Дрифт

И этот аромат твоих духов — Его придумали парфюмеры Богов. Твои глаза освобождают от оков. Твоя душа — мой дом.

Время словно становится резиновым. Я пытаюсь сделать так, чтобы оно шло быстрее, а оно будто не слушается. Идёт всё медленнее и медленнее. Я словно нахожусь в невесомости. Ничего не чувствую, не осязаю, будто плыву в каком-то вязком сгустке жаркого воздуха. Звуки слышатся настолько поверхностно, что у меня невольно создаётся ощущение нахождения в вакууме. Перед глазами лишь тёмная трасса и перевёрнутая чёрная «мазда». Эту картину будто кто-то вбил мне в мозг. Я прокручиваю её раз за разом. Раз за разом внутри начинает что-то болезненно ныть. Вокруг время от времени снуют люди в белых халатах. Они идут, рассматривая какие-то бумажки, тихо переговариваются, изредка бросают на нас настороженные взгляды. У каждого из них на лице такое раздражающее спокойствие и такая безнадёжная усталость, словно они не спят ночи напролёт. Наверно, так и есть. Ведь стрелки медленно и верно приближаются к трём часам ночи. Сердце глухо стучит у меня в груди. Слышу его тихие удары у себя в голове. Слышу, как тихо я дышу. Руки становятся слишком холодными, но хоть перестают трястись. Мой взгляд, абсолютно пустой, прикован лишь к какой-то неведомой точке на белоснежной стене. Вся больница — белая. Этот цвет заставляет мою голову кружится. К горлу уже в который раз подкатывает тошнота. Чувствую, как моей руки касается тёплое прикосновение. Безразлично перевожу взгляд на того, кто потревожил мой покой. Алина, такая же уставшая и разбитая, протягивает мне пакет с пончиками и стакан кофе. Перевожу взгляд на излюбленную пустоту в воздухе. — Не хочу, — тихо говорю я, скрещивая руки на груди и закидывая ногу на ногу. — Ритка, хватит упрямиться. Ты на привидение похожа. Держи, поешь, — строго говорит подруга. — Я же сказала, что я не хочу, — безразлично говорю я. Любое напоминание о еде не вызывает ничего, кроме тупого приступа тошноты. — Прекрати себя терзать. Он жив! Жив, ясно? — Голос Алины становится раздражённым. Каждая нотка её голоса режет по моим ушам, словно подруга говорит в громкоговоритель. — Тогда почему он до сих пор в операционной. Прошло уже два часа. Неужели в его состоянии ничего не изменилось? — спрашиваю я, чувствуя, как в груди что-то противно ноет. Слёзы… Слёзы обжигают глаза. Вокруг всё становится словно сделанным из лавы. — Он жив, — настойчиво повторяет Алина. Я не вижу в её глазах и доли сомнений. — Это я виновата. Если бы не я… он бы не поехал. Во всём виноваты мои тупые страхи. Я — овца, которая шарахается от собственной тени. Я должна была быть в той машине, понимаешь? Я! Не он! — кричу я, закрывая лицо руками. Сжимаю волосы так сильно, что вырываю несколько прядей. Слёзы обжигают щёки горячей струёй. Даже думать страшно о том, что сейчас с моим макияжем. За эту ночь я выплакала все слёзы, которые были у меня когда-то. А всё из-за тупой боли в груди, словно какие-то руки сжали моё сердце и пытаются вырвать его из груди. Алинка грубо хватает меня за руку и сжимает моё лицо в своих ладонях, впиваясь в мою кожу длинными ногтями. Вижу, как горят её карие глаза. Она сама едва сдерживается, чтобы не заплакать. Волосы подруги растрёпаны, одежда грязная, лицо осунулось и словно постарело. Сейчас Алина выглядит гораздо старше меня. Её настойчивый взгляд приковывает мои глаза и заставляет остановить слёзы и очередной приступ истерики. — В этом виновата не ты, Вышнеградская! А этот ублюдок — Минаев! Это он подрезал Кирилла на трассе, это он его едва не убил. Вам ли с Ти не знать, что это такое — едва не быть убитыми этим психом? Вы оба знаете, что это такое. Ты тоже чуть не умерла тогда. Ты пострадала не меньше, чем Незборецкий. Не вздумай ставить его чувства выше своих. Не вздумай оценивать его жизнь важнее, чем собственную, поняла? — грубо и настойчиво говорит Алина, не отпуская моё лицо. Взгляд подруги бегает по мне, слово она ищет ниточку связи со мной, чтобы хоть немного облегчить боль в моей груди. Алина притягивает меня к себе. Моя голова устало повисает на её груди. Подруга шепчет что-то неразборчивое, гладя меня по голове. Я лишь хочу заснуть, забыть всё это и тихо спать в объятиях подруги. Лишь хочу чувствовать себя в безопасности. Не знаю, сколько мы с Алиной сидим в объятиях, только я едва не проваливаюсь в сон. Но, когда мой взгляд ловит силуэт Артура, я моментально вскакиваю на ноги, едва не падаю. К моему счастью и большой удачи рядом оказывается гладкая и холодная стена, на которую я опираюсь рукой. Артур подбегает к нам, запыхавшийся и замёрзший. На его голове красуется ещё не растаявший снег, а щёки становятся красными от ночного мороза. На Артуре лишь лёгкая кожаная крутка на распашку, тёмные джинсы и белая рубашка, в которой он был на вечеринке. В жуткий испуг меня приводят красные пятна на рубашке, которые только слепой может не заметить. Кровь виднеется и на руках, и на лице друга. Алина испуганно кидается на него, осматривая его лицо. Артур аккуратно берёт Алину за руки, давая понять, что с ним всё в порядке. Замечаю, что они так и стоят, держась за руки. Артур переводит на меня встревоженный взгляд, задавая известный мне вопрос. — Я в порядке, — тихо говорю я, не сводя глаз с крови на рубашке Артура. — У тебя кровь… — Это не моя, — устало отвечает Артур. Мы с Алиной переглядываемся и вопросительно смотрим на друга. — А чья? — испуганно спрашивает Алина. Моё дыхание вновь становится сбивчивым. — Кирилла? — спрашиваю я, спотыкаясь на каждой букве в этом имени. — Нет, — мотает головой Артур, словно я сказала какую-то глупость. — Это кровь Минаева. — Ты… — Мои глаза вылазят на лоб. Убить Минаева — очень заманчивая идея, но не настолько, чтобы её осуществлять. Артур смотрит на меня так, словно я недавно сбежала из психушки. — Ты что? Нет, я его не убивал. Просто слегка подправил его морду, пока он не успел сбежать в домик к своему богатенькому папаше и спрятаться, как последний скот, — злобно выдаёт Артур. Мне так хочется его обнять. Он исполнил мою заветную мечту, которой я грезила всю эту ночь — избил этого ублюдка. — Судя по крови, не слегка, — усмехается Алина. — Естественная пластическая операция такому мудаку, как он, никогда не помешает, — едко выдаёт Артур.

Четыре часа назад

Несусь по трассе с такой скоростью, словно мои ноги стали колёсами. Слёзы из-за ветра ползут по щекам. Морозный воздух забирается в лёгкие. Горло саднит, а внутри всё сжимается от звериного ужаса. Больше всего я боюсь увидеть, как «мазда» взлетает на воздух, как она взрывается от вылившегося бензина. Тогда ничего нельзя будет изменить. Пустая ночная трасса, тёмная будто окрашена в чёрный цвет, словно вытягивается с каждым моим прикосновением к земле. Машина будто отдаляется от меня. Срываюсь на крик безысходности, а в ушах лишь звенит ветер и рёв фантомного мотора. Артур обгоняет меня. За пару минут он настигает машину. Когда я наконец прикасаюсь к поверхности чёрной «мазды», вижу, как Артур что-то набирает в своём телефоне, потом прячет гаджет в карман джинсов. Удивляюсь тому, что на друге нет ничего, кроме лёгкой белой рубашки. Колёса перевёрнутой машины продолжают со скрипом крутиться. В голове бушует целая буря эмоций. У меня создаётся ощущение, что меня рвут изнутри. — Вытащи его, умоляю, — кричу я сквозь слёзы, падая на колени перед пассажирским сиденьем. Земля, покрытая снегом, мгновенно остужает мои ноги холодным льдом. Вижу, как Кирилл лежит в машине без сознания вверх ногами. На его лице мелкие ссадины, а так ничто не мешает думать о том, что он всего лишь спит. — Отстегни его ремень, — командует Артур. Аккуратно залезаю в машину. Она начинает шататься, как колос на ветру. Из-за этого сердце уходит в пятки. Не хватало ещё перевернуться в этой тачке. Моя голова ударяется о крышу машины, не обращаю внимания на боль. Дотрагиваюсь до шеи Кирилла. На меня обрушивается такая волна облегчения, что у меня невольно начинает кружиться голова. Мои пальцы чувствуют ровные пульсирующие удары. — Он жив, — слабо улыбаюсь я, отстёгивая ремень. Аккуратно кладу тяжёлые ноги Кирилла на крышу машины. Артур медленно берёт его неподвижное тело под локти, вытаскивая из машины. Я стараюсь хоть чем-то помочь. Когда Кирилл оказывается вне тачки, сама вылезаю из перевёрнутой «мазды». — Да где же они? — недовольно спрашивает Артур, держа Кирилла за голову. На коленях подползаю к парню, кладу голову Кирилла на свои колени. Не выдерживая вида его бледного неподвижного лица, отворачиваюсь. Ладонью глажу Кирилла по голове, в мыслях молясь лишь о том, чтобы он остался жив. Господи Боже, я никогда ни о чём тебя не просила. Но сейчас прошу лишь об одном. Помоги ему. Помоги ему выжить. Он не должен был быть в этой машине. Всё это неправильно. Всё это должно было произойти со мной. Если он выживет, забирай у меня всё, что хочешь. Только помоги ему… Помоги ему, умоляю… Мои слёзы капают на лицо Кирилла. Снимаю с себя пальто и укрываю им Ти. Плевать на чёртов холод. Артур словно нас не замечает, смотрит только в сторону трассы. Кого он ждёт, чёрт возьми? Не сразу чувствую, как за моей спиной кто-то появляется. Инстинктивно притягиваю Кирилла к себе ближе, словно обнимаю своего ребёнка. — Как же грустно получилось. Такой известный рэпер и так нелепо погиб. Жалко, жалко. В моих глазах всё мутнеет от гнева. Глаза начинают подрагивать от дикой злости. Внутри, словно взрывается вулкан, и вся лава вытекает наружу. Руки начинают трястись, словно не мои. Я издаю звук, похожий на звериный рык. — Пошёл отсюда вон, гнида! Никогда не приближайся к нему, ублюдок! Как же я тебя ненавижу! — кричу я не своим голосом, сжимая ткань толстовки Кирилла. Я не могу отойти от него, но, если бы у меня была такая возможность, я бы задушила, видит Бог, задушила бы этого урода. Вцепилась бы ему в глотку, разорвала бы его на мелкие кусочки. — Ты и так испортил мне жизнь! Что он тебе сделал? Что тебе ещё нужно?! Что?! От слёз глаза перестают что-либо видеть. Чувствую, как моего плеча касается знакомая тяжёлая рука. Артур. Он отталкивает Минаева от меня. — Не приближайся к ней! Ты и так сломал её! — кричит Артур. Больше не чувствую его прикосновения. Замечаю, как рядом с нами останавливается машина, чем-то похожая на машину скорой помощи. Из неё вылезают двое крепких парней с носилками. Они совсем не похожи на врачей, но идут точно в нашу сторону. — Артур! — испуганно зову я. Вдруг, это дружки Минаева? Парни кладут носилки рядом со мной. Артур поднимает меня с земли за плечи. — Кто это такие? — Мои друзья. Они отвезут его в больницу, — тихо отвечает Артур. — Я поеду с ним! Артур, я поеду с ним, — истерично выкрикиваю я, смотря, как парни осторожно кладут Кирилла на носилки. Он всё ещё без сознания. — Хорошо, — устало отвечает Артур. Парни уносят Кирилла в тёмно-серую машину. Сбрасываю руки Артура и бегу к машине. Внутри она действительно повторяет машину скорой помощи. Светлый чистый салон с ярким светом, режущим глаза. Забираюсь внутрь, сажусь рядом с носилками. Беру Кирилла за руку и сжимаю так сильно, как могу. Один из парней — высокий брюнет крепкого телосложения — смотрит на меня с сожалением. Другой — блондин пониже, более худощавый — говорит о чём-то с Артуром. К другу подбегает испуганная до смерти Алина. Они о чём-то переговариваются и, подруга направляется прямо ко мне. Алинка садится рядом, сжимая моё плечо. — Артур останется здесь, хочет разобраться с Серёгой, — тихо говорит Алинка. От звука имени этого чудовища внутри всё переворачивается. — Если что, звоните мне сразу, — говорит Артур, сжимая руку Алины. Друзья смотрят друг на друга очень долго, словно ведут немой диалог, слова которого известны лишь им. Потом друг захлопывает огромную дверцу машины. Всю дорогу до больницы, я смотрю только на бледное лицо Кирилла и молюсь, чтобы его грудь продолжала медленно вздыматься.

Настоящее время

— А где Сашка? — спрашиваю я. Не хватало ещё, чтобы с другом что-то случилось. — Саня поехал с сынком Михельсона договариваться с полицией, чтобы дело замяли, — отвечает Артур, а я облегчённо выдыхаю. Взгляд Артура становится печальным и испуганным. — Как Кирюха? — спрашивает Артур, обнимая Алину за плечи. Я опускаю голову, сжимая руки в кулаки. — Врач ещё не выходил из операционной, — отвечает Алина. Мысленно благодарю её. Думаю, что если бы я попыталась что-то сказать, то разрыдалась прямо на этом месте. Артур устало опускает голову, сжимая ладонь Алины. Друг подавлен не меньше, чем я. Меня начинает бить озноб. Белая дверь операционной открывается. Моё сердце начинает стучать так быстро, словно сейчас вырвется из груди. Врач — высокий тучный лысый мужчина с приятным лицом, снимает с себя маску. Подбегаю к нему. — Как он? — спрашиваю я. Лицо доктора усталое. Он смотрит на меня так долго, что мне в голову начинает лезть самая страшная в мире мысль. От нетерпения моё тело начинает бить дрожь, а мысли в голове начинают путаться. Потом сухие губы доктора дёргаются в лёгкой улыбке. — Всё хорошо. Парень крепкий. Отделался сущим пустяком. Пара ссадин, синяков, растяжение левой ноги. У него весьма сильный ушиб грудной клетки. Но мы вовремя сделали операцию. Сейчас его состояние стабильно. Думаю, что даже сможем выписать его через неделю. Но только при условии, что парень будет находиться в абсолютном покое дома, — говорит врач. Каждое его слово успокаивает меня, словно мне рассказывают какую-то сказку на ночь. Я облегчённо улыбаюсь, когда чувствую, что боль в груди отступает. Алина и Артур ещё о чём-то говорят с врачом, а я украдкой заглядываю в дверь операционной. Врачи копошатся у стола, на котором лежит спящий Кирилл. Он лежит так неподвижно, что от страха у меня начинают трястись конечности. И всё это из-за меня. Вздрагиваю, когда моего плеча касается мужская рука. — Девушка, сейчас он под наркозом. Вы совсем скоро сможете навестить его, — добродушно улыбается врач. Кирилл отходит от наркоза ближе к шести часам утра. Всё это время ни я, ни Артур не отходим от его палаты ни на шаг. Только Алинка пару раз приносит нам чашки бодрящего кофе. Больше подруга не предпринимает бессмысленных попыток меня накормить, за что я ей очень благодарна. В очередной раз из палаты Кирилла выходит медсестра — худенькая девушка лет двадцати пяти с приятной внешностью и длинной рыжей косой на бок. Она смотрит на нас, улыбаясь. — Ваш друг проснулся. Можете его навестить. Только не долго. Пациенту нужен покой, — говорит она и медленным шагом покидает коридор. Я вскакиваю с места, словно мне под свитер залили кипяток. Мои ноги начинают дрожать. Что мне сказать ему? Как смотреть ему в глаза после случившегося? Захочет ли он вообще говорить со мной? На моё плечо ложится лёгкая женская ручка. Алинка легко подталкивает меня к открытой двери, в которой уже исчез Артур. — Я думаю, что пришло время сорвать все маски, — вздыхает Алина. Я непонимающе смотрю на подругу. — Ты о чём? — спрашиваю я. Алинка смотрит на меня, выдавливая вымученную улыбку. — Ты знаешь, о чём, — говорит она, приглашая меня войти. От её слов по коже бегут мурашки. На ватных ногах я захожу в палату. Ничего примечательного она из себя не представляет. Конечно, эта палата по сравнению с той, в которой лежала я — люкс-класса. Всего лишь одна белоснежная кровать, несколько тумбочек. Небольшой шкаф, видимо, под одежду. Маленький диванчик с креслами в углу. На стене напротив кровати висит небольшой плазменный телевизор. Да уж, эта больница позаботилась об известном пациенте. Артур сидит к нам спиной на стуле рядом с кроватью. Кирилл лежит на кровати. Дреды с него сняли. На его бледном лице виднеются пара кусочков пластыря, таких же, какие были у меня когда-то. Его уже переодели в больничную пижаму, состоящую из серой футболки и чего-то, что скрыто под белым одеялом. Бледные исцарапанные руки, на которых в нескольких местах виднеются ужасные синяки, лежат по швам. В правую руку воткнута иголка, заканчивающаяся маленькой трубочкой, соединяющей иголку и пузырёк с препаратом. Никогда не любила капельницы. Внутри всё сжимается от напряжения. Алина становится позади Артура, благородно улыбаясь Кириллу. Ти выдавливает из себя лёгкую улыбку. Его глаза полузакрыты, но он явно видит и слышит всё, что происходит вокруг. Я держусь немного в стороне, закутавшись в больничный халат. — Как себя чувствуешь, брат? — спрашивает Артур, наклоняясь к Кириллу. Ти широко улыбается. — Как будто по мне бульдозер проехал. Кстати, я не так далёк от истины, — подмигивает он. За такие шутки охота отвесить ему подзатыльника. Он ведь мог погибнуть. — Шутишь, уже хорошо, — смеётся Артур. Он до сих пор не сменил окровавленную одежду. Кирилл замечает это. — Чува-ак, чё с твоей брендовой рубашкой? Не говори, что я виноват, — говорит Кирилл, силясь поднять левую руку и указать на одежду Артура. — Это кровь Минаева, — сухо отвечает Артур. Взгляд Кирилла на секунду становится туманным, словно парень находится в другом мире. Замечаю, как сжимаются его кулаки, а скулы становятся видны ещё отчётливее. — Слушай, выведи её и подари мне в баночке на память. Поставлю на хате, как трофей, — с сарказмом говорит Кирилл, но в его голосе сквозит ненависть, которую сложно не расслышать. — Засчитано, — смеётся Артур. Парни обмениваются ещё несколькими шутками. Алина бросает на меня взгляд и кладёт руки на плечи Артура. Как и Саша на понимает меня без слов. — Та-ак, внизу есть кафетерий с твоими любимыми пончиками. Ты весь день о них мечтаешь, так что пойдём, а Кириллу надо отдохнуть, — говорит Алинка, поднимая Арчи с дивана. Кирилл начинает звонко смеяться, тыча в друга пальцем. — Алинка, Арчи и так себе харю отъел. По-моему, пончиков ему хватит, — говорит Кирилл. — Тебе его общества тоже вполне достаточно. А то от такого прилива энергии скоро летать начнёшь, — бросает Алинка, толкая Артура к выходу. По пути подруга шепчет мне на ухо тихое «Не за что». Я улыбаюсь подруге. Алина и Артур продолжают о чём-то спорить, но звук их разговора стихает, когда они захлопывают дверь палаты. Обстановка становится, словно намагниченная. Мне кажется, что стук моего сердца отлетает от стен и ударяется об мою голову. Я глубоко вздыхаю, присаживаясь на кровать Кирилла. Вижу, как ужасно выглядят его руки вблизи. Синяки вьются по бицепсам, кистям рук и даже по пальцам. Даже на лице ситуация менее катастрофическая. Появляется желание провести рукой по этим гематомам, чтобы узнать какие они на ощупь. Вовремя одумываюсь, отрывая взгляд от рук Кирилла. — Идиот, — вырывается у меня. Кирилл добродушно улыбается, закатывая глаза. — Я знал, что ты это скажешь, — хриплым голосом говорит он. От его голоса по коже бегут мурашки. Не смотря на сарказм и вечные шутки, его лицо быстро принимает серьёзное выражение. Я опускаю голову, чувствую, как щёки наливаются краской. — Прости меня, — тихо говорю я. — За что? — удивлённо спрашивает Кирилл. — За то, что вместо меня в той машине пришлось оказаться тебе. За то, что я струсила тогда, когда не должна была. За то, что позволила этому ублюдку покалечить тебя, — говорю я, с трудом сглатывая слёзы. — Ты не виновата в том, что этот мудак из-за собственного самолюбия сошёл с ума. Ты не виновата в том, что он подставил тебя два года назад. И, по-моему, по сравнению с тем, что было с тобой, я всего лишь пальчиком порезался, — серьёзно произносит Кирилл. В его голосе слышатся нотки сожаления и ненависти. — Тебе просто повезло, — отчаянно говорю я, поднимая на Кирилла взгляд. — Если бы бензин вылился… ты бы взлетел на воздух. Кирилл смотрит на меня, грустно улыбаясь. Его ладонь касается моей. — Но этого не случилось, — медленно говорит он, прожигая меня взглядом. Он опускает глаза на мою руку и устало улыбается. — Теперь бинты носишь? Тебе идёт. — Я знаю, — серьёзно говорю я, смотря на то, как медленно переплетаются наши пальцы. Перед глазами вновь пролетает вчерашняя вечеринка, словно я пересматриваю какое-то кино. — Ты хотел что-то сказать вчера. Кирилл крепко сжимает мою ладонь. Невольно вздрагиваю. В глазах не секунду темнеет. Голова начинает кружиться. — Я хотел извиниться за то, что сказал тебе тогда у меня дома, — тихо говорит Кирилл. — Как Саша, кстати? Я хмурюсь. — При чём тут Саша? — Вы целовались. Или скажешь, что это был дружеский слюнообмен? — усмехается Кирилл. В его голосе опять слышится ненависть. Я невольно улыбаюсь. А ведь я добилась того, чего хотела. Кирилл ревнует. — Чего ты лыбишься? — Ну-у, это действительно был дружеский слюнообмен. Я хотела тебя проучить, — небрежно говорю я. Кирилл начинает смеяться. — Проучить? Меня? — спрашивает он с иронией в голосе. — Да, я… Хотела, чтобы ты ревновал, — честно признаюсь я, опуская взгляд вниз. Выходит, что я дважды подставила Кирилла. От подобных признаний мне становится очень стыдно. Боковым зрением замечаю, как Кирилл приподнимается и садится на кровати. — Ну и как? Думаешь, сработало? — тихо спрашивает он, обжигая мой затылок тёплым дыхание. Опять этот пьянящий запах… Мне становится щекотно. Поднимаю взгляд на Кирилла. Наши глаза встречаются друг с другом, словно наэлектризованные лазеры, того и гляди мы прожжём друг друга. — Нет, — говорю я шёпотом. — Это был глупый план. У меня есть другой. — Какой? — спрашивает Кирилл, переводя взгляд на мои губы. Я приближаюсь к нему чуть ближе. Расстояние между нами сокращается до всего лишь одного сантиметра. — Целовать других больше не позволю. Хватит с меня унижений. — Скажи честно, ты поехал, чтобы повыпендриваться перед другими? — спрашиваю я. Кирилл серьёзно смотрит на меня. — Если бы я хотел повыпендриваться, я бы придумал нечто более умное. Я поехал, потому что не мог смотреть на то, что этот урод с тобой сделал, — отвечает Кирилл. — Мне кажется, что я ненавижу тебя, но… — тихо говорю я, опуская глаза. — Не беспокойся, малая. Я тоже ненавижу тебя, — улыбается Кирилл, запуская руку в мои волосы, отчего мне становится щекотно. По телу бегут тысячи мурашек, заставляя меня дрожать. Кирилл целует меня сначала в щёку, медленно ползёт губами к губам. По моему телу пробегает ток, словно в любой момент я могу ударить Кирилла собственным напряжением и убить. Я смотрю в его глаза и, наши губы, наконец, встречают друг друга. По телу снова пробегает ток…