И ты не уйдешь

— «Живая и мертвая»? Я рассматриваю обложку книги, принесенной врачом, и удивляюсь, почему она должна быть мне интересна. Название уже дает понять читателю, что оно слишком банально, поэтому не нужно читать произведение. — Он сказал, что тебе понравится, — шепчет мама. — Мистер Фрост… — Фрост? Типа Мороз? — Фрост. Просто Фрост. — Я думала, его фамилия будет более сложная. А имя? Ну хоть имя его длинное? Мама в немом удивлении, раскрыв рот, слушает, как я говорю слова, а потом еще тише произносит: — Тебе интересно. Господи… ты говоришь. Сколько я себя помню, я всегда говорила о людях в слух максимум два слова. «Ну человек», — мой ответ на вопрос, понравились ли мне парень или девушка. Может это тот препарат так на меня действует? Да, не зря же мистер Фрост мне о нем сообщил. — Я прочту. — Милая… Я отворачиваюсь от нее к закрытому окну, и она уходит. Ветерок колышет рядом со зданием растущее деревце. Тихое дуновение ветерка сразу развивает листики на нем. Ветер маленький, но даже такое маленькое движение шевелит один листик, за ним второй и третий… и так далее. Я открываю первую главу.

***

— Привет, Эльза. Это первое, что я слышу, когда открываю глаза. — Как самочувствие? Он сидит у меня в ногах, ровно напротив меня, и что-то записывает в блокноте. Я не отвечаю. Хочется пить, и жажда стягивает горло так, что нельзя даже сглотнуть. Поэтому я киваю. — Воды? — спрашивает мистер Фрост. Киваю, и он подносит мне стакан с водой. Утолив жажду, я благодарно смотрю на врача. — Как книга? — Читать можно. — Ты знаешь, чем закончится эта история? — Скорее всего, она умрет. — Никто не умрет, Эльза, — устало бормочет мистер Фрост. — Все когда-нибудь умирают. Вопрос в том, когда. — Мисс Сноу, вопрос в том, что некоторые смогут насладиться прекрасной жизнью, а кто-то нет. Кому-то удастся найти свою любовь, повидать своих детей, внуков. А кто-то просто не будет иметь возможности на такое существование. — Существовать, — по слогам шепчу я, смотря ему в глаза. — У тебя нет друзей? Твоя мама, твой папа, они любят тебя. Я уверен, что в школе ты довольно популярна. Тебя должны любить, я не думаю, что тебя сложно полюбить. — Дело не в любви, мистер Фрост, — резко отвечаю я. — Мне не нужна любовь. Мне нравится быть одной. В тишине. Чтобы боль была внутри меня. Я хочу чувствовать ее. Но эти… успокоительные… не дают мне этого. Так что да, я несчастна именно тут, а не вне этого здания.

***

В возрасте шестнадцати лет я поняла, что садистска. Вернее, я люблю причинять душевную боль себе. Не знаю точно, как это называется, но все именно так. Никакие лекарства не помогут. — Может ты кому-то сделала что-то плохое? У тебя осталось чувство вины, и ты пытаешься заделать эту дыру болью, которую причиняешь сама себе? — Нет, я не общаюсь с людьми. — Или ты не считаешь, что достойна чего-то? Эльза, пожалуйста, ответь мне. Молчание — мой выход. Где-то глубоко внутри я хочу, чтобы он мне помог, но та часть меня, которая ни с кем не разговаривает и думает, будто все люди на планете — жестоки, кричит, что мне не нужна ничья помощь. — Знаешь, Эльза, — он глубоко вздыхает, — я пошел на эту работу, к тебе, чтобы помочь. Но если ты не хочешь этого, тогда пусть тебя и дальше пичкают наркотическими препаратами, успокоительными и обезболивающими, — и с этими словами он выходит из палаты. Грустный тон его голоса витает в палате еще несколько часов. Мне неловко. Кажется, что он до сих пор наблюдает за моим поведением. И мне ужасно стыдно.