе бы завязывать с этим пора. Уже третий на подходе, а ты всё по крышам, да по подвалам.       — Если честно, я думал над этим, — резко выдохнув, он оттолкнулся от стены и, привстав, поднял с пола брошенный им ранее пистолет, убирая в кобуру, - но решил, что пока не найду того кому можно тебя вверить, всё останется по-прежнему.       — Считаешь, что без тебя я не справлюсь?       — Нат, ты для нас не последний человек, понимаешь? — она цепляется за протянутую руку и также рывком встаёт со своего места, — Лора теперь знает, чем мы занимаемся на самом деле, и также, как и я, боится, что с тобой что-то может случилось. А кроме как со мной, ты ни с кем не можешь сработаться.       — Клинт, это неправильно. Я хочу сказать...       — Всё, идём. Роджерс уже, наверное, команду бойскаутов нанял нас искать. Не будем его разочаровывать.       Договорить ей он не даёт, уходя вперед быстрее, чем в голове Наташи формируется суть сказанного.       Возвращаясь следом, она больше не произносит ни слова, и Клинту нет нужды продолжать разговор, в котором уже всё решено. Ведь Романофф была полностью права, говоря, что Бартон знает её получше многих. Знает её страхи, желания, кроткие мечты, которым не суждено сбыться, не потому, что он не может, а потому, что она научилась ценить то доверие, которое на неё возлагают. Пусть внешнее безразличие бросается в глаза окружающим. Пусть её считают эгоисткой, ценящей себя превыше всего остального мира, ей наплевать. Ведь будь всё так, как видят остальные, семейное счастье Клинта осталось бы за не остановленным росчерком его подписи в документах о бракоразводе. Жажда поддастся слабости, разрушили бы их профессиональные отношения на ступенях Нового Орлеана или в её квартире по возвращении из Сеула. Тогда бы не осталось ничего, кроме похоти и самобичевания, сейчас же у обоих есть достаточно, чтобы идти дальше. Всё, чем он может теперь отплатить за терпение и понимание Наташи, это продолжать быть рядом, или там, откуда он сможет дотянутся выстрелом, если напарнице будет угрожать опасность.       Пожалуй именно так строится дружба между мужчиной и женщиной. Абсолютная вера, без страха поплатиться за последствия, когда знаешь и понимаешь, чего стоит довериться находящемуся на расстоянии поцелуя человеку. Откидывать личную выгоду в угоду счастья дорогого человека, и всё это время сдерживать свои желания, не давая им разрастись из фантазий в реальность, которая может погубить всех.       И всё же, когда "рабочий день заканчивается", и каждый находит свой уют в месте, привыкшем называть домом, Наташа чувствует себя проигравшей, одной, в пустой квартире. Её негласный бой между женским естеством и холодным анализом перспектив собственной жизни, кажется теперь ей неуместным, после приложенных сил ради воссоединения семьи Бартонов.       Тем не менее, она знает, что так будет лучше. Хмыкает, вспоминая разговор в подвале, и тихо произносит.       — Наташа Бартон... — улыбка медленно скользит по губам, — надеюсь будет девочка.