Крылья

Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут! © Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

2011 год Руслан возвращается за полночь, осторожно прикрывает за собой дверь, оставляя за порогом невыносимо долгий день. Расшнуровывает мокрые от раскисшего весеннего снега ботинки и стягивает с усталых плеч куртку с въевшимися запахами наркопритонов и дорожного смога, крепкой заварки, жжёного бензина и дешёвых сигарет. Сам он не курит — но все вокруг курят раздражающе много, даже его Марина. Она безбожно много курит, так, что он, бесшумно прокрадываясь в комнату, проваливается в густое табачное облако; в кулёчке из простыней угадываются женские ноги, на тумбочке рядом с кроватью на стопке конспектов — пепельница, забитая тонкими мятыми фильтрами от «Vogue». И Руслан почти с ней не воюет. Так, возмущается для проформы. Получается не особенно убедительно: — Кукла, может, это для тебя новость, но постель предназначена не для этого. — О-о да, — протягивает Марина. Раскутавшись, она разбрасывает худые руки над головой, прогибается в узкой спине, встаёт на лопатки, разминая косточки, ведёт бёдрами в кружевных шортиках. Руслан липнет взглядом к выпуклым узелкам сосков, невыносимо угадывающимся под полупрозрачной тканью лифчика; в вакууме головы плавают жаркие мысли. Эта грудь… Ему хочется… втянуть в рот эти соски… поочерёдно. И кусать. Прямо сквозь кружево. — Есть много занятий намного приятнее курения… Правда, тебя не было так долго, что пришлось справиться самой. Вот так. Для тебя ничего не осталось, — бесстыжая улыбка прорезает на её щеках хитрые скобочки. — Как-нибудь в другой раз. Вязкий воздух врывается в горло и оседает тяжёлым напряжением во всём теле. Руслан отворачивается и усмехается в стиснутый кулак: — Стервозина. — Скажи, что тебе это не нравится. Ему не нравится, что Марина курит в его постели, но слишком нравится то, какой сукой она умеет быть. Если бы не это, как бы Руслан смог её трахать, такую безупречную и во всём правильную, как бы он имел её грязно, мокро и глубоко, до хриплой истерики, если бы в этой девчонке не было никакой гнильцы? — Мне не нравится, что ты куришь в моей постели, — отрезает он с напускной строгостью. — Ну извини. Эти лекции по анализу хозяйственной деятельности не усваиваются без никотина… — Об этом я и хотел с тобой поговорить. — О тяжести бытия с бестолковой курящей девушкой? — А сощуренные льдинки серых глаз смеются. Руслан вздыхает, опускаясь на край постели. — Ты не бестолковая. Просто менеджмент — не твоё. Вот и давишься им через силу. — Да кому это вообще интересно? Бабло, бухучёт, управление, купи-продай… Всё это как-то безыдейно, что ли, — бурчит Марина в потолок, закрывая лицо руками. — Было бы мозгов побольше, поступила бы на физтех. Для бюджетного отделения ей не хватило всего нескольких баллов. — Я считаю, тебе нужно перевестись. — Согласна, — кивает она, не глядя в его сторону. — Только денег на учёбу у меня нет. — Руслан приподнимается, чтобы выудить из кармана сложенный пополам конверт. — Это что? — Деньги на учёбу. Её низкий вздох с едва различимым стоном не предвещает ничего хорошего. Обмотавшись простынёй, как римской тогой, Марина садится в постели, поджимая ноги под себя. — Я вижу. Откуда? — Твоя мама сегодня заходила… — начинает Руслан, но осекается; мелкие морщинки покрывают её лоб тревожной сеточкой. Марина строго поджимает губы и скрещивает руки на груди. — Не продолжай. Я не возьму эти деньги. Руслан подозревал, что она не согласится. Иначе с чего бы её матери тащиться к нему на работу и выдумывать неправдоподобный предлог, чтобы не передавать деньги своей дочери лично? — Это какая-то нездоровая гордость или что? — недоумевает Руслан. — Не хочешь принимать от меня подарков — ладно. Это… странно, но ладно, я готов принять твою точку зрения, это твой выбор, твои принципы, в конце концов, за это даже можно тебя уважать. Но это! Мариш, это же твоя мама. Ты — её единственная дочь, кроме тебя у неё нет никого родного, и она хочет, чтобы ты была счастлива. Почему ты не можешь принять от неё эти деньги? — Потому что моя мама — хореограф в театральном училище, и, чтобы оплатить мне год обучения в вузе, ей нужно работать полгода, при этом не есть, не одеваться и не платить за жильё. Она не может себе этого позволить, и это, — Марина кивком указывает на конверт, — не её деньги. Это Королёв подсобил, больше некому. — Даже если и так, — вставляет Руслан. Зря. Марина припечатывает его взглядом, задирает нос, разводит плечи; в её глазах — жгучая лава. Почти пустая пачка сигарет, подцепленная с тумбочки, подпрыгивает в её руке. — Дают — бери, бьют — беги. Так, что ли? — она выкашливает рваные смешки и вынимает искривлёнными губами сигарету. — Нет, Руслан, со мной такое не работает. Он знает, что не работает, — и Марина, как ему кажется, этим всё время мучается. Есть девушки, которые не продаются и ни у кого не ходят в долгах — и их невозможно купить. Ни за деньги, ни за связи, ни за комфортную жизнь. Ни даже за любовь. Такие, как его Марина. Она не льнёт к любой протянутой руке, как уличные дворняжки. С голоду будет умирать — помощи не попросит. — Я никогда не рассказывала тебе об отце, — вдруг говорит она, морщась от глубокой затяжки, и кладёт пепельницу в складки простыни. Причём здесь её отец? Он давно умер. Руслан всматривается в её нестерпимо взрослое лицо. Марина всегда выглядела старше своих лет, и не было в ней даже намёка на ребячество; девочка, росшая без мужской любви, то ли повзрослевшая слишком рано, то ли навсегда законсервированная в своей детской пустоте. И всё-таки… Всё-таки. Она такая маленькая. Восемь лет разницы между ними ощущаются как никогда, и, господи, как ему хочется вытащить из неё эту девочку, запертую внутри. Дать ей выговориться, выкричаться, выплакаться. Руслан тянет руку к её щеке и прячет желание до неё дотронуться, убирая за ухо непослушный локон. Марина отдёргивается от случайного прикосновения, как ужаленная. И улыбается, встряхивая головой. Эта её циничная ухмылка, сбивающая с толку, безрезультатная попытка казаться неуязвимой. Марина Морева не переваривает жалость. Ни в каком виде. — Причём здесь твой отец? Он вроде умер, когда ты была маленькой. — Погиб, — поправляет Марина, рассекая ребром ладони дымную взвесь, — мама говорила, что он был спецназовцем и подорвался в Чечне. Ложь, конечно. Мой отец был обыкновенным бандитом, который хотел, чтобы его семье жилось хорошо. Таким же, как Денис Королёв. Они были друзьями. Или как там у вас говорят? Корешились. — Руслан не торопит её, наблюдая за подрагивающими длинными пальцами, сминающими сигарету. — Ты никогда не спрашивал меня, с чего бы Королёву помогать моей семье, а я, знаешь, думала. Мой отец погиб в перестрелке… насколько знаю, из-за Королёва и впрягся в это дерьмо. — Откуда ты знаешь? Марина как-то виновато пожимает плечами: — Илья рассказал. — Что за Илья? — Его сын. Ну, помнишь, тот парень, благодаря которому мы с тобой познакомились? — Тот клубный обдолбыш? Забудешь тут, — усмехается Руслан. — Это был единственный раз, когда я соблазнился на взятку. В виде номера мобильного телефона. Ты так… проникновенно просила не увозить этого придурка в отделение, что я не смог устоять. Марину заметно передёргивает, и губы кривятся в отвращении. — Это сын Королёва. Балбес тот ещё. Вечно влезает в задницы разной глубины, а мне его выковыривать. Друг семьи, хули. Если честно, обрыдло до чёртиков. Мне было мерзко есть их хлеб, когда обо всём узнала, и я не хочу больше чувствовать себя обязанной этим людям ни дня. Мама… противно смотреть, как она перед Королёвым стелится. Вообще себе не принадлежит. Впрочем, пусть делает, что считает нужным, а мне эти грязные деньги не нужны. Я хочу быть свободной и спокойно спать по ночам, не думая, откуда они взялись и чем мне придётся отплатить за такую щедрость. Что? — хмурится она, взглянув на Руслана. — Это глупо, я знаю. — Отказываться ради своих принципов от шанса получить хорошее образование? — Да. Мне все говорят, что я идеалистка… как будто это что-то плохое. Если и ты считаешь это воспалённым бредом детской фантазии, ну извини, — Марина разводит руками, скупо ухмыляясь. — Гордость дорога в обслуживании, но по-другому я не умею. Можешь считать меня идиоткой. Руслан вздыхает — несмотря на тяжёлый дым, вставший перед лицом, ему становится проще дышать. Рядом с ней тепло и нестерпимо много света, и в усталом теле трещит каждый мускул, приятно расслабляясь. Будто Руслан вернулся с войны, а дома его так ждали… — Да нет, это… То, к чему хочется стремиться. Этакий оазис чистоты в человеческой клоаке, вымирающий вид. Рядом с ней Руслан лечится от грязи, в которой гниёт заживо каждый день: по долгу службы он имеет дело только с мразями и конченными подлецами. «Чем больше узнаю людей, тем больше я люблю собак» — чертовски про него и чертовски не про Марину Мореву. За ней хочется тянуться. Если бы не эта девчонка с порядочностью в стадии перманентного обострения, в нём бы уже потухла агонизирующая вера в человечество. Если бы не Марина, Руслан бы давно поставил крест на своей борьбе.