Let me out.

      Друзья покидали Второй круг в полном молчании. Исчезновение Мёрдока ощущалось отчётливо до болезненной резкости. Привыкнув к тому, что их лидер, всегда такой решительный и уверенный, шёл впереди, возглавляя их, прокладывая путь и ведя сквозь адские тропы без малейших сомнений и колебаний, музыканты чувствовали себя осиротевшими. Друзей снова охватила робость и растерянность. Без Мёрдока, казалось, было вовсе неясно, что теперь делать.       Что ж, как бы там ни было, с этого момента им придётся справляться самим, подумал про себя 2-D. Он развернул карту и поглядел в её схемы.  — Что там дальше, Ди? — тихо спросил Рассел.  — Третий круг, — прочитал вокалист, — и… э-э… нет, постой. Почему-то не вижу… — 2-D нервно опустил руки, прикрывая глаза. Чертежи на пергаменте расплывались, он не мог сосредоточиться на мыслях о Нудл — пережитое давило слишком сильно.  — Ди, соберись, — проговорил Рассел. — Ты должен помнить о цели нашего пути… — барабанщик поглядел в сторону. — Ты, как никто другой, должен. Вся надежда теперь только на тебя.       Вокалист кивнул.  — Да, — он вздохнул. — Да, ты прав… прости. Сейчас я соберусь… — Он чуть стиснул карту пальцами и постарался отбросить все посторонние эмоции.       Они потеряли Мёрдока, но басист сумеет справиться сам. А вот Нудл, возможно, нет. Она сейчас в опасности, и её нужно спасать…  — Я понимаю тебя. — Рассел сцепил руки за спиной и беспокойно прошёлся по пещере. — Сложно сейчас думать обо всём сразу… Кажется, я ненавижу себя за Мёрдока. Мы бросили его там… — Он поглядел на только что минованную ими дверь, ведущую во Второй круг, и болезненно сморщился.  — Не переживай, Расс, — 2-D усилием воли наконец заставил себя вновь поглядеть на карту. — Я думаю, он там получает удовольствие, в отличие от нас. И потом… — Вокалист всмотрелся в схемы, на этот раз ясно проступившие на пергаменте. — Мне не кажется, что Мёдс настолько слабый, чтобы пойти у них на поводу. Он может забыться, но, вернее всего, не пропадёт. Так… На карте Третий круг. Холмы Меланхолии. Пошли, нам сейчас вон туда, — 2-D указал вперёд.       Рассел как-то странно поглядел на вокалиста.  — Знаешь, — сказал он вдруг, — Нудл очень повезло.  — А?.. — 2-D поднял на него взор и поморгал. — Ты сейчас о чём?.. Она же в беде… Здесь столько ужасных мест, а она и без того была совсем замученной, когда спускалась сюда. Я так боюсь, что она могла попасть в какую-то из этих ловушек… — Вокалист выдохнул и помотал головой. — Пошли скорее. — Он зашагал вперёд.  — Да я не о том, — Рассел шёл сзади. — Ей очень повезло с тобой.  — Уж будто, — вокалист слабо усмехнулся. — Мне постоянно приходит в голову, что если бы я был чуточку сильнее… или решительнее… или… сам не знаю. В общем… — Он с тоской поглядел в темноту вдали. — Тогда она бы не попала сюда. Ей бы просто не пришлось… если бы я мог что-нибудь сделать, чтобы ей помочь. — 2-D опустил голову. — Я не знаю, почему ты говоришь, будто вся надежда только на меня… что я такого могу?.. Ты и Мёдс… вы намного сильнее меня.  — Почему ты так считаешь? — спросил Хоббс.  — Ну… — протянул 2-D, уставившись себе под ноги. — Я не знаю. Я, конечно, стараюсь не думать об этом… Но разве я похож на того, кто способен на всякие подвиги. Побеждать чудовищ, сокрушать опасных врагов и… в общем, сражаться. Я не воин, я обычный человек, причём не самый лучший. — Он тяжело вздохнул. — Я даже не могу её защитить.  — Значит, в этом, ты считаешь, заключена сила? — усмехнулся Рассел. — Драться и размахиваться кулаками?  — А в чём же ещё, — пробормотал 2-D. — Ты погляди на меня — и погляди на Мёрдока, который не боится здоровенного псины с тремя пастями.  — Ди, — мягко произнёс барабанщик, — позволь мне заметить, что ты глубоко ошибаешься. Ты путаешь выпендрёж и истинную силу духа. Мёдс нахальный и амбициозный, это правда. Но кто тебе сказал, что он никогда не боится? Страх не имеет ничего общего с показателем силы: боятся все на свете, даже самые крепкие солдаты. Да и вообще, сила здесь ни при чём. На самом деле у тебя есть нечто куда большее.  — И что же это? — устало осведомился вокалист. — Ты говоришь так, просто чтобы меня подбодрить…  — Хо! Ничего себе, — покачал головой Хоббс. — Я что, похож на лицемера? Хорошего же ты мнения обо мне.  — Нет, ты не похож. — 2-D обернулся к нему и примирительно улыбнулся. — Просто я не очень верю в себя… дело только в этом.  — Ну и напрасно, — возразил Рассел. — Ведь у тебя есть то, о чём ты даже не подозреваешь, и это будет поважнее, чем какая-то грубая сила. У тебя чистое сердце, Ди… Я знаю тебя уже давно, и я заметил в тебе одну черту. Когда в тебе живёт какое-то чувство, ты загораешься им полностью, оно целиком тебя переполняет. Сейчас твоё сердце наполнено любовью к Нудл, поэтому оно ведёт тебя. Ты не можешь думать ни о чём другом, отвлекаться на пустые вещи, сворачивать на окольные дорожки… Ты отбрасываешь всё ненужное и просто идёшь вперёд, без промедлений, освобождая голову от лишнего багажа, и ничто не может смутить твой разум и уж тем более остановить тебя. Разве это не называется решимостью?       2-D тяжело вздохнул, закрыв ладонью лицо.  — Расс, — произнёс он, — любовь… Да, я люблю Нудл, люблю больше, чем могу это выразить. Но… разве этого достаточно? Просто любить. Что я могу по-настоящему сделать?.. Даже сейчас, когда всё это случилось… мне приходилось просто смотреть, как она мучается, и я ничего не мог изменить. Я не мог остановить её, когда она решила отправиться сюда, и вот что из этого вышло. Я не мог защитить её от чёртового Кевина… Может, всего этого бы вовсе не произошло, если бы я просто… просто не был таким бесполезным… со своей дурацкой любовью. — Он отнял руку от лица и с горькой усмешкой уставился перед собой.  — Знаешь, Ди, — протянул Рассел, — ты к себе слишком требователен. Ты живой человек и не можешь предугадать всего… — Он помолчал. — Мне очень хорошо знакомо то, что ты чувствуешь. Лучше, чем ты можешь представить… Всегда кажется, будто ты мог сделать что-то, чтобы несчастья не произошло. — Барабанщик вздохнул. — К сожалению, мы действительно не всегда можем. Но не стоит винить себя в этом… тем более, пока что ещё не поздно. Будем надеяться на это… Я тоже переживаю за Нудл, но мы обязательно спасём её. Ты спасёшь. Ты и твоё горячее сердце.  — В моём сердце сейчас только страхи и сомнения, — проговорил 2-D. — Мне бы лучше и правда хоть немного решимости. — Напомнить тебе, где сейчас Мёрдок с его хвалёной решимостью? — поднял брови Рассел. — И я убеждён в том, что если Нудл будет грозить опасность, ты сможешь защитить её. Ты сделаешь это куда лучше, чем кто-либо на свете. Потому что ты по-настоящему любишь её. Внутри тебя горит огонь такой силы, что он способен сжечь всё на своём пути. Поверь, я знаю, о чём говорю…       2-D повернулся к барабанщику и слабо улыбнулся.  — Спасибо, Расс, — произнёс он, — хотя я всё-таки думаю, ты преувеличиваешь… Но ты прав, мы спасём Нудл. Вместе. А потом и Мёрдока… — Вокалист поглядел в карту. — Кажется, скоро мы должны выйти к берегу реки Флегетон.  — Хорошо, — сказал Рассел. — Чёрт, без Мёрдока мы не будем знать, как её перейти… он, кажется, упоминал что-то о пяти подземных реках, но увы, ничего не рассказал про них толком. Ну да ладно… постараемся разобраться. — Барабанщик замолчал, уставившись вперёд.       Некоторое время они шли по подземным коридорам.  — Слушай, тебе не кажется, что здесь становится жарко? — снова нарушил молчание Рассел. — Странно. Если впереди река, должно бы наоборот повеять прохладой. Но воздух сухой…  — Не знаю, Расс, — растерянно проговорил 2-D, — так сказано в карте… вроде бы я правильно понял… — он остановился и ещё раз внимательно изучил схемы.  — Хм, — барабанщик озадаченно огляделся. — Ну, с другой стороны, мы не подозреваем, что ещё за сюрпризы тут могут быть… Так что не волнуйся, думаю, всё верно. — Хоббс махнул рукой.  — Ладно, — сказал вокалист, отрывая взгляд от карты, — пошли…       Они свернули в другой коридор и едва не отпрянули от потока резко возросшего жара, тут же обдавшего их.  — О боже! — воскликнул Рассел. — Не нравится мне это… знаешь, я всё вспоминаю, как мы разгуливали на базе у «Огнистых языков»(*). Там мы видели целый лавовый фонтан, а потом он взорвался… — Барабанщик поёжился. — Надеюсь, здесь чего-нибудь подобного не обнаружится…       Пекло становилось невыносимым — в каких-нибудь несколько минут путники насквозь взмокли от пота. 2-D опасался, что пергамент карты сгорит в горячем воздухе, и снова спрятал её за пазуху. Стены пещеры отражали какое-то зловещее красноватое сияние, исходящее издалека. Вскоре в конце коридора заалел свет. По мере приближения он становился всё ярче, пока наконец не превратился в сплошное пятно. Смотреть на него было больно глазам, — впрочем, музыканты и без того старались не подставлять лицо налетающим откуда-то удушливым сухим потокам воздуха, приносящим с собой пыль и едкий запах пепла.  — Что же это за река такая?! — возмутился Рассел, отдуваясь. — Рекам положено быть холодными и сырыми!..  — Я не знаю, Расс, — выдохнул 2-D, — я десять раз пересмотрел… карта говорит, что нам сюда… — Он с трудом поднял голову, заслоняясь от летящей пыли и ослепляющего света, и вдруг охнул, вытаращив глаза. — Расс, гляди!..       Рассел всмотрелся вдаль, и на лице его тоже появилось изумление.       На дальнем краю туннеля протекала сверкающе-красная река. Волны её были огненными.  — Да, Ди, — оторопело проговорил барабанщик, — карта не ошибалась… но, чёрт дери, неужели нам придётся переплывать её?! Или переходить… одним словом… дьявол разберёт! Мы же поджаримся!  — Иного пути нет, — отвечал 2-D, — Третий круг находится за её пределами… — он в смятении уставился вперёд, щурясь от нестерпимого блеска и тяжело дыша от невероятной температуры воздуха.       Когда музыканты приблизились к берегу, река дохнула таким горячим воздухом, что сшибла их с ног.  — Чёрт… — Рассел, кряхтя, поднялся. — Да как же так?! Это невозможно!       Жидкое пламя струилось в волнах этого странного источника. Золотисто-алое, блистающее ярче самых высоких костров, оно окатывало горьким чадом и зноем, грозя расплавить любой предмет, что коснётся поверхности.       2-D озабоченно оглядывал огненный Флегетон.  — Может, это как с Летой, — предположил он, — мы смогли пройти по воде, потому что были свободны от Заблуждений Первого круга. Сейчас мы миновали Второй круг, значит, нас не тронули и огненные страсти. — Он шагнул чуть ближе и охнул, когда искры попали ему на одежду и тут же прожгли в ней крохотные дыры.  — Не думаю, что это хорошая идея, Ди, — Рассел с тревогой поглядел на него. — Если ты войдёшь в неё, ты сгоришь…       2-D не ответил, по-прежнему задумчиво изучая реку и хмурясь. Внезапно он сжал кулаки, набрал в грудь побольше воздуха и подступился прямо к пламени.  — Ди, стой!.. — вскричал Хоббс.       Вокалист, не мигая, уставился на текущую плазменную массу, присел на корточки и протянул к ней дрожащие от волнения пальцы. Он засучил рукав и храбро окунул кисть в огонь.  — Что ты делаешь?! — Рассел шокированно замер.       2-D медленно вынул руку из пылающих волн и оглядел: она была невредима. Вокалист поднялся.  — Что ещё за шутки?.. — Рассел выдохнул, качая головой. — Эта река же подпалила мне штанины одними своими испарениями! И это было действительно больно… — Барабанщик приблизился к 2-D и взял за запястье, изучая его и не веря глазам. — Ты в самом деле в порядке?  — По-видимому, река трогает только одежду, — промолвил вокалист. — Значит, чтобы пройти, нам нужно… снять её.  — Что?.. — Рассел моргнул. — Кхм… какой странный способ. — Он поглядел на огненную поверхность. — Что ж, на то они и Сады Порока… тут даже река тебя норовит раздеть. — Барабанщик хмыкнул. — Лишь бы после неё не последовала река какой-нибудь вечной мерзлоты… было бы неприятно.  — Поехали, — 2-D чуть отошёл от берега и принялся стягивать с себя штаны.       Раздевшись донага, он снова подобрался к краю и осторожно коснулся пылающей поверхности пальцем ноги. Река по-прежнему не обжигала — пламя казалось чуть тёплой, мягкой и рыхлой субстанцией.       2-D опомнился, разворачиваясь к вороху одежды:  — Нужно только осторожно пронести карту. Я не уверен, что она не сгорит здесь… — Вокалист поразмыслил, свернул пергамент в тугую трубку и обхватил губами.  — Надеюсь, там не… не глубоко, — Рассел, хмурясь, уставился на волны живого пламени. — М-да, даже не знаю, как это назвать. Не вода и не огонь.  — Будем надеяться, что через огонь мы пройдём так же легко, как через воду, — проговорил 2-D и ступил в реку.       Флегетон мягко овевал их своими волнами. Казалось, словно идёшь сквозь вату. Странно было ощущать это, глядя, как вокруг по поверхности бушуют огненные бураны, а тело рассекает отливающую золотом слепяще-оранжевую плазму. Потоки пламени доходили до горла, однако местами переходили в мель, едва достающую до пояса.       Достигнув другого берега, путники вышли на поверхность. Тёплые клубы пламени Флегетона легко отступили под их ногами, точно сдутые ветром.  — Если уж говорить о мифах, — произнёс Рассел, — то мне вспоминается шумерская легенда о богине Иштар, которая спустилась в Ад, где её тоже заставили снять всю одежду… А потом, когда она оказалась обнажённой и беззащитной, её поймали в ловушку. — Он немного поёжился.  — Ну, мы прошли через Флегетон довольно просто, — отвечал 2-D, оборачиваясь на пламенеющую реку. — Надеюсь, подвоха не предвидится. Конечно, теперь мы остались голыми, но зато невредимы.  — Тебе легко говорить, — покосился на него барабанщик, — ты можешь прикрываться картой.       Вдруг они увидели, как кто-то на противоположном берегу бежит к реке. Приглядевшись, путники поняли, что это одни из нагих обитателей Второго круга.  — Что они собираются сделать?.. — Рассел нахмурился. — Это ведь те сладострастники… Неужели они хотят переплыть Флегетон?  — Что ж, одежду снимать им уже не придётся, — заметил 2-D. Он тоже уставился на толпу голых прелюбодеев.       Небольшая группа подбежала к самому краю берега, а затем ринулась в горящие потоки. Пещеру тут же огласили дикие крики: огненные волны взметнулись к самому потолку, полностью захватив грешников. Их тела вспыхнули, точно факелы. Оставшиеся на берегу в ужасе попятились, а затем пустились бежать наутёк, назад от реки. Вопли сгорающих заживо наконец перешли в хрип, фонтаны костров опали.       Сверкающая поверхность Флегетона продолжала неторопливо и зловеще пламенеть и потрескивать. Над поверхностью её осели чёрные облака дыма.       Друзья в ужасе глядели на реку.  — Она не пропустила их… — прошептал побледневший 2-D. Его прошиб холодный пот.       Рассел, сглотнув, отвёл глаза в сторону.  — Они заключены здесь в плену, — произнёс он, — в этом круге. Похоже, что им теперь нет дороги обратно, даже если они захотят вернуться. — Он тяжело выдохнул.       Ни слова более не проронив, друзья направились дальше.       Коридоры уводили их прочь от жара и горького дыма огненного Флегетона.       В пещерах постепенно стало немного прохладнее. Влажный, парной воздух вскоре начал конденсироваться в сгустки молочно-белого тумана. Через некоторое время путники оказались у выхода из туннеля, переходящего в очередную широкую, не ведающую сводов пещеру. Границы её казались ещё более размытыми от плотной синеватой дымки, в которой терялись и потолки, и стены.       Друзья прошли сквозь воздушную пелену. На мгновение они ощутили, как их обволокло что-то мягкое, а, выйдя из участка облачной завесы, с удивлением обнаружили, что их одежда снова на них.  — Вот это да, — только и произнёс Рассел. — Всё предусмотрено… — Он покачал головой, затем осмотрелся. — Смотри, и здесь одна из этих обезьян. Ничего не вижу, ничего не слышу… а это, вероятно, «ничего никому не скажу».       2-D обратил внимание в сторону: в самом деле, у входа в пещеру стоял каменный постамент, такой же, как и два предыдущих, и на нём восседала статуя обезьяны, закрывающей себе рот. Вокалист задумался и снова поглядел в карту.  — Третий круг называется Холмы Меланхолии, — изрёк он. — И кому-то здесь запрещено говорить… Чёрт. Знать бы, что всё это значит…  — Знал бы, где упасть, соломки бы подстелил(**), — вздохнул Рассел. — Мы вряд ли сумеем предугадать, что нас ждёт, Ди… Но во всяком случае, здесь нужно быть осторожными, как никогда. Это уже Третий круг, а значит, возрастает и возможная опасность. — Он с тревогой уставился в застящие видимость клубы сизой мглы. — Куда нам теперь идти?       2-D в смятении огляделся.  — Не знаю, — проговорил он, — из-за этого тумана я не понимаю, как искать направление. — Вокалист вернулся глазами к карте. — Стрелка показывает, что нам надо идти куда-то вперёд. Но… — 2-D снова поднял взгляд и с сомнением посмотрел перед собой.  — Делать нечего, пошли, — сказал Рассел, — будем надеяться, что не свернём куда-нибудь не туда.       2-D вздохнул, пряча бесполезную карту за пазуху и трогаясь с места.       Мутные влажные потоки тумана постепенно открывали перед путниками окружающий ландшафт. Это была испещрённая холмами подземная долина. Где начинались и где заканчивались её просторы — оставалось неведомым. Бледно-синий сумеречный свет, казалось, излучаемый самим туманом, наполнял место ощущением какой-то унылой безысходности.       2-D оглядывал тоскливые пейзажи. Холмы Меланхолии… Забавная ирония — оказаться в сюжете собственной песни. Правда, никаких ламантинов, да и других существ здесь как будто не наблюдалось. Верхушки холмов сиротливо темнели среди белёсого мглистого моря.       Здесь слышалось только какое-то далёкое, печальное завывание. Поначалу 2-D решил, что это, должно быть, свистят сквозняки, однако со временем стал улавливать среди этого воя отдельные голоса. Голоса были человеческими, и они кого-то звали. Вокалист прислушался, но не сумел разобрать слов. Эти звуки порождали только смутное ощущение тоски и зова — какого-то вечного, безнадёжного, полного самого холодного отчаяния, самой горькой горечи… самой чёрной меланхолии.       Так зовёт своего сына мать, которая знает, что на самом деле он никогда не вернётся. Она знает, — но её сердце отказывается в это верить. Она ждёт и зовёт его, хотя ей давно пришла повестка о том, что он пропал без вести. Много-много лет назад…       2-D болезненно поёжился — ему сделалось как-то знобко. Прохватывающая до трепета печаль тумана оседала на губах солёным привкусом. Она оседала внутри, в самой груди, каким-то нерастворимым комком.       Неожиданно смутную тишину прорезал тоненький голос, и на этот раз он отчётливо произносил слова.  — Где ты? — спрашивал голос. — Ты здесь? Ты ведь рядом, мама?..       Холодная дрожь пронизывала всё нутро от этого голоса, он отдавался в сердце щемящим и ноющим чувством.  — Где ты? — продолжал звать невидимый человек. — Я не вижу тебя… Ты здесь? Ты со мной?..       2-D судорожно выдохнул, в смятении озираясь по сторонам. На одном из холмов вдруг показались чьи-то очертания. Когда путники приблизились, они увидели, что там сидит ребёнок. Сжавшись в комок, прижав колени к груди, он испуганно всматривался в туман перед собой – и звал.  — Что это?.. — у Рассела перехватило дыхание. — Боже мой! Неужели Ад забирает таких маленьких детей? Но за что?.. Что такого могло сделать в жизни это крохотное существо?! — Содрогнувшись, барабанщик сделал шаг в сторону холма. 2-D удержал его.  — Расс… не надо, — тихо сказал он. — Мы не должны вмешиваться… помнишь? — Он прикрыл глаза, до боли закусив губу. Голос ребёнка, повторяющий свой вопрос, разворачивал всю душу.       В самом деле, за что это несчастное дитя могло попасть сюда?..       Рассел стиснул руку вокалиста и опустил голову, тяжело дыша. Они вновь двинулись дальше, обходя холм.       Однако теперь путники стали различать и другие голоса. Другие зовы. Сквозь туманную дымку сделалось видно, что на каждом из холмов сидит человек, — и каждый из них кого-то звал. Это были мужчины и женщины, дети, старики. Осиротевшие матери и сыновья; потерявшие возлюбленных жёны и овдовевшие мужья. Тоскующие по братьям, сёстрам и товарищам. Были там те, кого разлучила с близкими или друзьями смерть, находились и просто покинутые и оставленные. Это были те, чьё сердце разбилось от невыносимой утраты, вызванной разными обстоятельствами, но объединённой одним и тем же горем. Горем потери.       Так или иначе, каждый из них продолжал звать. Они кричали и рыдали, шептали и содрогались от безмолвного плача. Некоторые сидели, словно окаменев, и только губы их шевелились в синей полутьме. Некоторые в беспокойстве бродили по холму, будто искали.       Всё это представляло собой самую трагичную, самую опустошающую картину. Боль этих людей ощущалась физически — словно сырой туман, хрустящий на суставах. Она пробирала насквозь, точно лихорадка, от неё ломило и болело тело. От неё сжималось всё в груди. Она парализовывала.       Потрясённые и удручённые, музыканты шли в полной тишине. Завести диалог здесь было непросто — гнетущая и тяжёлая атмосфера словно наваливалась на плечи весом всего мира.  — Какой ужасный круг, — выдавил наконец Рассел, глядя себе под ноги. — Мне кажется, он… стоит всего Ада. Целиком.       2-D молчал. Эмоциональное напряжение, царящее вокруг, сдавливало рёбра, — от этих терзаний он даже не в состоянии был думать.       Постепенно встречающихся на пути холмов поубавилось. Разредился и туман. Вокалист прижал руку к груди, чувствуя, что ледяной сгусток внутри немного тронулся, и сделалось чуть легче дышать.  — Это действительно страшно, — проговорил он. — Я… я не представляю, что могли сделать эти люди. Почему они должны так страдать… — Он крепко зажмурился.       Почему должны страдать они? Почему должна страдать Нудл?.. От её слёз ему точно так же всегда разрывало на части сердце. Нудл… бедное невинное дитя. Она никому не сделала зла, а жизнь всё продолжает наносить ей чудовищные незаживающие раны. Что в этом мире не так?  — Хотелось бы, чтобы эти дурацкие обезьяны на входе хоть иногда показывали правду, — мрачно заметил Рассел. — Эта показывала молчание. Если бы… — Он тяжело выдохнул. — Мне кажется, эти крики и стоны теперь будут преследовать меня в кошмарах. Я не выдержу больше их слышать…       2-D снова извлёк карту и растерянно уставился в туман. Конца-края было не видать этой мутной завесе…  — Он ушёл, — пробормотал откуда-то негромко женский голос, — взял и ушёл. А я его так любила, — Вокалист обернулся на голос и заметил сидящую на одном из ближних холмов девушку. Девушка неподвижно глядела в одну точку и продолжала бубнить себе под нос.  — Сколько слёз я пролила, — говорила она. — Но он просто забыл меня. Ему было плевать на мои чувства… Да ему никогда и не понять их. Сколько сил я на него потратила, — произнесла девушка с неожиданной злостью. — Неблагодарный. — Она с тоской уставилась вдаль. — Где ты? Почему не приходишь? Ты должен извиниться. Ты должен.       2-D поморщился от снова накатившей волны чужих чувств. Волна неприятно прошлась чем-то горячим, удушливым. Здесь не было скорби: была злость. Злость, обида, требовательность. Почему-то вокалисту вдруг вспомнился журналист Ричард Хостейдж из Первого круга… Эта девушка странно напоминала его.  — Он должен просить прощения, — упрямо повторяла она. — Конечно, я не стала бы принимать его извинения. Он обидел меня слишком сильно. Но он обязан. И когда же он наконец поймёт… Нет, он не поймёт никогда, до него туго доходит в плане чужих чувств. Почему одна я всегда должна бороться за наши отношения? Слабохарактерный идиот. Но я больше ничего не скажу. Пускай теперь побегает…       Рассел поднял бровь.  — Это ещё что за чушь? — в недоумении вопросил он. — Что за обиженная дура?  — Видимо, рассталась со своим парнем, — проговорил 2-D.  — Или он просто сбежал от неё, — Рассел брезгливо отвернулся. — Где уж там меланхолия. Эта девка просто командирша. Видел я таких. — Он покривился. — Должен, ишь ты. Никто и никому ничего не должен… Если человек хочет уйти, надо дать ему уйти. Да и всё.       2-D задумался и вдруг кое-что осознал. Холмы Меланхолии… Эти люди прикованы каждый к своему Холму Меланхолии. Каждый из них находится в плену у своей обиды, боли, печали. Они зациклены на этом чувстве, не могут расстаться с ним.       Они просто не могут отпустить. Вот в чём дело.       Кажется, теперь до него дошло, что имел в виду Мёрдок. Он говорил, что это не Ад наказывает тебя, а ты сам. Эти люди попали сюда не за грехи. Никто не отправлял их на эти Холмы, не ссылал в заточение. Они оказались здесь потому, что сами строят свой личный ад, сооружая его стены из обид и боли. Они просто продолжают переваривать в себе эти чувства раз за разом, и всё никак не найдут в себе силы жить и двигаться дальше… Вот почему они здесь. Их поглотила собственная меланхолия.       Это не наказание, и никто здесь не грешник.       Теперь 2-D понял по-настоящему.       Просто здесь, в Аду, ты продолжаешь испытывать то, с чем не мог расстаться, пока был жив. Лелеющие заблуждения — с ложными концепциями, за которые всё цепляются, чтобы не видеть цельной картины мира. Лелеющие зависимости — с ложными удовольствиями, которые на самом деле приводят их к разрушению, но они предпочитают оставаться глухи ко всем знакам, что им подают. А здесь… здесь, должно быть, находятся лелеющие тоску. Лелеющие меланхолию и обиду. Тонущие в своей депрессии. Груз тяжёлых чувств, который они не в силах были отбросить при жизни, продолжает лежать на их душе и здесь, и поэтому она не может никуда уйти с Холма Меланхолии. Эти люди не прекращают звать и искать, они тоже неспособны расстаться со своей зависимостью очень специфического рода…       С зависимостью от другого человека. Кто-то привязан к нему скорбью, кто-то обидой, кто-то гневом. Они настойчиво хранят в себе эти чувства и пытаются удержать тех, кто уже ушёл… Неважно, куда. В мир теней или просто в другую сторону. Старые эмоциональные раны продолжают точить их, и они то ли не могут, то ли не хотят позволить им зажить.