Правила создаются, чтобы их нарушать

Дверь со скрипом открывается, и Эбби мгновенно поднимает глаза — учащенно дыша, она сглатывает, готовясь задать единственный волнующий ее вопрос. Но видя, что на пороге стоит Кейн, она хмурит брови. Проходится языком по зубам, будто счищая с них остатки еды. Эбби ждала кого-нибудь другого. Не уверена, кого именно, но Кейн точно был в самом конце списка. — Есть новости от Рейвен? — переборов свое упрямство, она с надеждой ждет ответа. Больше всего Эбби боится услышать, что капсула взорвалась, так и не достигнув Земли. Руки едва заметно трясутся, и Эбби крепче прижимает их к груди. Кейн отрицательно качает головой. Эбби облегченно выдыхает: отсутствие новостей она готова сейчас принять за хорошие новости. У нее просто нет другого выбора. Губы расплываются в слабой улыбке. Еще есть шанс. Кейн глубоко вдыхает и морщится. Она знает, почему. Она тоже заметила, каким стал воздух. В нем решительно не хватает кислорода, и хотя сейчас это всего лишь приносит дискомфорт и зуд в горле, Эбби отлично представляет, как будет чувствовать себя уже к утру. Она глядит на Кейна с кривой полуулыбкой, не сомневаясь, что уменьшить подачу кислорода в ее камеру было его идеей. Справедливой и вполне обоснованной, кивает Эбби сама себе с издевкой. Иначе зачем бы он сейчас приходил, если не убедиться, что его задумка удалась. Эбби почти уверена: Кейн не станет этого отрицать, а потому и спрашивать нет смысла. Ее вряд ли казнят теперь, если не казнили раньше. В конце концов, она сократила население на одного человека: в случае неудачи убивать придется всего триста девятнадцать… Злая ирония ситуации в том, что, не помешай ей Кейн, она бы и сама не расходовала больше кислород на Ковчеге. Чертов морфий, чертова Найджел и чертов Кейн со своей зацикленностью на правилах. Со своими угрозами выбросить в космос за то, что они с Рейвен и так пытались туда отправиться. Эбби раздраженно выдыхает. Теперь она застряла на умирающей станции, которой уже ничем помочь не может. Остается просто ждать, пока Рейвен найдет детей и выйдет на связь. Все получится, думает Эбби на вдохе и заходится кашлем. — Кто еще в этом участвовал? — тихо проговаривает Кейн, выдергивая ее из размышлений. Он встает прямо над ней, и Эбби растерянно сводит брови: ему придется объяснить, чего он от нее хочет. — Кто помогал вам, Эбби? Кто еще в курсе? — он резко наклоняется к ней, и Эбби чувствует дыхание на своем лице. — Джаха знал? Это он надоумил тебя? — напрягая скулы еще сильнее, он переходит на едва различимый шепот. — Что? Нет! — раскрыв рот от удивления, она мелко мотает головой из стороны в сторону и резко встает, едва не отталкивая его своим телом. Они замирают, стоя почти вплотную… Кейн напуган, и от этого у Эбби одновременно сводит скулы от попыток подавить злорадную улыбку, и гремит в ушах нарастающим от страха пульсом. Ей проще, когда Кейн в ярости. Когда он зол. Когда сыплет на ее голову угрозы. Она еще никогда не видела Кейна таким. Она не знает, чем чревата его паника, а в том, что он паникует, Эбби уже не сомневается. — Джаха бы никогда… — она осекается. Смотрит на ситуацию глазами начальника охраны и понимает, почему он боится: ему кажется, что его Канцлер нарушил закон. Со стороны это так и выглядит: Телониус воздержался на голосовании, дал Эбби десять дней, и к концу этого срока она несанкционированно отправила на Землю капсулу с их лучшим механиком. С секунду Эбби раздумывает, не стоит ли уточнить, что ее оригинальный план полета Рейвен Рейес не включал: она не собиралась рисковать жизнью того, кто нужен для отладки жизнеобеспечения Ковчега. Ведь если Земля, и правда, не годится для людей, Ковчег останется единственной надеждой человечества. — Ты лжешь, — коротко выдыхает Кейн и отступает в сторону, позволяя ей пройти. Он шарит взглядом по камере, будто пытается найти подтверждение своим словам. — Ты знаешь, чем это чревато, Эбби? Бунтом. Если люди узнают, что их Канцлер плевал на правила… Что он единолично помиловал тебя и снова толкнул на преступление… Они разорвут нас всех в клочья! — Телониус тут ни при чем, Кейн, — добавляя металла в голос, Эбби неуверенно доходит до противоположной стены и прижимается к ней лбом, пытаясь унять головокружение. Когда она наконец оборачивается к Кейну, тот остервенело разминает пальцы, пристально глядя на входную дверь. — Он просто видит мир шире… — Ты лжешь, — перебивает Кейн и делает шаг в ее сторону. Эбби инстинктивно подается назад, упираясь спиной в стену. Так стоять гораздо легче. — Он не мог не знать! Только не о таком. Кто дал тебе доступ на этот уровень? Кто рассказал о неисправной капсуле? — каждое слово звучит словно выстрел, отбиваясь от стен и превращаясь в эхо. — Вся его… философия, — выплюнув последнее слово, он морщится, будто на языке осталось горькое послевкусие, — держится на свободе выбирать правила, которым следовать, — Кейн говорит размеренно и громко, не глядя на Эбби, будто бы обращается вовсе не к ней, а к невидимым членам Совета, собравшимся здесь, чтобы решить, что сделать с обвиняемыми. — Он сведет нас в могилу! Эбби становится не по себе. Если Кейн убедит Совет, будто Канцлер не справляется со своими обязанностями, Телониус вполне может оказаться в соседней камере, и тогда предотвратить убийство сотен невинных людей будет просто некому. Подобравшись и сомкнув руки на груди, она облизывает губы. Ей не нравится решительность, с какой Кейн нашел, кажется, нового... Нового предателя, вертится у нее на языке. С этим нужно что-то делать. — Ты знаешь Джаху не хуже меня, он чтит законы, — аккуратно начинает она, но закончить фразу не успевает. Кейн взрывается хохотом: — Чтит? Вы оба держите меня за идиота, не иначе, — сунув руки в карманы, он нарочито медленно приближается к ней. Эбби кажется, что он тоже борется с последствиями нехватки кислорода — слишком неуверенно двигаются его ноги и слишком напряжена шея. — С каких пор покрывать преступников стало законом?.. Ты, Эбби, ты нарушила закон, спасая его жизнь, и он позволил, — добавляет он, замечая на ее лице недоумение. — А теперь покрывает вас обоих, делая козлом отпущения меня… Но кто бы ни организовал покушение, он наверняка видит то же, что вижу я: Канцлер слаб. Он не способен руководить, он способен только прятать голову в песок. Ситуация с капсулой отличное тому подтверждение. Просто признай это, наконец. — Ты можешь пытать меня, если хочешь, Кейн, — подняв голову и до дискомфорта выпрямив колени, она выдыхает прямо ему в лицо. Надеется, что ее речь звучит достаточно спокойно, потому что на самом деле Эбби задыхается: больше от возмущения, чем от нехватки кислорода в легких. Это немыслимо. И то, что Кейн пришел к таким умозаключениям, и то, что она не предусмотрела этого заранее… Нужно просто дождаться сигнала от Рейвен, повторяет она себе, стараясь выровнять хаотичные удары сердца. Она не отрывает взгляда от глаз Кейна. — Но мой ответ останется прежним. Никто. Не. Знал. Пожалуй, вкладывать эту идею в его голову не стоило — Эбби сомневается, что он и правда решится на подобное в отношении члена Совета, но вот найти кого-то менее важного и замучить до полусмерти вполне может, если посчитает, что таким образом спасет человечество от неправильного Канцлера. — Не говори глупостей, Эбби, — невесело усмехаясь, он качает головой, будто общается с малолетним ребенком. Раздражение снова вскипает в ней. — Ты же знаешь, что такое признание никого не убедит. — А тебе и признания не нужно! — сорвавшись на громкий истерический смех, она быстро умолкает и опасливо опускает голову, глядя на него теперь исподлобья. Кейн со свистом втягивает носом воздух. Они молча смотрят друг на друга, оба явственно удивленные тем, куда зашел их разговор. Несколько глубоких вдохов спустя, Эбби продолжает ровным голосом: — Телониус не позволил бы мне, если бы узнал. Я нужна ему здесь. А лететь… — заметив, как Кейн собирается что-то сказать, она резким движением прикладывает палец к его губам и в следующий момент пугается собственного жеста, ошалело отдернув руку и застыв в ожидании ответной реакции. — Лететь должна была я, а не механик. Если бы ты не помешал, так бы и случилось. Несколько секунд ничего не происходит. Кажется, Кейн шокирован ее жестом ничуть не меньше, чем она сама. Или, возможно, он его просто не заметил. Эбби терпеливо смотрит на его лицо: издевка, снисхождение, порицание… Всё это она уже не раз видела, и всем этим ее не удивить. Но ничего этого ей сейчас не достается. Кейн только заметно грустнеет. Отводит глаза и отворачивается в сторону. Если бы Эбби не знала лучше, подумала бы даже, будто он сожалеет о том, что остановил ее. Она закусывает щеку, чтобы не выдать собственного удивления. Кислый привкус крови на языке отрезвляет. — Ты просто не можешь иначе, да? Ты все должна переиначить, вывернуть, будто по-другому мир рухнет, — бесцветно констатирует Кейн, и в его речи не слышно вопроса. — Он уже рухнул, Кейн, мой мир, он рухнул, — Эбби убирает с лица растрепанные пряди, но те мгновенно возвращаются, неприятно елозя по ресницам. — Он дал трещину, когда ты приговорил Джейка и… — И рухнул, когда передатчик Кларк погас, я знаю. Мне жаль, Эбби. — Она крупно дышит и с усилием закрывает глаза. Жмурится до боли и едва заметно бьет затылком в стену. Снова и снова. — У меня не было выбора, — добавляет Кейн почти извиняющимся тоном, и Эбби распахивает глаза, сверкая ненавистью. Она толкает его ладонями в грудь; через секунду замахивается, чтобы отвесить пощечину. Впрочем, безуспешно — реакция Кейна куда лучше, чем ее собственная. — Уже лучше? — отпустив запястье, он позволяет Эбби еще раз себя толкнуть. Ударить снова она не пытается, только натягивает губы в нитку. Это он во всем виноват. В смерти ее мужа, в том, что ее дочь, возможно, мертва и в том, что она — Эбби — ничем не может той помочь. Никому не может. Она снова заходится кашлем — горло дерёт все сильнее, глаза постепенно наливаются жаром, а в голове нарастает тяжесть. — Нужно было позволить мне отправиться на Землю, — короткой скороговоркой выдыхает она между спазмами и, вжав ладони в стену, чувствует, как кожа проскальзывает по гладкому металлу. — При всем моем уважении, доктор, — хмыкнув, Кейн смешливо выделяет последнее слово, будто это проклятье, — боюсь, у Рейес больше шансов успешно посадить столетний гроб с реактивными двигателями. — Эбби замечает, как плавно сползает на пол — все еще пытаясь хвататься за стену, она уже чувствует, что колени ее не слушаются. Почему на Кейна нехватка кислорода не действует с такой же разрушительной силой, она не понимает. Впрочем, ей сейчас не до этого. Он продолжает говорить что-то о долге и о людях, которым она нужнее здесь, чем на Земле, где, скорее всего, радиация убила бы ее в считанные часы. Но Эбби не хочется слушать его доводы. Потому что его правота теперь не имеет значения. Эбби только надеется, что своими домыслами и подозрениями он ни с кем другим не поделится. Хаос на Ковчеге не нужен сейчас никому… Эбби не сопротивляется, когда он, подняв ее под руки, помогает вернуться на кушетку. Кейн знает, что с ней, и потому не спрашивает. Он и сам все чаще заходится кашлем, а это значит, что его присутствие долго не продлится. Опустившись на неровный матрас, Эбби смотрит Кейну в лицо и прикрывает себе рот, чтобы кашель не вырвался наружу. Без ее голоса на завтрашнем голосовании Кейн победит, и теперь Эбби опасается настаивать на своем присутствии: если Джаха выпустит ее, такой поступок только подтвердит теорию о заговоре. Ей остается надеяться, что канцлер напомнит присутствующим, почему доктор Эбигейл Гриффин отсутствует за столом. — Они живы, Маркус, — бросает она ему в спину, когда он уже готов открыть перед собой дверь. — Каждый верит в то, что помогает ему жить, Эбби. — Едва дверь закрывается, Эбби снова прижимается ртом к руке, сотрясаясь приступом кашля.