Крылья

Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются. © Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

Марина приплясывает босиком по старому паркету, и бурые доски со стёршимся лаком скрипят под её ногами. Она стреляет в распахнутый чемодан чёрными трусиками от купальника, натянув их между пальцев, как тетиву, напевает в хрипловатый голос, и фальшивые ноты задорно взлетают под потолок. Руслан даже сказать ничего не может. Слова гремят какофонией в его отяжелевшей голове — и не хотят собираться в предложения. Нет, ему не больно от её ухода — как-то тесно, будто весь мир, сузившись до их светлой квартирки, темнеет и давит на него со всех сторон, что хочется раздвинуть его локтями. Ему не больно — и в этом настоящая катастрофа. Это похоже на рак: если после курса химиотерапии ты чувствуешь себя хорошо, то она не работает; метастазы проедают в тебе дыры незаметно для самого тебя; ты сдохнешь. Руслан отмалчивался слишком долго, он должен остановить её, накричать на неё, дуру такую, залепить ей пощёчину, он должен ей что-то сказать, вот только что? «Я тебя люблю»? Не поймёт. Одни и те же слова звучат для них будто на разных языках: Руслан и Марина давно друг друга не понимают. — Ты нужна мне, — наконец проговаривает он, потупившись. Оторвавшись от полусобранного чемодана, она запрокидывает свою глупую лохматую голову, одёргивает платье и переплетает худые руки под грудью; выглядит настолько неестественно расслабленной, что почти агрессивной. Это какой-то сюр, гон, абсолютная лажа. В знакомой оболочке красивого тела сидит чужая душа. Эту Марину Руслан не узнаёт. — Именно что… нужна. Ты меня не хочешь — я тебе нужна. Как вещь, которой можно удовлетворить конкретную потребность. Найдёшь другую, — она неопределённо пожимает плечами. — Хорошую гладкошёрстную девчонку без загонов и претензий на лучшую жизнь. — Лучшую жизнь? — непонимающе переспрашивает Руслан, вперившись в её циничные глаза ошалелым взглядом. — Да это вообще на тебя не похоже. Марина упирает руки в бока. — А что на меня похоже? Марина — принципиальная, бескорыстная и порядочная, честная и открытая. Руслан живёт среди мразей, и она — единственное чистое пятно. — Ты не продаёшься, — отрезает он. — Кто угодно, но не ты. — Продаются все, — заявляет она, скривившись. — Главное — не продешевить в этом вопросе. Это, конечно, зависит от того, что ты надеешься получить взамен. — И что же ты хочешь получить взамен? Представить себе не могу, за что можно было бы заплатить такую цену. Нет, ответь мне, Марина, ради чего, чёрт тебя побери, ты стала шлюхой этого безмозглого торчка? Зная о твоих отношениях с его семьёй и твоих взглядах на жизнь… Ещё и замуж за него собралась… ненормальная. Красивой жизни захотелось? Ни за что не поверю. Это не ты. — Люди меняются, взгляды на жизнь — тоже. Только идиоты остаются прежними со своей непоколебимой уверенностью в собственной правоте, — парирует Марина, улыбаясь. — Я им даже завидую, этим счастливым дуракам. Познавшие дзен люди… Никаких тебе сомнений, угрызений совести… Никакого развития. — Ты другая, — чуть менее уверенно; голос изменяет Руслану. — Ты не такая, как все люди… Марина разводит руками: — Людей ты не любишь. И меня — тоже. Я… такая. Не надо изобретать для меня несуществующие качества только потому, что тебе хотелось, чтобы я такой была. Я… другая. Совершенно не то, что тебе нужно. Не функция женщины, не лейкопластырь, не строительная пена, которой можно залатать в себе дыру, чтобы не свистело. Или чего там тебе в жизни не хватает. Я… не кукла, Руслан. Я — живой человек. — Знаю… — робко вставляет он, на что Марина только усмехается, прижав кулак к губам, изогнувшимся в выстраданной улыбке. И вдруг его отпускает. Руслан смотрит на неё — и больше не видит нимба над её лохматой головой; Марина Морева никогда не была святой, не была цельной, за ней больше не хочется тянуться. Она — всего лишь амбициозное решето, которое надеется стать кастрюлькой. Так хули Руслан относился к ней так, будто у неё есть философский камень, ключ от всех дверей и ответы на все вопросы, будто эту жизнь она уже прожила дважды? Ни о чём больше её спрашивать не хочется. И останавливать её — не хочется. Пусть идёт и поступает, как считает нужным. Она ведь абсолютно пустая. Руслана распирает то ли от смеха, то ли от тошноты. Он давится огнём собственного дыхания. И как его Марина умудрилась за глупые десять минут так безвозвратно деградировать в его глазах? Спустя час Руслан стоит в обволакивающей тишине хрущёвки — такой невыносимо большой для него одного. Марина, которую он знал, смеётся ему с фотографии на стене, рядом — полочка с иконами; расплавленная летней жарой церковная свечка, изогнувшаяся в пыльном подсвечнике, и деревянные чётки. Она ведь верила в Бога, его Марина. Марина, которую он знал. Руслан выглядывает в окно — и видит, как таксист забрасывает её чемодан в глубокий багажник чёрного джипа. И всё вокруг вдруг становится чёрным. Его Марина ушла. И, уходя, погасила весь свет.