Стихи и пустяки

У Нацу сердце с ума сходит почему-то, и по коже постукивают маленькие молоточки. Ему кажется, что стоящая к нему спиной девушка в рваном сарафане — начало новой истории. Вот только он давно решил, что конец уже был, а чистая страница его жизни больше никогда не покроется чернилами: разве что пыль год за годом будет ложиться на белый лист. Но сейчас… сейчас он будет просто идти на свет солнц из её венка, хвататься за нити её волос — лишь бы не исчезла, не оставила в бездне, подразнив призраком такой желанной сказки. Нацу отдёргивает неуверенно протянутую руку: грешник не смеет касаться невинной (он отчего-то уверен: так согреть может только святая) души. Слепец не сможет увидеть однажды сияние яркой звезды — погибший не сможет воскреснуть от чужого тепла. Глаза следят за плавно скользящим гребнем, и Нацу просит — себя или Бога — быть всего лишь тяжело раненным: он, кажется, снова хочет жить. Девушка оборачивается и чуть улыбается — Нацу замирает на мгновение и шепчет: «Невозможно». Он думал, это начало новой главы — и ошибся. Это — след прошлой повести с ними в главных ролях. Это — его Люси. Нацу слышится её голос, и он, чуть дрожа, делает первый шаг. Он всегда приходил на её зов — вредная привычка, нерушимое обещание, острая необходимость — он и не знает, как это назвать. В голове возникает её образ: смеющиеся карие глаза и извечный хвостик, завязанный синей лентой. Наяву у неё лишь потускневший взгляд, болезненно-бледная кожа и улыбка — почти что её. Нацу не замечает разницы: слишком сильно он хочет, чтобы это была она; слишком давно он живёт в воспоминаниях: из манящего болота ему уже не выбраться — в этот раз у него нет спасительной палки. В этот раз та самая палка бьёт его со всей силы, ещё глубже погружая в мутную воду. — Я Люси, — девушка застенчиво улыбается, протягивая ему руку. — Добро пожаловать в семью, Люси. — звон разбитого стекла эхом отдаётся у обоих в ушах: Нацу умудрился задеть локтем вазу, когда отвечал на рукопожатие. — На счастье! — он задорно смеётся, виновато взлохмачивая волосы на затылке. — Люси странная, — недовольно бурчит Нацу, потирая ушибленную макушку. Ну вот откуда он мог знать, что тот поросёнок был заготовлен для каких-то там гостей: она же ничего не говорила! А всё мясо из её холодильника принадлежит только ему — об этом он сказал ей ещё в первое своё посещение (её возмущённые крики по этому поводу тогда были сочтены глупыми и быстро забылись). Разноцветные листья танцуют осенний вальс, и Люси кружится вместе с ними, заливается смехом, да смахивает пёстрые лоскутки с золотистых волос. — Нацу, иди сюда! — девушка хватает его за рукав и бежит прямо в центр поляны; Нацу спотыкается, падает, утягивая на землю Люси, так и не отпустившую его руку. Искрящиеся глаза притягивают, зовут в новое путешествие — и он решается пуститься в путь по неизведанной дороге. Он, наконец, выбирает, куда свернуть. Нацу вовсе не удивляется, когда чувствует солнце, растворяющееся на губах: она всегда его обжигает, рассыпая звёзды в жаждущей света душе. Люси опускается рядом, обнимает и шепчет на ухо что-то утешительное, а он лишь морщится: это неправильно. Она не должна его успокаивать, не должна тратить силы на разжигание в нём потухшего огня. Потому что это его работа — делиться пламенем с другими. Потому что ей самой не хватает горящих углей — а она отдаёт их ему. Глупая, глупая Люси. Нацу пытается сказать ей об этом, но вместо слов изо рта вырывается лишь сдавленный крик — сейчас он может лишь отчаянно цепляться за её руки. Он обязательно запретит ей волноваться о таких пустяках — потом. Когда сумеет найти в себе силы выбраться из тёплых объятий. Когда ухмыляющийся Игнил перестанет мерещиться ему на каждом углу. Нацу обессиленно падает на землю, яростно опускает кулаки на размокшую почву и повторяет про себя: «Это всё сон». Его солнечная Люси не могла спалить саму себя, утопив собственный свет в блестящей воде. Вот только дурацкие следователи повторяют одно и тоже: «Она сделала это сама». И он им немного верит — несколько лет спустя. А ещё он зачем-то живёт: Нацу сам назначил себе эту пытку. Вынес приговор за свою вину (он ведь знает, что кроме него никто не мог её погубить). И каждый день приходит к реке, схоронившей одну звезду. Руки трепетно поглаживают мокрые волосы, и Нацу жадно целует когда-то умершую мечту. Ноги погружаются в прозрачную воду и медленно идут по дну: Люси назад всё отходит, увлекая его за собой. Нацу отчаянно пытается ощутить её тепло — но внутри отчего-то всё ещё холодно. Серебристая плёнка накрывает его с головой, а он по прежнему верит в ожившую сказку. Нацу закрывает глаза, счастливо улыбаясь. Теперь он знает: Люси не убивала себя. Капли падают на землю, стекают с её волос, а гребень поблескивает в руках. Она смеётся: следующий путник уже скоро придёт.