И ты не уйдешь

Я молчу. Опять. Неделя была немного тяжела, чем обычно, потому что ко мне приходили почти каждый день новые мозгоправы, при которых я ничего не говорила. Я даже в глаза их не смотрела. Они все до единого вызывали у меня отвращение, которое подавить я была не в силах. Очевидно, что все они писали у себя на листе одно и то же. «Психически больна». И, наверное, одно, что заставляло меня всегда смотреть на того, кто приходил с утра в палату — это надежда, что я увижу пепельные волосы и глубокие синие глаза мистера Фроста.

***

— Хорошо, — сказала миссис Грин, — давай так. Ты скажешь с кем ты хочешь говорить, и мы постараемся исполнить твою просьбу. — Я не хочу ни с кем говорить. — Ох, — выдохнула она, — ну хоть какое-то продвижение. А что ты хочешь? На этот вопрос я с головой укутываюсь в одеяло и жду пока она уйдет. Так и происходит, и я сажусь нормально на кровати. Ко мне пристегнута снова капельница, но я выдергиваю иглу, оставляя кровавую ранку, потому что эта специальная игла была так воткнута в меня, чтобы я ее не смогла вытащить. Ну да. Рука не болит — во мне обезбаливающее. Я беру правой рукой иглу, сжимая ее как можно сильнее, и замахиваюсь, прежде чем воткнуть ее глубоко в рану. Но неожиданно дверь, что так долго была заперта, начинает приоткрываться, и я вижу то, что хотела увидеть все эти дни. — Какого черта ты делаешь?! — орет мистер Фрост на всю палату. Я задыхаюсь. Мне нечего сказать. Я так много хочу ему высказать. Господи, он великолепен. — Я хочу извиниться, — тихо говорю я, пугаясь, когда за дверью начинают кричать. — С ума ты сошла! — Я хочу поговорить. С тобой. — Мистер Фрост, все в порядке? — слышится с коридора. — Да, — неуверенно отвечает он. — Хорошо. — Эльза, — тихо говорит он, — может ты отдашь мне иглу? — Пожалуйста, я не хочу, чтобы мне давали успокоительное. — Я могу это устроить, только если ты не будешь выкидывать такое, — он показывает на меня. Я разжимаю руку и иду к стулу, чтобы сесть. — Вы смотрели мою историю болезней? — Не думаю, что это входит в мою обязанность. — Поликистоз яичников*. Он не отвечает. Хмурится, потом вытирает пот со лба, садится на мою кровать, жмурится…, но не отвечает. Наконец он говорит: — Бесплодие? — Да, — шепчу я, чувствуя, как слезы выступают на глазах. — И ты… — Я не могу жить с таким диагнозом. — Но это не… Господи… — мистер Фрост смотрит на меня, как будто впервые увидел. — Я не знаю, что говорить. Я был не готов к такому. — И я. Но знаете, потом вся школа об этом узнала. Не знаю, как я ходила туда. Все смотрели на меня: одни с жалостью, другие с усмешками. Это было кошмарно. И это не останавливалось. — Хочешь поговорить? Не о чем тут разговаривать. — Меня убивали каждый божий день, мистер Фрост. Так, что через два года я захотела уже сама себя убить. — Во сколько ты узнала о том, что не сможешь иметь биологически своих детей? — он думал, я не замечу? Я горько усмехнулась. — Биологически? Сколько раз мне так говорили? Сто? Тысячу раз? Это что у вас где-то в правилах написано? — я раздраженно фыркнула. — Угадала, — улыбнулся Фрост. Прекрасная улыбка! Ничего восхительнее не видела! Мне так свободно и тепло с ним говорить. Это странно, но мне приятно, что он не воспринимает мое раздражение, как «зелёный» сигнал для очередного укола с успокоительным. — Вы мне нравитесь, мистер Фрост. Он испуганно смотрит на меня. — Джек. Зови меня Джек, — шепчет он и улыбается.