Виталий

      Ремонт в театре — это весело. Нет, с одной стороны наоборот, потому что почти все актеры куда-то исчезли. По некоторым я даже почти заскучал. Особенно по такой светленькой молоденькой актрисе, про которую говорили, что она очень умная. Она частенько подходила к аквариуму и разговаривала с нами, думая, что мы ее не понимаем. Мы действительно не понимали. Почти все (потому что Карлос не в состоянии понять не только что такое «экзистенциальный», но и элементарного понятия «бесконечно малое». А уж некоторые слова вроде «дифференциал» и «силлаботонический» вообще понимает лишь Геннадий. Однажды, еще зимой, она заговорила о какой-то штуке, которую называла «акромегалия», и я подумал, что было бы неплохо посадить эту акромегалию у нас в аквариуме. И только потом узнал, что это какой-то страшный бич рода человеческого; кстати, к Карлосу по этому поводу я бы присмотрелся. Симптомы налицо).       Но самое главное — исчезли дети! Вот эти отморозки лучше бы не возвращались (только тс-с-с… сому нашему не передавайте — расстроится).       С самого утра по первому этажу бегал завхоз Дима. То выходил на улицу, то заглядывал в какие-то маленькие экранчики у администратора, то звонил. Есть у людей такие коробочки, в которые они разговаривают. Даже с тем, кто далеко. Иногда они называют эти штуки «телефон», а иногда — «труба». Вот у нас такого в аквариуме нет, и я считаю, что и не надо. С кем мне разговаривать? Геннадий все время молчит, неонов я даже увидеть не успеваю, а барбусы орут так, что пузыри по всему аквариуму разлетаются. Звонить же Карлосу — выше моих сил. Увольте. Я и без коробочки его в криптокорину загоню.       Так вот. Дима ждал какие-то материалы, которые застряли на переезде. Так он говорил в свой телефон, ругающийся на него разными грозными словами.       В коробочке была женщина, которую называли «главный режиссер». Ее все в разной степени опасались — особенно когда она появлялась в телефоне. По поводу Карлоса, кстати, она сразу сказала, что он стоит на балансе, а его волшебная сущность ее не интересует. Хорошо, что он в это время спал и ничего не слышал. Даже железобетонная психика Карлоса рано или поздно может дать течь.       Материалы привезли только к обеду — так у людей называется дневная кормежка. Около аквариума сложили какие-то тяжеленные штуковины и тут же уронили одну на ногу Диме. Барбусы сразу прилипли к стеклу — послушать, какие слова он говорит. Что с них взять — гопота… Зачем лезть в партер? Мне и за лимнофилой было прекрасно слышно.       Странные эти люди. Завели бы плавники и жили себе в воде. У нас ни разу еще плавник не отдавили. Хотя я был бы рад кое-кому… кое-что прищемить.       В этот день, кроме ноги, ничего интересного больше не случилось.       Но вот на следующий…       С самого утра передрались барбусы. Никто так и не понял, из-за чего сыр-бор, но они долго носились друг за другом (совсем как тот мужик с лопатой на репетиции) и в конце концов подняли такой шум, что проснулся и вылез из своих кустов Карлос. Его тут же сбили проносящиеся мимо малолетки (красивое слово, мне нравится, его как-то сказал бородатый актер, немного смахивающий фигурой на самого Карлоса). Тот шлепнулся о стенку аквариума и рассвирепел. У людей это называется, кажется, «сносит крышу». Карлос гонял их по всему аквариуму, пока окончательно не выдохся, величественно развернулся и забрался обратно в свою зелень. Взволнованные барбусы, разом забывшие причину разногласий, галдели в углу (правда, негромко и оглядываясь) о том, что никто этого недоделанногого толстяка не боится, просто если плавательный пузырь до мозга дорос, от такого типа надо держаться подальше и все такое… Словом, гопота. Малолетки.       За всей этой суматохой мы не сразу заметили, что к аквариуму подкатили что-то странное — какую-то телегу на колесах. Не успели неоны заметаться в панике (это значит, вообще перестать существовать в конкретной точке пространства, став бесконечно малой величиной), как аквариум наш подняли, переставили на это нечто и куда-то повезли.       Все заволновались. Мы, рыбы, существа постоянные. Это где-то там, далеко, как говорят легенды, где очень много воды (бесконечно много), есть простор — куда хочешь, туда и плыви. А потом опять плыви… и всю жизнь можно плыть, пока тебя не съедят. Бр-р. То ли дело аквариум. Даже с барбусами можно примириться в условиях постоянной кормежки и уютного дома. И вообще неизвестно еще, кто эти сказки придумывает. Небось Карлос втихаря слухи распускает. Думает, что чем больше общество вокруг, тем выше его статус позолоченной рыбы.       Так вот. Наш аквариум — островок незыблемости в изменчивом пространстве окружающего мира (это Геннадий сказал, я не виноват). И меня все устраивает. Но телега катилась куда-то, подпрыгивала и скрипела. И вот под это акустическое сопровождение (да, в театре можно узнать много умных слов) нас довезли до коричневых распахнутых дверей, перетащили через порог, наехав на ногу Маньяку, который почему-то остался на рабочем месте, а не исчез вместе с другими актерами, провезли по узкому проходу мимо кресел и наконец сгрузили прямо на сцену.       В вымершем на первый взгляд с перепугу аквариуме начали появляться признаки жизни. Зашевелились стебли криптокорины, из-за сундука почти выглянул Карлос, мелькнула в верхнем углу неоновая искра. Потихоньку все обитатели собрались у передней стенки.       Да. Мы, рыбы, были на сцене.       Карлос величественно расправил хвост, позабыв, что только что храбро прятался за сундуком. Тоже мне звезда. Станиславский. Или этот, как его… Гамлет (тут, в театре, еще какие-то имена называли, но я их не запомнил). Станиславского помню, Гамлета тоже, а вот остальных… А, да! Еще Даниленко. Наверное, тоже кто-то из великих. По крайней мере, говорили про него чаще, чем про первых двух.       В зале было темно и пусто. Интересно, зачем нас сюда привезли. Неужели вняли голосу разума и решили ввести нас, рыб, в спектакль? Барбусы обсудили этот вопрос со всех сторон и пришли к выводу, что так оно и есть. Я сомневался. Во-первых, трудно ожидать от людей такой сообразительности, во-вторых, если театр превратился в гулкое помещение, полное пыли и каких-то материалов, то какие могут быть спектакли. Но барбусы не способны делать выводы из увиденного. Им этого не дано.       Однако все с удовольствием подглядывали за Карлосом, который важно подплывал к стеклу, выходящему в зрительный зал, и таращил глаза изо всех сил. Наверное, представлял себя этим самым Гамлетом. Словом, репетировал вовсю. Неоны хихикали.       Геннадий весь переезд проспал, но обнаружив себя на сцене, вовсе не удивился. Его делом было чистить аквариум, и он его чистил. Невзирая на местонахождение этого аквариума в пространстве.       Единственное, что вызывало у Геннадия грусть, — отсутствие детей. Я об этом уже говорил. Мне вообще кажется, что наш невозмутимый сом в глубине своей сомьей души самый романтичный романтик.       На мой взгляд, роль Ромео просто создана для Геннадия. Он был бы в ней чрезвычайно органичен.       Мы теперь жили на сцене, а за дверями зала что-то шумело, трещало и издавало звуки, которые я и назвать не смогу. Раньше я такого не слышал. А когда открывалась дверь, была видна пыль. Много. Она и в зал залетала; тогда очень ругалась уборщица — это как Геннадий, только человек. Притаскивала громкую штуку «пылесос». Неоны начинали метаться по аквариуму, а барбусы хихикали и, спрятавшись за сундуком, говорили про смелость, хвастались, что никакого пылесоса не боятся, это только мелкота вроде неонов может трусить из-за всякого такого.       И все-таки, когда дело касается чистоты, людям есть чему поучиться у Геннадия. Например, умению приводить в порядок углы. В этом, видимо, и состояла великая философия его жизни.