Как попасть в историю

Выйдя из гостиницы, где состоялся их разговор с капитаном Чёрного корабля, Акико невольно задумалась о том, что же это за груз такой, ради которого имело смысл проделать довольно долгий путь в Нагасаки. Девушка, конечно, слышала о том, что в XVI веке через Тихий океан курсировали нагруженные золотом галеоны, шедшие из Нового Света в Старый, но, разумеется, даже не могла представить истинную цену тех сокровищ, которые перевозили эти корабли. — Мори-сан, — произнесла она. — А двадцать пять процентов прибыли от доли добычи того человека — это действительно так много денег, что ради этого вы каждый год совершаете плавание в Нагасаки из своей родной провинции? Ответом ей было презрительное хмыканье. — Понятно, — вздохнула Аки. — Наверное, мне не нужно было спрашивать вас об этом. Но всё же, тогда скажите, а тот человек, капитан де Алмейда, он выполнит своё обещание? — Выполнит, куда же он денется? — пожал плечами Мотонари. — Алмейда — не дурак, он понимает, что если я и вправду перекрою для иностранцев вход в свой порт, то они куда больше потеряют, чем если выплатят мне пусть даже и больше заранее оговоренной доли сокровищ… А почему, кстати говоря, ты спрашиваешь меня об этом? — добавил он с некоторым подозрением глядя на девушку. — Мне просто не с кем поговорить о том, как живут люди, в том числе и аристократия, в этом мире, — вздохнула Аки. — Только у вас у одного. Но, как я погляжу, вы не очень любите рассказывать кому-то о своих делах. — Просто не вижу в этом необходимости, — усмехнулся Мори. — То, о чём ты меня сейчас спрашиваешь, тебя ни в коей мере не касается, а потому я бы попросил тебя впредь воздерживаться от вопросов, касающихся моих финансовых дел или же дел, касающихся моей дипломатии. — Хорошо, — кивнула Аки. — Постараюсь больше так не делать… Но всё же, — добавила девушка. — Я сейчас хотела бы ещё кое о чём вас спросить, Мори-сан. Понимаю, что мой вопрос вам опять может показаться неуместным и даже подозрительным. И тем не менее, я всё же рискну задать вам его… Мори-сан, когда мы сегодня встретили безумного монаха, а потом ещё и того епископа, то они разговаривали с вами так, будто вы и вправду их единоверец. Неужели вы и в самом деле стали христианином, зная о том, что это может быть небезопасно? Ведь совсем скоро в этой стране начнутся гонения на христиан, будет даже несколько казней… По крайней мере, нам так говорили в школе, на уроке истории там, в моём родном мире… — Я же велел тебе никогда больше не говорить при посторонних о своём родном мире, — нахмурившись, произнёс Мори. — Насчёт того, принял ли я христианство… Да, принял, и для этого у меня имелись свои причины, понять суть которых ты не в состоянии. И я прекрасно знаю о том, что кампаку не слишком жалует миссионеров и тех, кого они обратили в свою веру. Но для ведения торговли со странами Запада мне выгоднее быть христианином, чем буддистом или тем более синтоистом… Видишь ли, в чём дело, — добавил он едва заметно усмехнувшись. — Западные купцы ведут с нами не совсем честную торговлю. Они стараются за наш счёт получать как можно больше прибыли для себя. Но даже у них пусть даже и частично пробуждается совесть, когда они имеют дело со своим единоверцем. Может быть, будь я синтоистом, тот же де Алмейда попытался бы меня обмануть и ничего не заплатить мне, просто потому, что те, кто верят в старых богов, по мнению западных купцов — мерзкие язычники и дьяволопоклонники, их всё равно ждёт самый большой котёл в аду, так стоит ли церемониться с ними и здесь, на земле, в том числе и вести с ними торговлю на равных? Но поскольку я такой же христианин, как и он сам, он ведёт со мной более-менее честную игру. Мы с ним по сути равноправные деловые партнёры, как сказали бы на том же Западе. Да и другие португальские купцы, с которыми я веду торговлю, тоже ни разу меня, грубо говоря, не «кинули». Теперь-то ты понимаешь, для чего мне было нужно стать христианином? — Теперь понимаю, — кивнула девушка. — Вам это просто-напросто выгодно в плане торговли. Что же, я не вправе осуждать вас за это, и всё же… Мне кажется, что финансовая выгода — это слишком незначительная причина для того, чтобы внезапно взять и отречься от того, во что верили все ваши предки. — А кто тебе сказал, что я отрёкся от веры в старых богов? — усмехнувшись, произнёс Мотонари. — Да будет тебе известно, что на самом деле я всегда верил и до сих пор верю только в одного бога: в сияющего Аматэрасу, бога Солнца, который также, как тебе, наверное, уже известно, является моим настоящим отцом. Акико показалось, что она ослышалась. Ладно, в том, что Мори довольно беспринципен в плане моральных устоев и ради собственной выгоды готов если не на всё, то на очень многое, она уже успела понять. Но этот человек только что произнёс имя Аматэрасу, но при этом он уверен в том, что это бог, а не богиня. Ну, а уж про то, что Мотонари считает Солнце своим настоящим отцом, девушка и так слышала раньше, а потому не слишком и удивилась, опять услышав это же. — Так значит, вы — солнцепоклонник? — спросила Аки, глядя при этом не на своего спутника, а на стоявшее в стороне от дороги дерево сакуры, усыпанное светло-розовыми цветами, испускавшими столь дивный аромат, что даже немного кружилась голова. — Солнцепоклонник? — переспросил Мотонари в недоумении глядя на девушку. — Боюсь, я не вполне понимаю, о чём это ты сейчас говоришь. — Ну, если вы верите в то, что Солнце — ваш настоящий отец и поклоняетесь ему, то значит вы и есть солнцепоклонник, — пояснила Акико. — Получается, что в глубине души вы так и остались язычником, хоть формально и приняли христианство? — Ты так ничего и не поняла! — в раздражении фыркнул Мори. — Да и где тебе понять такие вещи, если ты всего-навсего — глупая девчонка? — произнёс он с усмешкой. — Впрочем, ладно, я расскажу тебе об этом, так уж и быть… Я с рождения был буддистом, так как мои родители и все их ближайшие родственники тоже были буддистами. Но впоследствии, когда я стал главой клана и передо мной открылись новые перспективы, а именно возможность торговать со странами Запада, я вдруг понял о том, что мне куда выгоднее было бы стать христианином, просто потому, что с единоверцем всегда проще наладить отношения, неважно деловые или же нет, чем с человеком, чьи религиозные мировоззрения очень сильно расходятся с тем, во что привык верить ты сам. И при первой же возможности я принял христианство. Но на самом деле, — добавил Мотонари. — На самом деле я не являюсь ни христианином, ни буддистом. Вернее я формально считаюсь христианином, тогда как в глубине души я всегда был и остаюсь синтоистом — так, как и велел мне мой небесный отец, сияющий Аматэрасу. Надо сказать, что этими своими объяснениями Мори только ещё больше запутал Акико. И если раньше девушка ещё хоть что-то понимала из того, что он ей говорит, то теперь она даже не могла вспомнить о том, с чего, собственно говоря, был начат этот разговор и о чём вообще она спрашивала сейчас своего спутника. Аки поняла, что этот разговор едва ли имеет смысл продолжать, так как ничего нового ей уж точно не удастся выяснить, она только ещё больше запутается. — Извините, Мори-сан, — глядя куда-то в сторону и делая вид, что она усиленно разглядывает яркую вывеску, висевшую над входом в чайный домик, мимо которого они проходили, сказала Акико. — Но мне кажется, что тема религии — не самая подходящая тема для нашего с вами разговора. — Очень может быть, что ты права, — кивнул ей Мотонари. — Но если ты считаешь тему религии неподходящей для нашего разговора, то, в таком случае, для чего ты сама первой заговорила об этом? — Если честно, — понизив голос почти до шёпота и старательно отводя взгляд в сторону, произнесла Акико. — Если честно, Мори-сан, то я… Я и сама не знаю об этом… Сказав так, она замолчала и до самого возвращения на корабль, не произнесла ни слова, хотя у неё и имелось несколько вопросов, которые ей так хотелось задать Мори. Но Акико понимала, что это не приведёт ни к чему хорошему, а потому она предпочла просто промолчать. Тем более, что сейчас девушка вдруг поняла, что вела себя не слишком вежливо. Ведь и вправду некрасиво приставать в неудобными вопросами к не очень хорошо знакомым людям, да ещё к тому же осуждать их выбор в чём бы там ни было, а, в особенности, в плане мировоззрения и религиозных предпочтений. Вернувшись на корабль, Аки, извинившись и сославшись на то, что очень устала во время прогулки по городу, удалилась в свою каюту. И там она впервые задумалась о том, что же ждёт её в этом мире и как жить дальше. Нет, пока всё было понятно: до тех пор, пока Мори окончательно не убедится в том, что девушка не является чьей-то шпионкой, которую подослали для того, чтобы она выпытывала его секреты, она останется с ним. Только вот в качестве кого? Почётной пленницы, как сказал ей сам Мотонари? Акико не слишком устраивал подобный статус, она, скорее бы, предпочла поступить на службу к этому человеку, чем быть его не то гостьей, не то пленницей, особенно если учесть, что нравы в XVI веке царили жестокие и очень часто пленники, пусть даже и почётные, расставались с жизнью из-за какого-нибудь недоразумения, наподобие того, которое произошло с ней не так давно, а именно из-за того злополучного письма. — Может быть, будет лучше, если я предложу Мори-сану свои услуги? — вздохнув, произнесла Аки, ни к кому не обращаясь. — Не в качестве наложницы, конечно же, но в качестве лекаря или, на самый крайний случай служанки или кухарки. Хотя, последнее вряд ли. Он ведь, не доверяет мне, а значит к кухне и на пушечный выстрел меня не подпустит. Впрочем, наверное, то же касается и лекарств… И потом, — добавила девушка. — Я ведь совсем забыла о том, что здесь, в этом времени, нет современных лекарств, а значит мои знания, полученные в университете, так и останутся без применения. Ну, ладно, попытка — не пытка. Я просто предложу ему это, скажу, что хочу стать его личным лекарем, а там пусть Мори-сан сам уже решает, назначать ему меня на эту должность или же нет. Сказав так, Акико подошла к окну, из которого открывался вид на набережную, которая, несмотря на то, что уже начинало темнеть, до сих пор была полна народа. Только теперь, когда уже зажглись фонари, эта длинная, идущая через весь город улица, застроенная лавками и складами, выглядела несколько таинственно, так как полутьма, озаряемая неярким светом бумажных фонарей, придавала городу почти фантастический вид. Откуда-то издалека доносились звуки негромкой старинной музыки, должно быть кто-то неподалеку играл на сямисэне. И всё это было так не похоже на привычный нашей героине мир, что Аки невольно показалось, что она не просто переместилась во времени, но ещё и в пространстве, и что сейчас она находится не в Нагасаки XVI века, а где-то на другой планете. Бывают же ведь, такие планеты, похожие на Землю и в то же время отличающиеся от неё? Так отчего бы не предположить, что она волею судьбы оказалась как раз на одной из таких планет? И всё же… Другое ли это время, другая ли планета, а исход, как ни крути, один: скорее всего ей ни за что не удастся вернуться домой, в свой привычный мир. А значит, нужно как-то привыкать к жизни в этом мире или же, может быть, в этом времени, каким бы трудным на первый взгляд это ни казалось… Вздохнув, Акико закрыла окно и подошла к расстеленному на полу футону. — Скучно-то как… — произнесла девушка ни к кому не обращаясь. — Надо будет завтра, прямо с утра подойти к Мори-сану и попросить у него какую-нибудь книгу. У него их ведь много в капитанской каюте и наверняка там имеются не только книги по навигации или экономике. Раз он увлекается написанием стихов, то значит, скорее всего, не понаслышке знаком с классической литературой. Может быть, у него даже есть европейские книги, написанные на английском или латинском, это вообще было бы просто замечательно… Тогда ещё Акико и не догадывалась о том, что на следующее утро ей будет далеко не до чтения книг, так как произойдёт то, чего никто не мог ожидать. Пока же наша героиня, окончательно успокоившись, переоделась в ночную юкату и легла в постель. А на пристани продолжала звучать всё та же прекрасная старинная мелодия, убаюкивающие звуки которой, пусть и сильно приглушённые, были слышны даже через закрытое окно… ***** Пробуждение Акико на следующее утро приятным было не назвать. Девушка проснулась от того, что услышала какие-то крики и ругань. Открыв глаза, она села на постели и в удивлении принялась оглядываться по сторонам, но ничего и никого подозрительного в комнате не было. Поднявшись с постели, Аки подошла к окну и выглянула наружу. То, что она увидела, потрясло и даже напугало её до глубины души. Вся пристань и вся набережная были полны народа, а впереди всей этой толпы, прямо возле трапа, переброшенного с их корабля на берег, стоял ни кто иной, как брат Раймондо с горящими ненавистью и злобой глазами. Монах, который и раньше выглядел не совсем адекватным, сейчас казался совершенно обезумевшим. Стоя впереди толпы людей, он размахивал горящим факелом и на всю пристань орал: — Сжечь проклятую ведьму! Сжечь её! Сжечь! Толпа, стоявшая на берегу, скандировала эту фразу следом за ним, отчего шум стоял такой, что уши закладывало. Аки поспешно захлопнула окно и, набросив поверх ночной юкаты своё обычное кимоно, поспешила на палубу, где матросы из последних сил сдерживали напиравшую толпу, которая, казалось, вот-вот заберётся по трапу на корабль и потопит его. В это время на противоположной стороне палубы появился ни кто иной, как Мори. — Что здесь ещё происходит? — воскликнул он, стараясь перекричать галдящую толпу. — О какой ведьме вы говорите? — О той, что скрывается у вас на корабле! — заорал безумный монах. — Отдавай нам ведьму, язычник, или мы сожжём её вместе с твоим кораблём! — Говорил же уже, что я не язычник, — даже обиделся Мотонари. — Я такой же христианин, как и все вы. Что же до этой девушки, то никакая она не ведьма, впрочем, кажется, я уже говорил вам об этом вчера. Так что нечего тут стоять и мешать моим людям работать. Расходитесь-ка вы по домам, так будет лучше для всех и, в первую очередь для вас же самих. Что же до вас, отец Раймондо, — добавил он. — То вы напрасно подстрекаете этих людей к убийству ни в чём не повинной девушки. Вам же ведь и самому прекрасно известно о том, что архиепископ не одобряет подобные действия, не так ли? Но если Мори думал, что напоминание об отце Антонио и о том, что тот действительно не одобрял подобных инквизиторских действий и был категорически против всякого рода самосуда, остановят брата Раймондо и заставят отказаться от намерений «сжечь ведьму», то он очень сильно ошибался. Безумный монах не собирался останавливаться. И потом, зря, что ли, он с самого утра подстрекал народ к тому, чтобы расправиться с «ведьмой»? Мол, если не уничтожить её прямо сейчас, то она нашлёт на Нагасаки точно такую же эпидемию холеры, как та, что была в Макао. Ну, а что народ? Народ в те далёкие времена был весьма и весьма суеверным, к тому же из-за того, что большинство из обращённых приняли христианство совсем недавно, люди порой и сами не знали, во что и в кого верят больше: в старых, привычных с детства богов и ёкаев или же в нового бога, о котором им рассказывали миссионеры. В любом случае ведьмы выступали антагонистами светлых богов в любой из этих религий, а потому, стоило только брату Раймондо заговорить о том, что одна из этих самых ведьм находится сейчас на корабле, пришедшем из Аки, как люди безоговорочно ему поверили и, вооружившись кто чем, отправились бить «дьявольское отродье». В стоявшего возле борта корабля Мори полетели палки, камни и всякого рода объедки и огрызки. Мотонари с трудом удавалось уворачиваться от всех этих предметов, и, тем не менее, он не уходил в свою каюту, но и не отдавал своим людям никаких приказов. Он словно бы выжидал чего-то или просто тянул время, как если бы это и вправду могло решить внезапно появившуюся проблему в виде толпы оголтелых фанатиков, предводителем которых был обезумевший монах. Между тем толпа, подстрекаемая братом Раймондо, продолжала напирать. Их воинственный пыл ещё больше усилился, когда они увидели Акико, вышедшую на палубу. — Вот она, ведьма! — заорал брат Раймондо, указывая на девушку, которая и так была перепугана происходящим настолько, что и на ногах с трудом могла удержаться и, чтобы не упасть, изо всех сил вцепилась руками в бортовое ограждение верхней палубы. — Мори-сан, что тут происходит? — спросила Аки, наконец собравшись с силами и подходя к Мотонари. — Эти люди… Зачем они все здесь? Мори обернулся в её сторону. — Происходит то, что этот безумец, которого мы уже имели несчастье встретить вчера, когда ходили на встречу с де Алмейдой, настроил людей против тебя, — произнёс он. — Не знаю, чем ты так ему не угодила, но он намерен отвести тебя на костёр и сжечь как ведьму. А если я им тебя не выдам, то они в любом случае сожгут тебя, правда, сожгут уже вместе с этим кораблём. — Как ведьму? — переспросила Акико. — Но вам же известно, что я никакая не ведьма. Почему вы не сказали им об этом? — Я им сказал, — хмыкнул Мотонари. — Но они меня и слушать не желают. Да и потом, сама подумай, кому они поверили бы скорее: человеку, которого они считают чуть ли не святым, или же мне, то есть тому, кто, по их мнению, защищает ведьму, а значит, является таким же дьявольским отродьем, как и она сама? — И что же… Что же теперь нам д-делать? — слегка запинаясь, спросила девушка. Мори в ответ пожал плечами. — У нас есть два выхода, — совершенно невозмутимым тоном произнёс он. — Я могу отдать им тебя и тогда они оставят меня и мой корабль в покое. Я, как и было условлено, через два дня встречусь с де Алмейдой, заберу свою долю прибыли и вернусь в Аки. Правда, для тебя это будет означать смерть на костре, но учитывая, что нас с тобой ничего не связывает и ты не представляешь для меня ровным счётом никакой ценности, это, возможно, было бы лучшим выходом для меня… Далее, я также мог бы велеть своим людям поспешно сниматься с якоря и наплевав на упущенную выгоду, поворачивать обратно, в Аки. В этом случае ты сохраняешь жизнь, но я при этом лишаюсь огромной прибыли, и, как ты понимаешь, для меня это совершенно не выгодно. Ну и, наконец, — добавил он, усмехнувшись. — Совсем забыл о том, что есть ещё и третье возможное решение этой проблемы. Я просто могу приказать своим людям развернуть пушки в сторону пристани и смести всю эту толпу парой залпов картечи, после чего сняться с якоря и поворачивать обратно. В этом случае ты сохраняешь жизнь, но я упускаю возможность получить свою долю прибыли с Чёрного корабля этого года, и, более того, боюсь, что если я так поступлю, то меня попросту больше не пустят в Нагасаки, то есть я никогда больше не смогу сюда приплыть и, таким образом, навсегда потеряю возможность получать прибыль с Чёрных кораблей. А это, как ты и сама понимаешь, мне совсем уже невыгодно, а потому я никогда не стал бы рассматривать этот вариант всерьёз. Остаются два первых. Ну и как бы мне поступить? Пожертвовать совершенно не нужной мне девчонкой ради большой прибыли, или же упустить собственную выгоду только лишь для того, чтобы спасти жизнь этой самой девчонке? Говоря так, он обернулся в сторону Акико и, усмехаясь чему-то, пристально посмотрел на девушку, отчего той невольно стало не по себе. Аки хотела попросить Мори, чтобы он не отдавал её безумному монаху и его приспешникам, бушевавшим сейчас на пристани, но от страха не могла произнести ни слова. Между тем люди, окончательно обезумев и осмелев, перешли к куда более серьёзным действиям, а именно принялись обстреливать корабль уже не палками, камнями и яблочными огрызками, большинство из которых, впрочем, так и не долетая до цели, благополучно падали в воду, но горящими факелами и подожжёнными стрелами. Несколько из этих зажигательных снарядов упало на палубу, рассыпая искры и дощатый настил начал тлеть. К счастью, серьёзного возгорания не произошло, так как матросы тут же залили водой те места, куда упали зажжённые факелы и стрелы. Но к этому времени уже окончательно стало ясно, что это ещё не конец, и что люди не успокоятся, пока не сожгут либо Акико отдельно от корабля, либо её же, но уже вместе с судном. Мори стоял возле борта своего флагмана, бессильно сжимая кулаки и до крови закусив губу. Он понимал, что настало время делать выбор: либо отдать пленницу обезумевшей толпе, либо приказать своим людям сниматься с якоря. Если так подумать, Акико была ему не нужна, от неё он не видел ничего, кроме лишних проблем и лишней головной боли для себя. Да, она помогла с сочинением стиха-рэнги, но… Это ведь такая малость, что и говорить об этом не стоит. К тому же он ведь уже поблагодарил девушку за помощь в стихосложении, а потому ничем больше ей не был обязан. А потому, казалось бы, проще всего было бы отдать её этим людям, и всё. Но в том-то и дело, что поступить так Мотонари отчего-то не мог. Он и сам не знал почему, но факт остаётся фактом: он ни за что не отдал бы Акико этой толпе, пусть даже это и значило бы для него полное разорение в перспективе. Конечно, жаль упускать шанс получить свою долю прибыли с Чёрного корабля этого года. Но с другой стороны, даже если он и не получит этих денег, то это никак не отразится на положении дел в его провинции, к тому же это — не последний Чёрный корабль, уже в следующем году придёт ещё один, и далее эти корабли с Запада будут приходить каждый год, следовательно, не такая уж это и большая потеря, а, значит… — Мы уходим! — крикнул Мори, обернувшись к своим людям. — Немедленно снимаемся с якоря и поворачиваем обратно в Аки! — Но, господин, а как же прибыль с Чёрного корабля? — подбежав к нему, спросил первый помощник. — Разве не за этим мы сюда шли? — Плевать! — махнул рукой Мотонари. — Делать, как я приказал, не то… — Будет исполнено, господин! — Первый помощник склонился в низком поклоне, после чего поспешил выполнять приказ. Через полчаса корабль уже был в открытом море, оставив позади, на набережной Нагасаки, беснующуюся толпу, возглавляемую безумным монахом, братом Раймондо. Даже когда они отошли уже на довольно большое расстояние, крики людей и сыпавшиеся в их адрес угрозы всё ещё были слышны, хоть и звучали несколько приглушённо. Акико подошла к Мори, уже успевшему подняться на капитанский мостик и встать к штурвалу. — Спасибо, Мори-сан, — произнесла она тихо. — За что — спасибо? — вопросительно поднял бровь Мотонари. — За то, что вы не отдали меня той толпе, — едва слышно произнесла девушка. — Я понимаю, что это решение далось вам нелегко, и что вы ради моего спасения пожертвовали собственной выгодой, а потому… Потому я вдвойне благодарна вам за своё спасение, поскольку знаю, что вы всегда и везде на первое место ставите личную выгоду, а потом уже всё остальное. Но всё же, Мори-сан, — добавила она. — Вы говорили, что вам нет до меня никакого дела и что я не представляю для вас никакой ценности. Так почему же в этом случае вы решили покинуть Нагасаки? Неужели… Неужели я всё-таки вам не совсем безразлична? — Не совсем безразлична? — переспросил Мори. — Вот уж вздор. Конечно же, мне совершенно незачем было только лишь ради твоего спасения жертвовать собственной выгодой. — Но тогда для чего же вы так поступили? — продолжала допытываться у него Аки. Мори резко повернул штурвал, так, что корабль, заложив довольно крутой вираж, лёг на нужный курс, после чего он обернулся в сторону девушки. — Если честно, — произнёс он с усмешкой. — Если честно, то я и сам не знаю этого… ***** К вечеру погода неожиданно испортилась. Откуда ни возьмись, налетел порывистый, почти что сбивавший с ног ветер, нагнавший тяжёлые, почти чёрные облака, которые через непродолжительное время разразились ливнем и грозой. На море, до этого спокойном, вдруг поднялись высокие пенящиеся волны, порой перехлёстывавшие через борт корабля. Акико стояла на палубе и изо всех сил цеплялась руками за ограждение, чтобы её не сбило ветром с ног и не смыло за борт набежавшей волной. — Это что же — тайфун? — крикнула она, надеясь, что кто-то из матросов, суетившихся на палубе её услышит и соизволит ответить на её вопрос. — Тайфун? — усмехнулся первый помощник капитана. — Девчонка, ты просто не видела настоящего шторма. По сравнению с тайфуном, этот шквал не более, чем лёгкое дуновение ветерка. В это время его подозвал к себе Мори и, передав штурвал, спустился на палубу, после чего, держась за ограждение, подошёл к стоявшей возле борта девушке. — Ступай в свою каюту, немедленно! — приказал ей Мотонари. — Мой первый помощник прав, но только отчасти. Этот ветер и в самом деле нельзя назвать тайфуном. Пока нельзя, — добавил он, усмехнувшись. — Но через полчаса или чуть больше разразится настоящий шторм. Я тоже ухожу. Не вижу необходимости рисковать своей жизнью ради какого-то сброда, который по сути есть ни что иное, как расходный материал. Сказав так, Мори повернулся и, сгибаясь под порывами ветра, направился в свою капитанскую каюту. Акико он, конечно же, и не подумал помочь добраться до её каюты, так что теперь девушка оказалась предоставленной самой себе. И неизвестно, что с ней случилось бы, если бы один из матросов не сжалился и не проводил бы её почти до каюты и только после того, как он убедился в том, что девушка хотя бы в относительной безопасности, вернулся обратно. Что же до Акико, то к тому времени, когда она переступила порог родной каюты, на ней и места сухого не было, а если учесть, что там, снаружи, дул почти ледяной, совсем уже не весенний ветер, девушку начало трясти как в лихорадке. С трудом отыскав запасную ночную юкату, Акико кое-как переоделась и, не зная, чем себя занять, прилегла на футон. К этому времени корабль уже начало буквально швырять с волны на волну, так что качка была просто невероятная. Чудом было ещё, что у Аки не случилось приступа морской болезни, которая, без сомнения, только ухудшила бы её и без того не слишком завидное положение. — Подумать только, — вздохнула девушка, прислушиваясь к завываниям штормового ветра там, снаружи. — Получается, что Мори-сану и вправду плевать на меня и на то, что со мной будет. Впрочем, — добавила она, невесело усмехнувшись. — Чего ещё можно было бы ожидать от человека, называющего своих подчинённых «сбродом» и «расходным материалом», да к тому же ещё и трусливо сбежавшего в свою каюту при первых же признаках начинающейся бури? Аки невольно подумала о том, что, должно быть в это время плавающая крепость «Фугаку» тоже находится в море и её тоже точно так же бросает с волны на волну как щепку, попавшую в водоворот. — Интересно, а Тёсокабе-сан тоже сбежал с палубы в свою каюту, как и Мори-сан? — ни к кому не обращаясь, спросила Акико. — Наверное, нет. Должно быть он сейчас, стоя на капитанском мостике, сам управляет кораблём так как не хочет рисковать жизнью своих людей. Ну и, опять же, хочет держать управление кораблём под своим контролем, — добавила она. Перед мысленным взором девушки возникла картина, бывшая сродни её уже давно ставшим привычными видениям. Аки словно бы наяву увидела «Фугаку» и стоявшего на капитанском мостике Моточику, изо всех сил вцепившегося в штурвал и управляющего плавающей крепостью. Ветер рвал у него плеч камзол, а потоки дождя струятся по его мужественному лицу, но Демону Западного Моря не было дела до подобных мелочей, он был сейчас занят самым важным делом в своей жизни — спасением собственного корабля и преданных ему людей… И, может быть, впервые за всё время, прошедшее с того дня, как Акико переместилась в прошлое, она пожалела о том, что не на том корабле оказалась и не у того капитана. Вот, если бы на месте Мори оказался Тёсокабе, то всё было бы по-другому — это она прекрасно осознавала. Только вот как это — «по-другому»? Увы, Акико и сама была не в состоянии этого понять. Но, несмотря на то, что она предполагала, что, скорее всего, больше никогда не увидит плавающую крепость «Фугаку» и её капитана, девушка всё же отчего-то никак не могла перестать думать о нём и вспоминать его. И если сейчас Моточике Тёсокабе, который в эту самую минуту и вправду стоя на капитанском мостике плавающей крепости «Фугаку» и вёл почти неравный бой с разгулявшейся не на шутку морской стихией, сильно чихалось и икалось, то виновата в этом была одна лишь Акико Сагара, которая всё никак не могла перестать о нём думать. Должно быть именно потому, что сам образ Тёсокабе, так похожего в своей дикой необузданности на бога моря, Сусаноо, продолжал неотступно преследовать девушку, сон, который приснился ей в ту ночь, тоже был связан с этим человеком. Впрочем, был ли то просто сон или же это видение было ни чем иным, как очередным предзнаменованием? Увы, но когда Акико проснулась, она и сама не понимала, что же это ей такое приснилось и, если это и вправду было предзнаменование, то к чему бы оно ей могло привидеться в том сне. Стоило только девушке смежить веки, как словно бы наяву Аки увидела себя в каком-то незнакомом ей помещении. А по тому, что пол мерно раскачивался у неё под ногами, девушка поняла, что она находится на борту какого-то корабля. И это явно был не флагман флота Мори, ведь Мотонари, как истинный эстет, позаботился о том, чтобы каюты на его кораблях были обставлены если и не с роскошью, то хотя бы с удобством и с некоторым изыском. Помещение же, где в своём сне оказалась Акико, было обставлено очень скромно, да к тому же во всей обстановке чувствовалась некая небрежность и даже, если угодно, безалаберность. Стол, стоявший в углу помещения был завален картами и навигационными приборами, а на полу валялись пустые бутылки из-под саке и какие-то порядком истрёпанные свитки и фолианты. Само помещение было довольно тёмным и мрачным, тусклый лунный свет с трудом проникал через узкие, похожие на бойницы окошки. Но даже этого тусклого света оказалось вполне достаточно для того, чтобы наша героиня сумела заметить два сплетённых в страстных объятиях тела, распростёртых на лежавшем на полу изрядно потрёпанном футоне. Акико, подобно незримому наблюдателю, будто бы парила где-то под потолком каюты, откуда и видела всё, происходящее в комнате. Но, если у неё не было никаких сомнений в том, что тем мужчиной был ни кто иной, как Тёсокабе, то понять то, кем была девушка, которую он сжимал в объятиях и чьё трепещущее от страсти тело покрывал жаркими поцелуями, Аки никак не удавалось, ведь незнакомка словно бы специально скрывала своё лицо в густой тени. И тем не менее, было во всём её облике что-то, показавшееся Акико смутно знакомым. Она явно видела когда-то уже эту девушку, правда, разумеется, та тогда была в одежде, а не, как это было сейчас, в полностью обнажённом виде. Только вот где именно она могла её видеть? «Может быть, это какая-нибудь актриса, которую я видела в кино или в каком-нибудь шоу? — думает девушка. — Но для чего тогда тут же находится и Тёсокабе-сан? Они ведь не могут быть знакомы, их разделяют не только пространство, но и время, причём не годы и не десятилетия, а века… Хотя… Может, она так же, как и мы с Кими перенеслась сюда, в прошлое, где и стала его… скажем так, возлюбленной? Или это не более, чем причуды моего не в меру разыгравшегося воображения? Ах, да, — вдруг вспоминает кое о чём важном Аки. — Это же сон. Всего только сон, и то, что я вижу, не может происходить наяву…» В это самое время Акико замечает, что парочка на футоне переходит к куда более активным действиям. Девушка не желает видеть то, что будет происходить дальше, она и так смущена до предела, а потому просто отворачивается, чтобы не видеть кульминации всего того действа, что разыгрывается сейчас перед ней. Но когда вдруг раздаётся резкий болезненный вскрик, девушка невольно оборачивается в ту сторону. Неизвестно, что она ожидала там увидеть, но, похоже, что ничего ужасного не произошло, а незнакомка вскрикнула только лишь потому, что это был её первый раз, о чём недвусмысленно свидетельствовало появившееся на покрывале небольшое пятно крови. Между тем это был ещё не конец. После того, как та, другая девушка, немного привыкла к новым ощущениям, её партнёр возобновил движения, и, хоть он старался не быть грубым, из-за обуревавшей его страсти, это не очень хорошо у него получалось. Девушка, почти вдавленная в футон его мощным, покрытым многочисленными шрамами телом, стонала от боли, смешанной с наслаждением и извивалась под ним, то ли стараясь вывернуться, то ли наоборот желая слиться с ним ещё сильнее. Хотя куда уж ещё сильнее-то? И всё это время Акико, словно бы парящая над ними, безуспешно пыталась разглядеть лицо той, другой девушки, и ей всё никак не удавалось этого сделать. И вот, наконец, два коротких приглушённых крика, слившихся воедино: его — так похожий на рык дикого зверя, и её — пронзительный и словно бы захлёбывающийся. Оба партнёра на какое-то мгновение замирают в объятиях друг друга, а затем… Затем каюта, где всё это происходит, внезапно озаряется ярким светом, льющимся откуда-то сверху. И в этом почти осязаемом золотистом свете всё, что до этого оставалось тайным для нашей героини, вдруг становится явным. Незнакомка, лежавшая на футоне, поднимает голову и смотрит прямо на Акико слегка затуманенным взглядом своих зеленовато-серых глаз и внезапно… Внезапно Аки понимает, кто она такая — это девушка, показавшаяся ей сразу же смутно знакомой. Да это же она сама! Акико Сагара, собственной персоной! Но не успевает наша героиня как следует удивиться этому факту или же испугаться, как внезапно тот неземной свет меркнет, а каюта погружается во мрак. Когда же мрак рассеивается, Акико в удивлении видит себя стоявшей возле борта плавающей крепости «Фугаку», а рядом с ней стоит ни кто иной, как Моточика Тёсокабе, который обернувшись в её сторону, вдруг произносит тоном, полным сожаления и сочувствия: — Вот так он тебя и любит, дорогуша! И вот так, как видишь, ты ему нужна… Скажи, ты точно не раздумала возвращаться к нему? — Нет, — качает головой девушка. — Не раздумала. Я — его жена и у меня есть теперь определённого рода обязательства перед ним. — Ну да, — ухмыляется Моточика. — Зато у него перед тобой, судя по всему нет никаких обязательств. Что же, может быть, это и к лучшему — то, что ты уходишь, — снова став серьёзным настолько, насколько в принципе способен быть серьёзным, добавляет он. — Но всё-таки, если он вдруг откажется принять тебя обратно, то ты всегда можешь вернуться ко мне. Знай, что после того, как я, скажем так, узнал тебя получше, я вдруг понял, что ты мне далеко не безразлична. Но… Что я вижу, а вон и его флот… Тебе пора спускаться в лодку. Иди и будь счастлива вопреки всему. Просто будь счастлива, пусть даже и с ним, ладно? Аки вдруг чувствует на своих губах его жаркий поцелуй, но это длится всего лишь какое-то мгновение. А затем всё прекращается и она снова видит себя на борту флагмана, принадлежавшего Мори. А вот и сам Мотонари, стоит на капитанском мостике и с явным неодобрением и даже злостью смотрит на неё. Акико понимает, что она сделала что-то такое, что его разозлило и считает за лучшее подойти к Мори для того, чтобы всё ему объяснить и, может быть, тогда он перестанет на неё злиться. — Я всё знаю о том, чем вы занимались с тем ублюдком, сударыня, — говорит он, когда девушка подходит к нему. — Что же… Считайте, что моё уважение вы уже утратили раз и навсегда. Что же до любви… То знайте о том, что я никогда не любил вас по-настоящему, хотя бы потому, что вы для меня всегда были только источником лишних проблем и забот. И не вздумайте оправдываться, я всё равно вам ни за что не поверю. А сейчас ступайте в вашу каюту. Прочь, прочь отсюда, ясно? А в следующий миг неожиданная пощёчина острой болью обжигает щеку девушки. — За что? — шепчет Аки, чувствуя, как к её глазам подступают слёзы. — Мори-сан, за что вы меня сейчас ударили? В ответ она слышит от него только одно: — Ты — дрянная, развратная, гулящая девка! Ты опозорила меня, моё имя и мою честь. О твоей чести я уже не говорю: ты с радостью отдала её этому грязному ублюдку, впрочем, я даже не уверен в том, была ли она у тебя вообще, эта самая честь… Ты мне отвратительна! Видеть тебя не желаю! После этого Мори, резко развернувшись, поспешно уходит, а Акико, вжавшись в бортовое ограждение, глотая слёзы отчаяния и бессилия, смотрит ему вослед…