Эффект Доплера

Я просыпаюсь первым от громкого лая собаки. Затем я встречаюсь с испуганным взглядом Ариэль. Плед загорается прямо у её ног. Я быстро включаю соображалку, вытягиваю Ари из-под ткани, швыряю её на кухню и бегу в ванную на втором этаже. Нет. Нет. НЕТ! Только не пожар. Только не снова.

***

И вот Джуди с простреленными рёбрами говорит, что любит меня. Я подхватываю её под шею и талию. Но она уже мертва. Кровь тёплой струйкой стекает на мою правую руку, которая находится под её спиной. Глаза моей мёртвой девушки смотрят мне в лицо с немым осуждением. Я судорожно сглатываю и оставляю её на полу. Это неправильно. Она не должна была так умереть. Она вообще не должна была… И уже через секунду, бросив на Джуд последний взгляд, я хватаю оружие и стреляю в оставшихся охранников. Мы остаёмся один на один с отцом. Но я вдруг понимаю, что он является родным лишь по крови. На самом деле, он чужой мне человек. Мы никогда не были семьёй. Джуд была моей семьёй. Всегда. И останется ею до конца своих дней.

***

Когда возвращаюсь с внушительных размеров бутылью с водой, выливаю её на плед и на всё вокруг, заодно пытаясь потушить камин. Мысли о мёртвой девушке, о пожаре, о её теле, сгоревшем в том чёртовом особняке, отлетают на второй план. На третий. На десятый. Вылетают к чёрту из моей головы. Сейчас я могу потерять всё, что у меня осталось. Нет. Не в этот раз. Ари уже стоит рядом с сонным братом, который до сих пор не пришёл в себя от шока или от сна, собака забивается в угол и жалобно воет. Я чувствую себя героем, который защищает испуганных котят от огня. Затем мне на помощь приходит наконец-то очухавшийся Нат, который берёт на кухне ковш с водой и выливает её прямо в камин. За минуту мы справляемся. Когда огонь с шипением гаснет на глазах, в комнате становится прохладно, мокро и темно. Мы зажигаем свет и начинаем оценивать размер ущерба, нанесённого нам этим чёртовым огнём. Честно говоря, когда я в детстве пару раз играл в «Симс 2», удивлялся, почему ковер, который лежит у камина, загорается. Неужели от одной лишь искры, случайно попавшей туда? Теперь не удивляюсь. Ари жутко напугана, Нат пытается вытереть её слёзы. Малышка, я тоже напуган, поверь. Перед моими глазами сейчас промелькнули все те страхи, которые мучают меня сейчас в кошмарах по ночам. Я знаю — ребёнок получил двойной шок за сегодняшний день (и ночь) — смерть матери, плюс ко всему прочему — она чуть не сгорела, обёрнутая в плед, как мумия. Я снимаю свою толстовку и надеваю её на плечи Ариэль. В доме жарко, но малышка дрожит не то от страха, не то от холода. Банальную дрожь вследствие шока никто не отменял. Нат шмыгает носом и плюёт в сторону. Смерть матери заставила его постареть лет на пять. А сейчас он и вовсе напоминает худощавого старика, только трости не хватает. Я понимаю, что бросить их означает пустить пулю в лоб. Я должен им помочь. Мы с другом вытираем пол старой тряпкой. Как ни странно, после пожара дерево не пострадало — я вовремя вылил бутыль с водой на паркет. Пострадал лишь кусок ковра и половина пледа (и наши нервы). Через полчаса мы управились с уборкой. Я подхожу к дрожащей Ари и глажу собаку, которая лежит у неё на ногах. Через секунду я присаживаюсь на диван рядом с ребёнком и спрашиваю: — Как дела в школе? — Я пропустила целую неделю. Я понимаю, что спросил зря, этот вопрос можно добавить к тысяче других, которые не стоит задавать в данный момент. — Я хочу, чтобы Сэм пришла в гости завтра утром. Я вспоминаю — завтра суббота. Я ведь тоже пропустил целую неделю. Хотя, кажется, даже больше. Насчет Ната можно не сомневаться — он отличник, в придачу ещё и любимчик многих учителей. Ему и месяц пропустить — не проблема. У меня же всё с точностью наоборот. Разве только родителей теперь к директору не вызовешь — их попросту нет. Я на последнем курсе, Нат на первом, и даже за его заслуги в учёбе и в стремлении к знаниям, ему не позволено вручить диплом раньше на целых два года. Я хочу уехать отсюда, забрать Сэм, Ната и Ари, и сбежать куда подальше. Постойте, Сэм? Почему я вдруг хочу забрать её с собой? Начать новую жизнь. Мы все бежим от прошлого, сталкиваясь с не менее ужасным настоящим, и лишь предугадывая, что будет в будущем. — Она придёт, обязательно. Я знаю, что врать — нехорошо, особенно ребёнку, потерявшему мать. Я вселяю в Ари надежду, лишь бы она не унывала. Грусть в нашей ситуации нежелательна, но и, к сожалению, необратима. Я хватаюсь за любую возможность хоть на секунду развеселить Ариэль. Утром нас будит звонок в дверь. Я первым бегу к двери, в надежде, что это… чёрт. Я осознаю ужасную вещь — я жду Сэм, словно она стала мне подругой или кем-то ещё. Нет, это и вправду очень плохо. Нельзя привязываться к людям, надеяться на внезапную встречу или незапланированный поход в гости. Немного помешкав у двери, я всё-же открываю её и вижу на пороге Рэджи. — Хэй! — он беззаботно улыбается, почесав затылок. Неловким движением руки он хлопает меня по плечу и проходит внутрь. Я не приглашаю его, но он решает, будто имеет право на всё это. А я? Почему решил, будто распоряжаюсь домом Рэджи, открываю дверь, и вообще имею право находиться здесь, чувствуя себя как дома? На деле я лишь пожимаю плечами и закрываю дверь. Нат сам должен с ним поговорить. Наша компания распалась неделю назад, я чувствую — мы изменились. Что-то внутри каждого из нас, подобно рычагу, сместилось в другую сторону, изменив пункт «нехотя взрослеющий» на «внезапно повзрослевший». На самом деле, страшно осознавать, что ещё вчера у тебя в жизни всё было прекрасно. Я помню тот самый день, когда Джуди сделали операцию. Я держал её за руку, когда она была без сознания — ещё не отошла от наркоза. Я пообещал, что вернусь до того, как она откроет глаза. В этот же вечер она умерла в том чёртовом особняке, а я не понимал, как такое бывает? Ещё секунду назад она дышала, а теперь в моих руках лишь обмякшее тело, не способное ни на что больше. Нат чувствует то же самое, что и я когда-то. Но на самом деле, сложнее всего приходится детям. Ари сейчас не просто напугана, она не понимает, что именно произошло, и понятия не имеет, что будет дальше. Хотя, мы все не имеем ни малейшего представления о будущем. Она не вкусила взрослой жизни, в то время, как Нат уже понимает, что именно нам всем предстоит пережить, и что именно мы уже пережили. Ему, как-никак, исполняется восемнадцать, Ари через три месяца исполнится всего десять. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Нат. Вид у обоих потерянный. Ари спит в своей комнате, на часах всего утра. Рэджи смотрит на меня умоляющим взглядом, мол, помоги мне. Я отрицательно киваю головой. — Где ты был всё это время? — Натаниэль идёт на кухню, опустив голову. Рыжий идёт за ним, грустно поглядывая по сторонам. Джуди спит на диване, и, к моему удивлению, она отнеслась к присутствию чужого человека в доме вполне нормально. — У меня возникли неприятности. Нат, прости, друг, ты же знаешь… — начинает оправдываться Рэдж, но тот его перебивает. — Нет! — рявкает он. — Не знаю! Моя мать умерла. Тебя не было на похоронах. Я понимаю, что меня тоже не было рядом, и ума не приложу, почему Нат не злится на меня. Я искренне благодарен, что он не держит на меня зла или обиды. Хотя я заслужил. Ведь в поездке мой телефон сел. Нат звонил. Наверняка звонил. После слов «моя мать умерла» Рэджи бледнеет на глазах. Его нижняя челюсть начинает дрожать. Губы поджаты. Он молчит. Мы все молчим. Нат достаёт очередную бутылку спиртного (понятия не имею, что это, так как надписи никакой нет), и мы, как по команде, садимся за стол. Далее, как вы понимаете, начинается игра под названием «вопрос-ответ». Если сидящие за столом уверены, что ты врёшь — ты выпиваешь. Я невольно задумываюсь о Сэм. Интересно, чем она сейчас занимается? Увижу ли я её когда-нибудь? Вспоминаю о том, как она нелепо выглядела во время пения — совершенно нет слуха, но она заставляла меня улыбаться. Что-то внутри меня подсказывает, что за таких людей, как она, мне следует держаться. «Береги того, кто делает тебя человеком, Кью» — вспоминаю слова Ната. Он знает. Он всегда узнает всё раньше меня. И сейчас такая же ситуация. Он прав. Я должен найти её. Без Сэм я не смогу заснуть. Этой ночью мы с Натом напились, затем плед запылал ярким пламенем… я поспал часа два, если не меньше. Рэджи напился раньше всех нас — врёт он искусно, но мы знаем правду. — Что именно Сэм показывала тебе в том переулке, когда я вас застукал? — спрашиваю я. — Сиськи. И он пьёт. — Почему ты ни разу не зашёл к Нату за всё это время? — задаю очередной вопрос я. — Извините, парни, у меня были неотложные дела. И он снова пьёт. Через два часа он сдаётся — как раз вовремя, потому что на лестнице послышались шаги. Нат и Рэджи остаются на кухне, а я подлетаю к Ари и подхватываю её на руки. — Выспалась? — Угу, — бурчит она, сонно потирая глаза. Мы уваливаемся на диван, и она включает телевизор. Джуди просыпается после того, как две туши плюхаются рядом с ней, и недовольно смотрит на нас. — Извините, сударыня, что побеспокоили, — сарказмом говорю я. Ари едва заметно смеётся. По телеку новости. Звука нет, не знаю, кто его выключил. Вообще не помню, что случилось до того, как плед загорелся, ибо засыпали мы под включённый телевизор. Странно, этот фрагмент выпал из памяти. По новостям красивая грациозная женщина в костюме и с очень высокой шеей что-то рассказывала со странным выражением лица, но Ари переключила, едва я успел заметить фамилию Прайс. — Верни! — ору я, напугав до смерти всех присутствующих. Нат с Рэджи переглядываются, но уже через секунду отворачиваются и продолжают беседу. Я их не слышу. Я вникаю в сюжет новостей. Пока я успел прибавить звук, на экране появилась пожилая женщина. Её до боли родные глаза помогают мне вспомнить. Это моя бабушка. Я считал её мёртвой до сегодняшнего дня — так сказал мне отец. По его словам, Сильвия Прайс умерла от сердечного приступа. Когда я последний раз видел бабушку, мне было… чёрт. Пять лет. В этом возрасте мне стёрли память, но когда я начал вспоминать (увидел фото в альбоме), отец сказал, что у неё был сердечный приступ очень давно. Я жадно вслушиваюсь в каждое слово, стараясь ничего не упустить. «После случившегося в том особняке мне потребовался целый год, чтобы решиться на подобное заявление. Твой отец запугал меня, пригрозил уничтожить мой дом, сад, и саму старушку стереть в порошок. Теперь он мёртв, я понятия не имею, кто в этом замешан, но, Квентин, родной, я знаю, что ты не виноват в смерти отца. Я не боюсь СМИ и репортёров. Я знаю, ты помнишь меня, Норман не мог окончательно задурить тебе голову. Помнишь то самое место, куда ты однажды привёл меня? Приезжай, я буду ждать. Я люблю тебя, Квентин, помни об этом. Я — твоя семья». По моим щекам текут слёзы, но не от милых слов бабушки, и даже не от осознания того, что я до последнего думал, что остался один, без семьи. Она упомянула место, о котором я не помню. И, думаю, уже никогда не вспомню. Я даже не могу вспомнить, где и когда видел бабушку в последний раз. Я не знаю, где она живёт. Я в розыске. Надеюсь, со старушкой всё будет в порядке и репортёры не доведут её до реального сердечного приступа. — Кью, почему ты плачешь? — Ари берёт меня за руку и со страхом смотрит в глаза. Очередной шок для ребёнка, видеть, как возле тебя сидит и пускает сопли совершенно взрослый человек. Дети ведь уверены, что взрослые не плачут, ведь они же взрослые. Я сам в детстве думал так же, пока не вкусил взрослой жизни в пятилетнем возрасте со всеми вытекающими проблемами и нарушениями в психике. После слов Ари, её брат ошарашенно смотрит на меня, я понимаю — он в ужасе. Большой мальчик по имени Кью сидит и ноет, как пятилетний ребёнок. В последний момент я беру себя в руки, вытирая нос рукавом. Отвратительно, кстати. — Чего уставились?! — гавкаю я на них. Оба смиренно смотрят вниз, как щенки. Я поворачиваюсь к Ари и решаю, что она должна знать. Мой секрет отвлечёт её от собственных кошмаров — вдруг они мучают малышку по ночам, как меня или Сэм. Сэм. Я понимаю, что в последнее время позволяю думать о ней слишком часто. — Сейчас по телевизору показывали мою бабушку, а я думал, она мертва. — Это же хорошо, Кью! — Ариэль улыбается и целует меня в руку. Её мягкие кудрявые волосы гладят мою кожу на тыльной стороне ладони. Какая она всё-таки потрясающая. — Где твои родители? Извини, если не хочешь об этом говорить, — поспешно тараторит она, но я прикладываю указательный палец к её губам, во-первых, она неправа, и я очень даже не прочь высказаться хоть кому-то, во-вторых, этим «кто-то» пусть лучше окажется девочка, умеющая хранить секреты, нежели Нат, у которого своих проблем хватает. Ребёнка я хотя бы смогу отвлечь этими разговорами, а вот Натаниэля лишь загрузить по-полной. У него итак скоро черепушка треснет. Я знаю, что рано или поздно расскажу Нату о своих родителях, об умершей девушке и своих кошмарах. Я знаю — ему можно доверять. Но, не сегодня, это уж точно. Ариэль мыслит, как взрослая. Ей и по виду не скажешь, что она родилась всего десять лет назад. Я глажу её по голове и говорю: — Мои родители погибли. Она охает и с ужасом закрывает рот рукой. Затем понимающе кивает, и между нами возникает некая связь, как у старшего брата с сестрой. На самом деле, мы все здесь в одной лодке под названием «пиздец подкрался незаметно, заставив повзрослеть лет на пять с лишним». Рэджи (не знаю наверняка), можно ли приписать к нам, но то, что он не звонил мне и Нату — своим друзьям — всё это время, может означать лишь одно — у него на самом деле появились свои проблемы. И что-то мне подсказывает, это нечто похуже, чем «у меня чихает хомяк, кто знает, может он умрёт?». — Как они погибли? — спрашивает Ариэль. Джуди кладёт голову ей на колени и поднимает на меня глаза. Она едва слышно скулит и её каре-зелёные глазки наполняются слезами. Я не верю в реинкарнацию, но это дерьмо начинает меня пугать. Сначала эта собака выла на месте сгоревшего особняка, затем начинает скулить во время моего с Ари разговора о родителях. С ней явно творится что-то неладное. — Мама умерла, когда мне было пять лет, а отец скончался в прошлом году. Именно поэтому я переехал в ваш город. Если бы не происзошедшее той осенью, мы бы с тобой, сестрёнка, не знали друг друга. Она улыбается. Но наш зрительный немаловажный контакт прерывает звонок в дверь. Нат кивает мне, мол, откроет. Нет. Зачем? Сэм влетает в дом и трясущимися руками обнимает Натаниэля. На её лице читается полный кошмар. — Они нашли меня, нашли! И я понимаю — пора бежать.