Дверь

Я возвращаюсь домой, моля о том, чтобы не встретить Дженсена. Не представляю, как смогу смотреть в его зеленые глаза после такой безумной ночи с другим мужчиной. Дом встречает меня пустотой, и я впервые этому рада. Принимаю душ, смываю горячими струями воды все бесстыдство, всю греховность, все предательство. Остается только сладкая истома и расслабленность. Если разобраться, это ведь и не измена совсем. Мой муж ведь погиб пятнадцать лет назад. Мне почти удается успокоить свою совесть, и я мгновенно засыпаю. Просыпаюсь от запаха горячего кофе, с трудом открываю глаза и вижу своих деток, сидящих возле моей кровати. — Мама, ты проснулась! Наконец-то! Ты совсем забыла, что мы сегодня идем в цирк, — маленькая златовласка забирается ко мне под одеяло и обвивает меня холодными ручонками. — Господи, а времени сколько? — мне кажется, что я закрыла глаза всего минуту назад. — Уже восемь, мы тебя столько ждем! Папа принес тебе кофе, пей, а то остынет. Дин смотрит на меня с детской обидой и взрослой снисходительностью. — Ну, если это папа сварил мне кофе, то тогда все, я сейчас встану, выпью, оденусь… — я все время проваливаюсь в дрему, малышка Сэм тихонько посапывает под боком. Дин вздыхает и тоже ложится рядом со мной. Я укутываю его одеялом и окончательно проваливаюсь в сон. Просыпаюсь внезапно, мне жарко под тяжелым огромным одеялом. Уткнувшись носом в мое плечо, слева посапывает Сэм, справа спит Дин. А рядом с Дином лежит Дженсен. Он спит, сильные руки обнимают нашего сына. Длинные ресницы отбрасывают тени на гладко выбритые щеки. Волна нежности, покоя, счастья поднимается изнутри, затапливая все уголочки моей души, выплескивается слезинками по щекам. Протягиваю руку и подушечками пальцев провожу по красиво изогнутым бровям, разглаживаю складочку между ними. От моих почти невесомых прикосновений зеленые глаза широко распахиваются. Дженсен не шевелится, молчит и смотрит на меня. Я не убираю руку — будет ли еще у меня возможность прикоснуться к любимому лицу? Обвожу паутинку морщин возле глаз, чувствую теплоту кожи, прикасаюсь к губам. Эти губы всегда были моим наваждением, наказанием и самой большой наградой. Чувственные, мягкие. Совершенные. Сладкий озноб проходит электрическим разрядом по телу. Пальцем чуть давлю на нижнюю, вижу, как темнеют зеленые глаза. Дженсен слегка прикусывает подушечку моего пальца зубами. Еще один электрический разряд. Медленно проводит влажным языком по месту укуса и с силой втягивает весь палец себе в рот. Горячо, влажно, сладко. И все это, не отрывая от меня горячего взгляда. Невозможно даже представить, что могло случиться дальше, но заворочались дети. Отдергиваю руку и несусь в ванную. Это самый замечательный день в моей жизни, награда за все однообразные дни. Позавтракав, мы всей семьей идем в цирк, потом на аттракционы, заходим пообедать в пиццерию. Веселье, радость, восторги розоватой сладкой пеной окружают нас. А горячий взгляд зеленых глаз, не отпускающй меня ни на секунду, делает день волшебным. Вечером я купаю Сэм, заплетаю ей кучу косичек и укладываю детей спать. Сладкая дрожь предчувствия сбивает дыхание и заставляет дрожать пальцы. Я вхожу в гостиную — Дженсен разжег камин, на столике стоит бутылка вина. Сам он сидит в кресле и задумчиво смотрит на огонь. Золотые блики огня делают его лицо просто до невозможности красивым. Я подхожу ближе и сажусь в соседнее кресло. Дженсен молча протягивает мне бокал с вином. Мы сидим очень долго, смотрим на огонь — и каждый думает о своем. — Почему это произошло с нами? — этот вопрос не давал мне покоя, что-то случилось в той, другой моей жизни. Мне необходимо знать причину. — На какое-то время мы просто забыли, что любим. Я уже говорил, это моя вина. Слишком много работал, забывал о том, о чём не должен был. Не дарил цветов, не водил в кино, не играл с детьми, не целовал тебя. — Хриплый голос полон боли и горечи. — Значит, мы стали как все? И наша любовь ушла, как у других? Два чужих человека, живущие под одной крышей? У каждого свои радости, своя жизнь, свои тайны. — Это не укладывается у меня в голове. Это неправда, такого не могло случиться. Я слишком его любила, чтобы забыть об этом. — Нет, любовь не ушла, просто мы забыли о ней. Я забыл. — Слишком много вины, раскаяния. Понимание начинает холодом сковывать меня. — У каждого свои измены, — я произношу слова помертвевшими губами, и они кусками льда падают между нами. Дженсен вздрагивает, как от удара. Он швыряет бокал с вином прямо в огонь, взметнувшееся пламя ярко освещает красивое лицо. Лицо человека, которого я любила, который меня предал. — Это было два года назад, а ты все никак не можешь простить и забыть?! Это была просто ошибка, просто секс и ничего больше! — Дженсен присаживается рядом со мной, забирает бокал из моих дрожащих пальцев. Он смотрит мне в глаза, гладит мои руки. В его зеленых глазах столько муки, боли и тоски. — Просто секс. — Мне все становится понятным. Джаред. Это только секс, это моя месть, моя боль, мой ответ на предательство. — Прошло уже два года, а ты так и не простила меня. Я сказал, что буду ждать столько, сколько нужно. Но ты так холодна. Сегодня ты в первый раз прикоснулась ко мне. А последние полгода для меня стали просто невыносимыми. Знать, что ты уходишь к другому, представлять, как другой тебя целует. Энн. Я не могу так больше. — Это только секс, — я повторяю его слова, и неожиданная сладкая дрожь пробегает по позвоночнику. Джаред. Сильные руки, горячее тело, требовательные губы, насмешливые серые глаза. Лицо Дженсена бледнеет так сильно, что явственно проступают веснушки. Зеленые глаза потухли, он выпускает мои руки, поднимается и идет к двери. — Эти последние недели я начал думать, что ты, наконец, простила меня. Что мы сможем начать все сначала. Я очень люблю тебя, я очень виноват. Я обещал ждать, но это слишком больно. Я не могу. Нам нужно развестись. Дженсен уходит, а я вновь остаюсь одна. Наедине с огнем, болью и своими мыслями.