Не сдавайся, Конрад!

По мнению Эдны, то, что Альфред был некрасивым, даже уродливым мальчиком, не было секретом не для кого, кроме Альфреда. Благодаря хрономорфированию девушка вспомнила его внешность весьма отчётливо, и в эту секунду пыталась примерить образ противного зануды на парня, сидящего за стеклом. Нижняя челюсть, которой можно было проламывать черепа, смотрелась на повзрослевшем лице гораздо пропорциональней, и не казалась способной на эти благородные деяния. Ну, максимум, калечить старушек. Каштановые волосы, уложенные в стрижку, более подходящую взрослому человеку, не выглядели от этого менее показательно-пижонскими. Даже ногти — Эдна помнила, какие они были: розовые, чистые, коротко остриженные - выглядели до отвращения аккуратно, как копытца пухлого розовощёкого поросёнка из книжки для двухлеток. Это Альфред, взрослая версия Альфреда, вне всякого сомнения, хоть он и не такой мерзкий, как можно было предположить. Почему он здесь? Это призрак, который собирается мстить? Это Альфред из параллельной вселенной, путешествующий между мирами со своим дедом? Это их с Шизелем общая галлюцинация? Хотя последнее маловероятно: с ума поодиночке сходят, это гриппом все вместе болеют. Эдне оставалось лишь ответить в лоб. — Ты с чего-то жив, вот что происходит. Несколько секунд младший Марсел и Шизель смотрели на неё, после медленно переглянулись. — Вот как, — Альфред растеряно покачал головой. По голосу Эдна бы никогда не признала бы в нём прыщавую жабу — очень он изменился. — Давай-ка это обсудим. Присядь. Парень показал рукой в сторону стоящего у окна Харви. Табурет сделал странное лицо. — Я постою, — процедила Эдна. — Ладно. И как же давно моя жизнеспособность считается чем-то необычным? — Да, знаешь ли, порядком, с десяток лет. — А почему, в таком случае, тебя это заволновало только сейчас? Девушка пожала плечами. — Ну, как-то мы не пересекались. Разве что, когда ты был на портрете, но это не совсем считается, правда? Альферед не ответил, только помрачнел, как и Шизель, и обратился к нему: — Она ничего странного не делала? — Я же сказал: проснулась, начала обниматься с табуреткой, потом спрашивать где она и почему здесь. Сначала я думал, что она придуривается, но это уже перебор, — охранник обернулся к девушке. — Дорогая, ты ведь нас не разыгрываешь? Альфред, не дав ответить, снова спросил: — От чего же я, по-твоему, умер? — Острый случай падения с лестницы вниз головой. Слишком много хороших ребят, слишком много. Общественности давно пора обратить внимание на эту проблему и заменить лестницы на водяные горки. Парень изменился в лице, в его глазах мелькнул совсем непривычный для слизня гнев. «Боже,» — подумала девушка — «кто-то совершенно не умеет смеяться над прошлым». — Эдна! Ты разрушаешь всю нашу маскировку! А ну немедленно скажи, что случайно уловила эту информацию из космоса, иначе нас раскроют! — О чём ты?! — воскликнула она в ответ. — Тут, знаешь ли, сидит живой Альфред Марсел, строит из себя хорошего врача… — Эй! — А я пытаюсь мило с ним побеседовать, не указывая на то, как дебильно сидит на нём этот халат. Мог бы и помочь! — С кем ты разговариваешь?! Эдна, занятая руганью с подсознанием, не обратив внимания, отмахнулась. — С Харви. Не мешай. — С кем? — Несколько секунд Альфред выглядел озадаченным, словно вспоминал что-то. Парень медленно согнулся над столом, запуская пальцы в волосы, и тихо прошипел. — Блядь. Шизель мгновенно встрепенулся, и даже более ошарашено, чем минуту назад, когда Альфреда обвинили в мёртвости, уставился на него. — Марсел только что ругнулся, — ошеломлённо проговорил он и повернулся к девушке. — Эдна, ты тоже слышала это? — Не самая удачная кандидатура, чтобы проверять реальность услышанного, — обиженно проворчал под нос табурет. Альфред медленно поднялся из-за стола. — Снова этот блядский Харви. Шизель наклонился поближе к отверстиям в стекле и прошептал: — Чего это он, а? Девушка пожала плечами. Самой бы хотелось знать. Альфред направился к двери, поправляя причёску. — Я пойду, доложу доктору Зосту. Пусть встретится с Эдной вне графика, её нужно срочно обследовать, этот бред выходит за все рамки. — А что делать мне? — обернулся за ним охранник. — Отвлеки её чем-то, ты в этом уже профессионал, — ядовито прошипел парень, стоя в дверях. - Снова расскажи про свою сраную клюшку. — Вымой рот с мылом, Марсел! — Отстань, Шизель. Дверь захлопнулась, и некоторое время стояла тишина. Наконец, охранник немного неуверенно прервал её: — Так, а меня ты помнишь? — Как такое забыть, — вздохнула Эдна. — А… — Твою драматичную минигольф-историю я тоже знаю. Лучше объясни, что здесь творится. — Нет уж, милая, с твоим-то психозом пусть этим занимается дядя доктор. Эдна обречённо села на пол. Всё стало очень запутанно. В последнее время вопросы без ответов как из ведра сыпались на её голову. Почему жив Альфред? Попкорн или зёрнышки? Что за Поки, о котором говорил Алюмен? Если на физкультуре были только она с Марселом, то это значит, что её выбирали первой или последней? Зачем от всех дверей один ключ? «Впрочем, — вдруг подумала она, - один сейчас разрешится». — Эй! — Шизель, севший за стол и сложивший руки на груди, перевёл взгляд на неё. — Скажи, откуда ты достаёшь свою клюшку? Гольфист торжествующе улыбнулся. — Ха. А говорила, что всё помнишь. Движением профессионального фокусника он откинул полу куртко-халата. На ремне, подобно кобуре полицейского, висел искусный кожаный чехол на заклёпках. Как влитая, в нём сидела клюшка. Эдна присвистнула, но через мгновенье подозрительно прищурилась. — Что-то мне помнится, что она была больше. — «Шизель и сын» — складная клюшка высшего класса, сплав прочности и мобильности. Рывок, взмах, меньше секунды — и ты готов к бою. — Брехня. Такие штуки всегда раздвигаются по сотне лет. В чёрных глазах гольфиста полыхнул огонь. — Кто-то, похоже, забыл и о сокрушительном поражении в прошлый раз, а? — Блефуешь, — протянула Эдна. Шизель встал из-за стола. — Засекай время, милая! Смотри внимательно! Раз, — как герой вестерна, он откинул край курки и занёс пальцы над ручкой, — два, три! Эдна даже не успела уловить момент, когда клюшка оказалась в руках её охранника — тот уже стоял со своим благородным оружием наизготовку. — Н-нет! — Эдна отказывалась принять поражение. — Стол закрывал обзор! Так что это не считается! Это мог быть обман и подлог! — Что? Да за ним не видно только самый пол! — Ну, может, кто-то настолько близок к полу, что этого достаточно? — О, дорогая, ты хочешь по-плохому! — Шизель вцепился в край стола и, с оглушительным визгом метала об кафель, потащил его в сторону. Девушка со злорадной улыбкой наблюдала за этими потугами. Всё-равно, что заставить ребёнка… Ну… Двигать стол. Спустя, может, минуту гольфист, наконец, освободил пространство. — Показываю последний раз!

***

Когда Альфред зашёл в палату, стол всё ещё стоял у двери. — Держи кисть расслабленее. Клюшка — продолжение руки! Шизель находился посреди комнаты, нанося удар за ударом воображаемому мячу, за стеклом Эдна пыталась повторять его движения. За неимением своего спортивного инвентаря она размахивала табуреткой. — Что вы делаете?! Больная подняла голову: — Не советую орать на него, если вас не разделяет стекло. У этой клюшки тяжелый удар. — Что за цирк! — Альфред подошёл к столу, и в несколько секунд вернул его на прежнее место. — Выводи её! Зост хочет видеть её незамедлительно. Гольфист, остановившийся, и наблюдавший за тем, как легко парень, возвышающийся над ним на две головы, переставил предмет мебели, медленно сложил клюшку и пристегнул на место. Достав из кармана ключ, Шизель, не меняя лица, открыл дверь, крепко взял Эдну под руку. — Ты не можешь оставить… Аргх, — Альфред, не закончив, прикрыл лицо рукой. — Герр Шизель, если вас вдруг хоть каплю волнует психическое здоровье пациента, будьте добры отвести больную со мной к врачу. — Эдна, — жалобно проскулил табурет в её руках, — меня чуть не стошнило. — И чем же должно тошнить табурет? — Не знаю. Будь я ещё собой, то поролоном. Но теперь… Чем должно тошнить табурет? Эдна только обрадовалась, что вот-вот в копилке вопросов освободится ещё место, как появился новый.