Неправильный огонь

Огонь. Голубой огонь… Внешне ласковый и послушный, охотно согревающий – но готовый предать при малейшей возможности. Ведь он не имеет никакого права быть его хозяином. Ведь огонь уже предал его. Предал, проявившись в самый неподходящий момент. Хотя он использовал его лишь трижды в жизни… До последнего события. Ветер дул в лицо от быстрой скачки, яростно ревел, пытался сорвать шапку, скрывающую проклятие. Хотелось забыть обо всем, как о страшном сне. Выдуть все эти воспоминания, выжечь— Нет! Хватит с него огня. Вот только огонь никуда не денется. Вплоть до самой смерти, чьей причиной он, наверное, и станет. Но почему такая доля? Почему именно ему? Ведь все начиналось так невинно… Раз. - Маам, ну пожалуйста! Перестань быть такой Букой! - Я же сказала: нет, и точка, - отчеканила низкорослая, дородная – но держащаяся с величаво-грозным видом, явно привыкшая к повиновению женщина . - Ну маам! Я тогда всю неделю буду вести себя снежно-снежно! Не буду приставать, сам убирать игрушки… - маленький черноволосый мальчик наморщил лоб, пытаясь сообразить, что бы еще такого сказать. Женщина строго посмотрела на него… и, не устояв перед просительным взглядом, со вздохом сдалась. Вся привычная строгость и серьезность тут же куда-то испарились. Она вздохнула – чисто по-матерински – и сменила гнев на милость: - Очень хорошо. Но только один раз. Недолго. И не вздумай лезть к Огню; обожжешься – кати льдину на себя! Я не собираюсь следить за каждым твоим шагом. Она ушла, демонстративно хлопнув дверью; впрочем, недалеко – в соседнюю комнату. Мало ли что может случиться с глупым чадом… А мальчик проказливо улыбнулся и уселся перед очагом, в котором весело плясал Голубой огонь. Но вскоре ему надоело просто смотреть, и он вытянул руки вперед – погреться; на Сивире стояла долгая Ночь, и даже в доме было холодновато. Еще мгновение назад метавшееся в очаге пламя отразилось в зрачках мальчика голубым озером, и притихло – словно дикий зверь, выжидающий перед атакой. А затем ринулось вперед. Глаза мальчика округлились, а крик застрял в горле. Бежать было поздно. Он инстинктивно заслонился руками – тщетная попытка защититься от нахлынувшего пламенеющего ручья. Он зажмурился, чтобы не видеть, как Огонь сожжет его, но… никакого смертоносного жара не накатило. Мальчик распахнул глаза – и с шоком увидел, что огонь, повинуясь подсознательному жесту, парит в воздухе. Он гневно фырчал, струился – но не мог коснуться кожи. Тут вошла мать, почуявшая неладное – уж больно тихо было в комнате. Увидев, что происходит с ее сыном, она невольно издала вопль. Мальчик вздрогнул и отпрянул к стене, сжавшись; не вполне осознавая, что именно произошло, он понимал, что его наверняка накажут. Контроль над парящим пламенем был утерян; то зашипело и растеклось по каменному полу, оседая огненными хлопьями и оставляя выжженные пятна. - Ч-что произошло?! Ты… ты… - взгляд женщины оторвался от невероятного огненного зрелища и упал на сына. Она побледнела еще сильнее и оперлась о дверь, чтобы не упасть в обморок. –Ннет… Бред… Нелепость… Не может быть… Прошло несколько минут томительной тишины; она недвижно стояла словно каменная, он дрожал и всхлипывал. Наконец женщина стиснула зубы и, кажется, приняла решение. Когда она вновь заговорила, ее голос стал твердо-ледяным. - Только не вздумай реветь. Сиди смирно. Сейчас я принесу ножницы, и мы избавимся от этого. Не вздумай никому ничего рассказывать! Все понял? Она изо всех сил сдерживала бурлящие эмоции, но под конец все же не выдержала, и задрожала от беззвучных рыданий. – Ох, что ж с тобой теперь делать, горе ты мое снеж… голубое, – ее голос дрогнул. Матери хотелось обнять его, сказать, что все будет в порядке, но она не могла заставить себя сделать это. Только не сегодня. Не сейчас. Слишком много шока для обоих в один день. Мальчик лишь отвечал испуганным, ничего не понимающим взглядом. Ведь он еще не смотрелся в зеркало. Не видел, что среди черных волос появилась голубая прядь – первая, но далеко не последняя. Два. - Эй, мальчик! Подойди-ка сюда. Да; я к тебе обращаюсь. Снега в уши насыпало, что ли? – от властного, резкого тона его едва не передернуло. Хоть мать порой и говорила с ним схожим тоном, но в ее голосе всегда проскальзывал оттенок мягкости – а эта… Хотя чего ожидать от жрицы, пусть и младшей? «А от меня? – мелькнула, как всегда некстати, случайная мысль. – Тоже мне – «Жрец» голубого огня. Мальчик мысленно нахмурился. Даже если б он не ненавидел свое пламя, служить Храму… Брр. Он слышал достаточно о нем и о жрицах». И сейчас одна из них как раз вошла в их лавку. Знала бы она, кто перед ней… Впрочем – очень хорошо, что не знала! Иначе – разоблачение, охота, костер (к тринадцати дням трудно не понять, как устроена реальная жизнь)… Мальчик невольно пригладил рукой волосы – черные, без малейшего намека на голубизну. Слава черной краске, которую втихомолку покупает его мать (выстригать голубые пряди оказалось тщетным – они вновь отрастали с невиданной быстротой). Но эта краска хоть и стоит заоблачную цену, как синяя для волос жриц, но все равно дорогая… Он с тихим вздохом повернулся к жрице. Зачем ей было звать его? Впрочем, та, пробежавшись по нему взглядом, уже переключила внимание на его мать. - Странно, что в таком известном купеческом роду как Алтый, бывают такие… - она на миг замялась, припоминая новомодное словечко южан… - слоупоки. В тринадцать дней – и на домашнем обучении? Интересно, сколько раз его приходится звать? Он стиснул зубы, но промолчал. Глупо вызвать на себя гнев жрицы – особенно когда та в дурном настроении. - При всем уважении, достопочтенная жрица, - холодным тоном отозвалась мать, - дела семейные касаются исключительно нашего рода, но не Храма. Наши отчисления в казну… Жрица презрительно фыркнула – а он фыркнул мысленно, дальше уже не слугая. Кто бы знал, что их отец – могущественный купец в гильдии – дома становится робким и слабовольным человечком, во всем повинующимся прихотям жены... Впрочем, Храмовый закон он очень уважал, и – как объяснила ему мать давным-давно – именно поэтому ее муж ни о чем не должен подозревать, а сын должен как можно меньше общаться с другими людьми. Особенно – взрослыми. Вновь раздавшийся голос жрицы вырвал его из раздумий. - Покажите-ка ваши новейшие «аксессуары» - меня интересуют браслеты. Мать рассеянно кивнула и скрылась за прилавком. Жрица подняла тонкую руку и, создав на ладони огненное зеркальце, начала прихорашиваться. А он с ужасом почувствовал, что чужое голубое пламя откликается на его зов – тянется к нему… - Нет… - слова вышли не громче шепота. Он был не в силах отвести глаза от пламени, медленно, незаметно, но верно растущего прямо в ладони жрицы. Та поглядела на мальчика со знающей ухмылкой – но уже несколько секунд спустя ее глаза расширились от удивления; она начала осознавать, что происходит, но не могла в это поверить. - Нет! – он обхватил руками голову и отвернулся – однако коварный огонь, услужливый, как пес, пропускающий хозяина вперед и вцепляющийся ему в пятку, уже разросся и полыхнул. Зеркальце взорвалось; контуженная жрица отлетела в сени, ударилось спиной об стену и сползла на пол. Мальчик почувствовал, что волосы обдало слишком знакомое тепло, и застыл от ужаса. Он знал, не глядя ни в какое зеркало: часть волос снова заголубела. Момент, которого он боялся так долго, настал. И увидел это не какой-то посторонний – настоящая жрица, пусть и слабенькая. Которая уже встала, пока что непонимающе тряся головой, и медленно, чуть ли не ползком, направилась к двери. И это был конец привычного ему мира. Три. Потом, вспоминая о случившемся, он не мог объяснить, какая сила подтолкнула его на это. Заставила довериться совершенно незнакомому, подозрительно осведомленному, туповатому на вид мальчику, который вроде как был разыскиваемым преступником. Да, он спас его от неминуемого раскрытия стражниками - но лишь потому, что принял его за другого… за другую (мальчик недовольно скривил губы – неужели его так легко спутать с девчонкой?!). И все же он не мог не ощущать своего рода странную связь с этим косолапым… с Хадамахой. И когда, как гром Тенгри, упала страшная новость, а стрелы нацелились в сердце новоявленному знакомому, он не колебался ни секунды. Он даже ничего не делал - просто закрыл глаза и позволил теплящимся внутри остаткам Огня выйти наружу, защитить своего невольно носителя от угрозы… знакомое действие, которое, как казалось, повторялось тысячу раз до этого. Но теперь ему нет места в знакомом ему Сивире. Королева, Храм, стражники, жрицы, - все с удовольствием покончат с ним. Лишь родители… – нет, родители, конечно, будут горевать, но в конечном счете смирятся с этим. Заведут нового, безопасного ребенка… - … - он с трудом сдержал рвущиеся слезы. Хватит думать об этом! Надо думать о будущем. А что может принести ему новый День? Лишь встречу с теми, кого Хадамаха именует «Сивирской четверкой» - должно быть, теми самыми Черными, о которых ходит столько загадочных и ужасных легенд. Единственными, кто может понять его положение. И, быть может, даже принять к себе. Время, ветер и огонь… Три частички вечности, что послужат основой для тайком, но неизбежно складывающейся головоломке (еще более красивой, чем та, что создавал Кай-отступник для первой и Величайшей из Королев) о четырех – нет, о пяти концах. Укроет ли ее до поры до времени золотистая парка, не растопит ли суровая реальность? Как знать, как знать…