Inevitability

|Если бы каждый раз, когда я думал о тебе, вырастал цветок... Я мог бы идти через свой сад вечно| - А. Т.

Горящий горизонт – испепеляющая бесконечность. На его окраинах живут мечтатели. Такие, как и я, Лили Майерз. В моей голове бушует океан мыслей о будущем и настоящем. В ней недостаточно места; она переполнена, забита подростковой ерундой о морали и благодати, о правильном и грешном. Однако есть нечто, размывающее берега моей реальности. Он. Эштон Ирвин. Возможно, в другой жизни для нас отведена дорога, покрытая дивными цветами, пахнущая любовью и нежностью, но мы не там. Мы в Сиднее. Городе надежд, разрушающихся под порывами восточных ветров. Мы в настоящем. Он и я. Лучшие друзья, которые с самого детства поддерживают друг друга и не дают унывать. В один из вечеров я осознала, что удары в моём сердце учащаются не потому, что я пробежала марафон или испугалась чего-то, нет. Так происходило лишь потому, что он был рядом. Я сопротивлялась. Когда Эштон сидел в моей комнате и пел под аккорды гитары, когда он засыпал на моём животе, потому что устал и не было сил идти домой – я сопротивлялась. Но буря в душе не поддавалась контролю. Она разрушала все мосты вдребезги и ломала главный фундамент – тонкую грань между дружбой и любовью. Я возвращаюсь домой, неся на спине свою скрипку. Музыка. Это то, что делает меня собой; я играю, когда переполнена радостью и когда разрывает на части тоска, я играю в компании Эштона – струны моей скрипки и его тихий голос сливаются воедино, заставляя в такие моменты чувствовать мурашки, распространяющиеся по телу с искрометной скоростью. Провожаю уходящее на запад солнце и вижу в его отражениях его улыбку. Кажется, схожу с ума. Медленно, как это всегда и происходит. Я прохожу по усталым улицам, идя в сторону своего дома. Мимо пробегают дети, резвящиеся и улыбающиеся. В какой-то степени их настроение передаётся мне – улыбаюсь, думаю о том, что когда-нибудь в моем доме будет также; беззаботный смех и любовь – понятие, беззаветное для одних, но окрыляющее других. Белый фасад отображает оттенки заката, его слабые нотки красного вперемешку с оранжевым. Эштон сидит на ступеньках моего дома, смотря на небо. Его светлые волосы играют на ветру, а глаза ловят мой безмятежный взгляд. Он улыбается – я загораюсь. – Наконец, – Ирвин медленно поднимается, идя мне навстречу, – ты слишком долго сегодня. Думал, что уже не застану твоё появление. – Тебе не обязательно было ждать меня, – ухмыляюсь, подходя к нему всё ближе. – Знаешь что, – начал он, встав напротив и щёлкнув меня по носу, – вообще-то кое-кому, кажется, была нужна моя помощь. Эш берет мою руку и тянет в сторону дома. Он всегда был лучше меня во всех смыслах. Некоторые люди рождаются односторонними – умеют либо петь, либо готовить, либо мыслить. Ирвин же был исключением из правил: он умел всё, как казалось мне. – Мисс Регрефор задала нам целую гору чёртовых задач по физике, – начала я, закрывая за нами дверь, – поэтому мне не помешало бы их сделать к завтрашнему дню... Точнее тебе... Ты прекрасно знаешь, какое я дерьмо в физике, так что я лучше понаблюдаю за тобой со стороны, договорились? – Только если меня предварительно накормишь, договорились? – идя в сторону кухни, сказал Ирвин, улыбаясь, – потому что ты, Ли пользуешься моим превосходством и безотказностью. – Значит, сегодня у нас лазанья и яблочный пирог, – я облокотилась на дверь, улыбаясь во все тридцать два, – ещё можно сделать шоколадные кексы... – Так, стоп! Ты - мой лучший друг, поэтому я согласился помочь тебе. Значит и меню я всё же составлю сам. Друга. Улыбка сходит с лица, но я стараюсь не казаться унылой. Что я по сравнению с ним? Просто девушка, которая перешла черту дозволенного. Люди всегда совершают необдуманные поступки, но я, черт возьми, уникальна. Эштон Ирвин, впитавший в себя мою никчемную влюбленность, даже не догадывается, что я, Лили, девушка, которую он сбил на велосипеде ещё двенадцать лет назад, теперь смотрит на него с упоением и восхищением. – Не дуйся, Ли, – тихо произносит он, с каждым шагом подходя ближе. – Я не могу дуться на тебя больше пяти секунд, ты же знаешь. – Я люблю тебя, – он обнимает меня, бережно поглаживая спину, – ты всегда должна это помнить... Знаю, что это ложь, которая никогда не станет чем-то большим. Любовь на уровне дружбы была тем, что медленно убивало меня. Парадокс заключался в одном: человек, который наносит мне глубинные внутренние увечья, является единственным, который обладает силой в их излечении. Я знаю, что Эштон для меня – нечто неприкасаемое. Но также я знаю ещё одну вещь: – Я тоже люблю тебя, – делаю паузу, прижимая его ближе, – друг...