Она любила летать по ночам

— Ты… — Я? Что «я»?       Пасифика состроила почти искреннее удивление, останавливаясь прямо перед ним. Ее нежная шейка всего на расстоянии сантиметра, а как хочется сжать ее разбитой в кровь рукой… Соблазн был велик. И Нортвест это знала. Она смотрела ему в глаза, не шелохнувшись. Упивалась бурей желаний и эмоций, которые он вынужден сдерживать внутри себя, сколько бы боли это не приносило. Он ничего ей не сделает. Не сможет. Это только приведет к еще большим неприятностям, отчасти к разборкам в суде, которые уж точно завершатся не в его пользу. А Сайфер это знает… Как приятно смотреть в его усталые, но полные дикой злобы глаза, и понимать, что ты — всесильна, а он — ничтожество.       Пасифика усмехнулась, наклонилась и прошептала тихо-тихо, обдавая легким ароматом сладких духов и горячим дыханием: — Скажи мне, Билл. Что ты можешь сделать?       Последние слова она словно пропела, улыбка играла на ее ярких от помады губах. Парень сжал ее запястье так, чтобы Пасифика вскрикнула от боли, так, чтобы на том месте долго красовался насыщенный смачный синяк, напоминая этой суке о том, что она сотворила и за что поплатится. — Я могу все. Ты даже не представляешь, насколько это все больше, чем твое. Я не побрезгую убить тебя дважды, если со Звездой что-то произойдет. Сначала — морально, — Сайфер чеканил каждое слово, склоняясь над ней все ниже и все сильнее сжимая уже онемевшую руку, — а потом — физически. Да еще так, что твое тело не сможет опознать даже самый близкий тебе человек. Ах, да, прости, у тебя же нет никого по-настоящему близкого. Я бы сказал почему, но не привык говорить такие мерзости в лицо девушкам, даже если девушкой порядочной, такую, как ты, назвать совсем нельзя, даже если это чистая правда. — Ты посмотри, какой джентльмен. — Пасифика увернулась в сторону, высвобождая посиневшее запястье. — Что ж ты раньше таким порядочным не был, а? Или это у тебя в порядке вещей: класть в постель, а потом захлопывать дверь перед носом? Тогда мне ужасно любопытно, сколько раз уже эта шлюха просыпалась в твоей постели.       Нортвест надела победную улыбку, возвращая себе позиции. Попала в яблочко. — Да чтоб ты знала, ни единого. Странно, правда? Наверное, из этого можно сделать какие-то выводы о себе, не находишь? Наверное, нет, ведь ты настолько тупая, что вместо того, чтобы жить дальше, каждый раз наступаешь на те же грабли.       Пасифика замолчала, все еще не отводя взгляда. Она не могла поверить, что эта война проиграна. Да она же сломала ему жизнь! Покалечила Форда, убила Мэйбл, что еще нужно-то? Почему он до сих пор самовлюбленный болван, который не посмотрит на то, что вокруг него то и дело умирают люди. Не поймет, сколько боли он приносит всем ради того, чтобы достигнуть своих целей. Не поймет так же, как и она никогда не осознает, насколько они с ним похожи. Просто-таки до неприличия, невероятно похожи. Практически идентичны с той одной только разницей, что Билл способен меняться, а она — нет. — Билл Сайфер, пожалуйста, пройдите в палату номер сорок шесть. Повторяю, Билл Сайфер, пройдите в палату…       Голос из динамика полоснул по резкой тишине, повисшей в воздухе, словно электрический разряд. Парень последний раз смерил презрительным взглядом блондинку с поникшей головой, а потом развернулся и направился вперед по коридору, не промолвив больше ни слова. Кто знает, возможно, это был последний в их жизни диалог. Ему оставалось лишь только надеяться, что оставил ей достаточно пищи для размышлений. Пусть подумает над собой, это, говорят, помогает.       Двери палаты бесшумно распахнулись, гоняя волну фильтрованного воздуха по комнате. Пахло спиртом, лекарствами, морфием. Чувствовался легкий железный привкус крови на языке, когда парень открыл рот и сделал глубокий вдох.       Врач в белом чистом халате стоял возле койки, на которой лежала Пайнс. Ее осунувшееся от болезни лицо скрывала кислородная маска. От руки тянулось несколько трубочек капельницы, аппарат с зеленым экранчиком что-то пищал и воспроизводил резкие графики. — Эм, садитесь.       Билл отрешенно посмотрел на указанный ему стул и присел там, сложив руки на коленях. Он волновался. — Так, кем вы являетесь этой девушке? — Я ее… Я ее друг. Близкий. — Понятно. Кхм…       Доктор кашлянул, отведя взгляд в сторону. Что-то ему не понравилось. То ли не очень верилось в сказанное Биллом, то ли диагноз уж слишком удручающий. — У… жертвы отравление раствором анатоксина. Это… можно сказать, один из самых опасных ядов на земле. Он поражает печень и почки, вызывает омертвление клеток буквально в течение дня. Не обратись вы вовремя в больницу, мы имели бы летальный исход.       Врач осуждающе смотрел на Сайфера, пока тот молча разглядывал противоположную стену и перебирал информацию. Не верилось, что Пасифика способна на такое… Была бы возможность доказать ее виновность, но это невозможно априори. Практически невозможно. — Как она? — Скажите, каким образом жертва отравилась? Это очень редкий яд, он просто не мог случайно попасть в руки непросвещенному человеку. — Я думаю… В общем, здесь есть состав преступления.       Мужчина промолчал, а потом решил сменить тему на то, что касается непосредственно его работы. Все-таки с подобными случаями имеет дело полиция, так вот пусть она и разбирается. Ему не впервой и уже ничто не удивляет. — К счастью, противоядие совершенно обычное. Тройная доза пенициллина — единственное, что могло спасти эту девушку. И смогло. Сейчас ее жизненные функции приходят в норму. Но прогноз таков, что пациентка еще в лучшем случае несколько дней пробудет в коме. Остается надеяться, что лекарства было достаточно.       В палате повисла громкая тишина, прерываемая только пиликаньем аппарата и учащенным сердцебиением. — Когда мне можно прийти? — Да вот завтра и приходите. Будем рады вас видеть. — А… Нужно ли купить какие-нибудь лекарства, заплатить за лечение? — Единственное, что вам нужно сделать — обратиться в полицию. Всего доброго.       Доктор принялся поправлять капельницу, а Билл вышел из палаты, побоявшись взглянуть на больную. Пасифики в коридоре не было. Он побрел к выходу, вниз по ступеням, его пустой взгляд блуждал по голым стенам помещения. В полицию… На кого заявлять? В конечном счете оказалось, что убийца и есть он сам.       И свершилось чудо, о котором мечтала Пасифика. Билл вдруг осознал, что заставляет страдать таких дорогих ему людей даже неумышленно, просто своим существованием! Да к черту тогда ему такое существование!       И что теперь? Сдаться в полицию? Пожалуй… А может, покончить жизнь самоубийством? Нет, только не сейчас, когда надежда на спасение еще не утрачена. Будет жить и страдать за нее и ради нее, бороться за то, чтобы выжила она, а не он. Только ради этого стоит попробовать.       Билл вышел на улицу. Громкий ветер рвал его куртку, хлестал плетями по лицу, но ему было все равно. И он не заметил, как в палате номер сорок шесть зажегся свет. Не услышал криков врачей и учащенного пиликанья машинки. Он был уже слишком далеко, чтобы чем-то помочь.