Незрячий

Возможно ли избавиться от тяжкого осадка. Забыть пару слов, которые не хуже любого точеного лезвия оставили глубокий порез. За которыми другие — намного острее — проехались тонкой натянутой леской вдоль свежей раны. Я бесполезен. Оставьте меня. Рейген-сан. Просто уважительное обращение. Уже не учитель, а… Он долго привыкал к новоприобретенному статусу, отзывался спустя пару окликов. Учитель. Разве могло это быть обращено к нему? Ни в жизни. Учитель. Наставник. Учителей себе люди выбирают неспроста. Ими обычно бывают люди стоящие. Которым не стыдно вручить в руки путеводную звезду, чтоб потом следовать за ней. Полярную в созвездии Малой Медведицы. Её видно откуда угодно и поэтому так просто выстроить ориентиры, так сложно её потерять. Рейген правда старался наставить Моба на путь истинный. Толику мудрости он всё же приобрел с годами. Говорят, учителями становятся те, кто хочет влиять на окружающих, и цель их обычно — заполнить ученика — пустой сосуд. Только Моб не был пустым. Наоборот, он был чрезмерно полным, он переливался через края, сиял, не замечая того. Совершенно перехватывающий дух, завораживающий невзрачный школьник в маленьком черном пиджаке, из-под рукавов которого кротко выглядывали накрахмаленные манжеты белой рубашки. Благодаря ему Рейген осознал как никогда свою значимость. Стремление стать лучше, чем он есть. Быть лучше — впервые не только для себя, но и для кого-то еще. Почувствовал обжегшую жилы новую кровь, будоражащую свежесть, желание улыбаться во все зубы по-настоящему, а не только напоказ. Оттого так обдали холодом эти внезапные, но очень верные слова. Позволять держаться за предплечье, вести куда необходимо, защищать и заботиться… Да, Рейген это делал, искренне наслаждаясь процессом и жадно впитывая каждую приятную минуту. Почти не курил, изучил автобусные маршруты и школьные окрестности, застегивал вылетевшую из петлицы плоскую пуговицу, отпускал редкие поучительные комментарии о жизни. Обещал вывести из сети страхов. Однако вышло донельзя прозаично: Рейген почти не изменился, до сих пор думая лишь о себе. В действительности он не знал, кем на самом деле являлся Кагеяма Шигео. И всё, что делал Рейген, у мальчика давно было. А вот учителя как раз… Его не хватало. Хоть назовись таковым, но суть ведь совершенно в другом. Суть в том, что с этого момента Рейген будет учителем. С большой буквы. Учителем. Переломится, но наконец даст то, что Мобу поможет. Давай же, Аратака, не оплошай. Твой ученик никогда бы не назвал себя бесполезным.

***

Рука сама собой сжалась в кулак. — Я его работодатель. Вот так, с нажимом на последнее слово. Флегматично полуприкрыв глаза, приподняв с вызовом подбородок. Будто произносишь само собой разумеющийся факт, с которым язык не повернется поспорить. Госпожа Кагеяма на мгновение потеряла дар речи, приоткрыв рот, но затем снова закрыв обратно. Отмеченная возрастом шея дрогнула, стоило ей сглотнуть, а из горла вырвался полушепот. Куда-то в сторону, подальше от ушей Моба. — Вы… понимаете, о чем говорите? — оглянулась на сына, всё больше приходящего в сознание. Шепот стал вовсе не слышим. — Какую работу вы ему можете предложить? Какую?.. Женщина совсем растерялась, в миг потеряв прежний воинственный настрой защитницы. Энергия покинула её, обнажив костяк слабости и растерянности, присущей всем матерям, которые не знают, куда себя девать, если речь заходит о выпуске своего чада из домашнего гнезда. Но она колебалась. Выражение умного лица выдавало с потрохами: она сама знает, что Моба надо отпустить, но в то же время этому противится. Надо бы её подтолкнуть. — Он станет моим протеже и помощником в агентстве. Будет принимать клиентов, выставлять цены, считать выручку. Иногда выходить со мной на простые задания. Задавить аргументами. — Я ведь говорил, кто я. Я — Аратака Рейген, величайший экстрасенс нынешнего поколения. — Голос внушительнее, тверже. — Его ждет стабильный заработок. К тому же, о своих работниках я прекрасно забочусь. Мне дорога моя репутация. Не дать ей вставить и слова, затеряв в сомнениях. — К подбору персонала я отношусь очень тщательно. Последние недели я проводил с ним время, чтобы изучить. И понял, что для моей вакансии Моб — идеальная кандидатура. Сделать к женщине шаг, став выше, доминируя и подавляя чужую волю своей. Чертовски сложно, но это для их же блага. — Конечно, он вправе выбрать себе график работы. Может приходить после школы, отработать и возвращаться к ужину. Разве это не прекрасные условия? — поймал растерянный взгляд карих глаз, уставился в них, не мигая. — Скажите, что да. Кагеяма-сан не выдержала, отвела взор в сторону, на сына. — Да, но… — Что «Но»? Вы хотите, чтоб ваш сын считал себя ничтожным? Продолжите потакать своим прихотям, не думая о его будущем? — Я думаю о его будущем! Больше всего… Я… Сморгнула поволоку подступивших слез, помотала головой, словно отметая какую-то мысль. Рейгену стало жаль, вконец же запутал, обезоружил. Только по-другому никак. Либо шоковая терапия, либо ничего, несмотря на то, какой горечью это отдавало на языке, как тяжело давалась каждая фраза. — Мам, пожалуйста… Моб наконец шевельнулся, мягко высвобождаясь, крепче оперся на ноги. Лицо почти приобрело прежний оттенок, щеки зарозовели, а ресницы влажно слиплись вместе в отдельные пучки. На мгновение внутри Рейгена всё оцепенело: толкая речь, ведь не подумал, примет ли сам Моб его предложение. Сейчас просто возьмет, откажется и закончит всё. Разом и навсегда. — Шиге, дорогой. Ты этого хочешь? — спросила Кагеяма-сан, заботливо пригладив закрутившуюся на затылке прядь. — Если да… Если тебе это нужно… Я помогу. Мы с папой тебе желаем только добра, ты же знаешь. Мы всегда, — она сухо всхлипнула, — тебя поддержим. И, молча приняв решение, Моб упал в раскрывшиеся материнские руки. Фиолетовая легкая блузка едва трепетала на теплом летнем ветру. Зарылся лицом глубже, что уши едва были видны, а мать в ответ сжала его крепче, гладя по голове. Рейген смотрел, не отрываясь, хоть и чувствовал себя лишним. Почему-то эта сцена, обрамленная ясным солнцем и искрящимся заботой воздухом, казалась правильнее всего, что произошло за сегодня. Завершающий картину мазок привнес голос Моба, всегда какой-то тихий и по-скромному зажатый, но сейчас Рейген услышал в нем крепость, которую могут добавить только взросление и твердая уверенность в сказанном. Когда настаиваешь, мягко, невесомо, но сразу понятно, что возражения не принимаются. — Да, я согласен работать у Рейгена-сана. Женщина отрывисто вдохнула. Моб взял её изящную ладонь с круглыми ногтями, приложил к щеке, подняв лицо. Закрыл свои большие глаза с уже высохшими пушистыми ресницами. Кагеяма-сан прикусила нижнюю губу, огладив сыновью щеку. — Спасибо, мам. С прозвучавшей благодарностью на Рейгена нахлынула смешанная гамма эмоций. Он вскинул голову. Вверху открывался бескрайний прозрачно-голубой простор чистого неба. Ни облака, ни случайной птицы. Казалось, за одно единственное мгновение прояснилось многое. Сколь бы люди ни были сложны, они одновременно просты и понятны. А их любовь может дарить такой же свободный, безграничный мир, как вот эти небеса, необъятно высокие, незамутненные ничем, кроме перелива случайных солнечных бликов. Рейгену не удавалось принимать правильные решения. За всю жизнь их было столько, что пересчитать хватит пальцев одной руки. Но по неизвестной причине чутье подсказывало: сегодня он принял одно из них. И не ошибся.