***
Октябрь того года был пасмурным и ветреным. Однако серые облака и редкий дождь не мешали многим людям чувствовать себя также прекрасно и не ухудшать настроение. Под такую погоду создаётся своя уютная атмосфера, несравнимая ни с чем. К сожалению, мир никак не мог обойтись без мрачных и хмурых ворчунов, не имеющих никакого желания терпеть леденящие, мерзкие капли (хоть и редкие). Я их не виню, это нормально ― не любить что-то или напротив любить. Лично мне было всё равно. Всё что от меня требуется, это одеться тепло и захватить зонт. В любом случае, в такую погоду приятно посидеть в какой-нибудь забегаловке. Что я и предложил подруге. Мы встретились с ней в кафе. ― Академия ставит сценки в местном театре, в которых учувствуют студенты, ― сказала Аннабет, перебирая фотографии, которые я днём ранее распечатал. ― Главное, не в каком-то обыкновенном театре, а в театре самого Юманса. Большой театр Джека Юманса. Аннабет рассказывала мне о нём. Вы, скорее всего, поняли, насколько часто она о нём говорила, что я полностью запомнил его название. Она ведала о нём и до поступления. И на самом деле, я прекрасно знал, что академия ставит в этом театре свои сценки, потому что Аннабет не единожды рассказывала мне об этом. Однако сколько себя помню я никогда не говорил подруге что-то наподобие: «Ты мне это уже рассказывала, Бет. Целых восемь раз», потому что мама меня ещё в детстве предупредила, что прерывать рассказ девушки не стоит. Даже если она повествует тебе об этом двадцатый раз, лучше будет, если ты просто выслушаешь её (или сделаешь вид, что слушаешь). ― Учителя отбирают самых лучших студентов, ― Аннабет приблизила к глазам снимок, где она выступала со своим сольным номером. ― Первокурсники ставят свою отдельную сценку. И я должна получить главную роль. Последние слова девушки прозвучали чётко и решительно. Таким образом, она дала самой себе обещание добиться цели любой ценой. В ту минуту я невольно сглотнул. Потому что мой мозг моментально начал осознавать, что для моей подруги появилась новая причина для убийства своего тела, организма и психики. Мне хотелось предупредить её, попросить, чтобы та была осторожна на пути выполнения своего обещания. Но я понимал, что Аннабет не стала бы меня слушать, даже если бы уверила, что будет заботиться о своём здоровье. Ко мне в разум заползли картинки наших непрерывных ссор, её постоянного недовольства на мою роль пиявки. Мол, я не отлипаю от неё. Меня каждый раз бесили её обвинения в том, что я цепляюсь к ней в ответственные для неё моменты. Меня так и подмывало бросить всё, позволить ей дальше губить себя и отдохнуть от стресса, который так любила приносить мне моя лучшая подруга. Но ничего из этого я не мог сделать, просто не мог позволить себе так поступить. Я бы не простил себе, если бы с ней что-то случилось, потому что винил бы не только её, но и себя, из-за того, что не остановил её. На самом же деле, Аннабет понимала, что я всего лишь заботился о ней. Она прекрасно знала, что я желал ей только всего самого лучшего и отговаривал её от тренировок, не потому что жаждал разбить все её мечты, а потому что хотел сохранить ей здоровье. Но в те дни я этого не знал, ведь она мне об этом никогда не говорила. ― И какая сценка? ― поинтересовался я, отпивая горячий шоколад, любовь к которому привила Аннабет ещё в детстве. ― Жизель, ― она взглянула на меня из-под ресниц, явно ожидая мою реакцию. Честно говоря, я понятия не имел, что от меня ждала подруга. ― Круто. О чём это? ― спросил я, на что Аннабет усмехнулась и покачала головой. Она встала из-за стола. ― Гугл в помощь, кроманьонец, ― девушка направилась к выходу. Я встал со своего места, схватив папку с фотографиями, и догнал подругу. ― Слушай, если я не читал рассказа или не смотрел фильма, на который ставится ваша постановка, не значит, что я отсталый, ― сказал я. ― С чего ты взял, что я назвала тебя отсталым? ― наигранно нахмурилась девушка. ― Ты знаешь определение слова «кроманьонец»? ― Э-э... ну, нет... Вообще-то я учусь, как делать бизнес, а не учу всякие термины, которые знают только умные люди! ― возмутился я. Аннабет усмехнулась. ― Удивительно, кстати, что ты знаешь определение этого слова. Девушке хватило три секунды для того, чтобы понять суть моих слов, а мне ― для стремительного побега. Аннабет воскликнула, какой я идиот, и понеслась за мной, дабы ударить своей сумкой. Она бы ни за что не догнала меня, но я специально замедлил бег, благодаря чему Аннабет даровала мне щедрых ударов по плечу женской сумочкой.***
Несложно догадаться, что главную женскую роль рвутся получить многие, почти все, студентки академии. В целом, хоть на какую роль в постановке, даже второстепенную, хотят попасть все учащиеся без исключения. Потому что не желай они этого, они бы не были студентами этой академии. Так говорила Аннабет. А теперь пришло время угадать вам, каким методом выбирали достойных танцоров на роли в столь важной сценке. Прослушиванием? Не-а. Собеседованием? Смешно. Методом «тыка»? И снова нет! Учителя следили за каждым уроком первокурсников и после всех наблюдений делали свои выводы. Созерцание трудов учащихся длилось один месяц, в конце которого Луиза Леван объявляла имена, заполучивших роль в постановке. Каждый день учителя следили за определёнными студентами, а главное, что никто из учащихся не знал, за кем наблюдали в тот или иной день. Чтобы вы поняли, это огромный и жуткий стресс. Каждое утро ты просыпаешься с мыслью о том, что тебе нужно работать в сто крат лучше, чем ты делал вчера. Ты понятия не имеешь дали тебе уже оценку или ты до сих пор в очереди. А если за тобой уже наблюдали, зачем тогда дальше стараться? А если тебя ещё не рассматривали, но ты уже успел расслабиться? И именно тогда когда ты решил подарить себе день отдыха, учителя не сводили с тебя глаз... Аннабет не давала себе и секунды отдыха. Она каждый день из кожи вон лезла, дабы показать какими навыками она владеет. Целые часы на тренировках, пропуски обедов, завтраков. Кто за ней следил все эти дни, как настоящая мамочка? Правильно, я. Заставлял её кушать, водил её к врачу, чтобы проверять её здоровье. Неудивительно, что оно ухудшилось и девушке прописали лекарства. Аннабет в свою очередь поразилась тому, что я не стал её ругать, а ведь она приготовилась выслушивать. Однако я уже давно понял, что ухудшения здоровья не избежать в таких ситуациях. Месяц прошёл неспокойно не только для учащихся в академии, но и для меня. Когда я вошёл в танцевальный зал, я совершенно не удивился напряжённым студентам, с самой настоящей серьёзностью думавшим только о танцах. В зале было не единого лишнего звука; никто не разговаривал громче шёпота; музыка негромко играла, позволяя ученикам размяться перед уроком. Я поискал глазами Аннабет и заметил её стоявшей и разминавшейся у дальней зеркальной стены. Подойдя к ней, я смог уловить стальную решительность в её глазах. Мне казалось, что она одним взглядом могла уже отбить желание у конкурентки сражаться с ней на место главной роли. ― Бет, ― позвал я, коснувшись плеча девушки. Та обернулась, и вместе с её положением поменялся взгляд. Он подобрел, но серьёзность всё равно осталась. ― Привет, ― прошептала она и обняла меня. Я понимал, что ей нужна поддержка, поэтому крепко сжал её в своих объятиях. Аннабет не кричала о том, что я её задавлю или испорчу ей причёску. Она не отпускала меня. Я чувствовал, как часто вздымалась её грудь, как она сдерживала шумное дыхание, как она пыталась унять дрожь в теле. Аннабет никогда не позволяла себе проявить даже мелкие признаки паники или страха на глазах чужих людей. И раз она разрешила себе расслабиться в моих руках, значит, она нервничала так сильно, словно ей выпадает выбор всей её судьбы. Когда Аннабет так сделала первый раз, ― показала мне панику, сидевшую у неё внутри, ― я удивился и испугался. Но потом мама объяснила мне, идиоту двенадцатилетнему, что Аннабет доверяет мне и ищет во мне поддержку. Я отстранился от девушки, но не выпускал из объятий, что не хотела делать и подруга. Тот день являлся концом драматического месяца, и, по словам Аннабет, учителя собирались назвать несколько имён и попросить обладателей этих имён станцевать сольные номера. Раз твоё имя назвали, значит, ты один из кандидатов на главную роль. Я был уверен на сто процентов, что Аннабет была в этом списке. Её должны были назвать либо самой первой, либо самой последней. ― Я... ― она запнулась, ведь не хотела говорить вслух, что ею завладела паника. ― Я знаю, ― погладил по плечу. ― Я не продолжаю твою фразу, я говорю, что знаю, что ты хочешь сказать. ― Идиот, ― выдохнула девушка, улыбнувшись. ― Как ты можешь даже в такие моменты так по-дурацки шутить?.. ― Дурак потому что, ― ответил я. Чтобы развеять нервозность, окутавшую девушку с головы до ног, я решил произнести вдохновляющую речь. Разумеется, я не был специалистом в этом деле как мой бывший тренер и не особо старался использовать литературные слова и фразы. ― Короче, Бет, всё окей, да? Ты к этому шла, пришла и сейчас время насладиться этим моментом. ― Аннабет посмотрела на меня и едва заметно закивала. Она принялась искусывать нижнюю губу. Я улыбнулся. ― Просто отдайся танцам. Не думай ни о каких учителях, однокурсниках, ещё о каких-то левых мыслях. Главное, наслаждайся своим любимым делом. Понято? Аннабет закивала и заулыбалась. Её глаза, посмотревшие на меня, заискрились, а в плечах исчезла былая напряжённость, чему я несказанно был рад. ― Спасибо, Перси, ― прошептала она и поцеловала меня в нос. Аннабет всегда так делала, когда я делал что-то глупое, либо когда была благодарна мне. Луиза попросила тишины, хотя в танцевальном зале и так было максимально тихо. Улыбнувшись, я подмигнул подруге и повернулся в сторону учительницы. Женщина стояла в центре зала, когда ученики расположились вдоль стен. За длинным столом сидели шесть учителей, которые уже были готовы наблюдать за творением молодых талантов. ― Лана Картер, ― молвила Леван и двинулась к длинному столу судей. В центр вышла девушка низкого роста. Она видно нервничала: пальцы дрожали, губы искусаны до крови, по правому виску стекала капля пота. Однако она нашла в себе силы и встала в позицию. Имён было около десяти. Преподаватели не прерывались, чтобы сказать какие-то напутственные слова или предупреждения. Они говорили имя, смотрели танец, а когда музыка заканчивалась, черкали что-то в своих бумажках. Учителя не говорили ни слова станцевавшим учащимся, а просто ждали, пока выйдет новый студент. Имя Аннабет не называли, как и Рейчел тоже. Подруга снова начала волноваться, поэтому схватила меня за руку, но я уверил её, что её назовут последней, чтобы оставить самое прекрасное на десерт. Аннабет успокоилась, но мою руку не отпустила. И я был прав. Её назвали последней. Присутствующие затаили дыхание, когда девушка вышла в центр. Мне казалось, что учителя следили за Аннабет зорче, чем за другими. Они не отводили от неё взгляда ни на секунду, внимательно изучая каждое её движение. При всём этом Аннабет будто не замечала этого. Она двигалась, не обращая ни на кого внимание, полностью отдавшись музыке. Словно чёрный лебедь, раскрывший свои крылья в восхитительном лебедином танце. Наблюдая за номером девушки в её исполнении можно было утонуть, захлебнуться в переполняемом восхищении, потеряться в движениях её рук и навсегда забыть о чём-либо другом, что творилось вокруг. Её выступление было великолепно, и никто не смел с этим спорить.