Пепельный друг

      Свежесть прохладного утра объяла долину. На зелёных равнинах поползли дорожки белого тумана, стелющегося под ногами. Густые леса наполнились песнями птиц и суетливой привычкой животных. На востоке стало светло.       Звёзды ещё не пропали с небосклона, но уже начинали засыпать. Четыре часа утра. По холмикам, по каплям росы, по журчащим ручейкам, по поваленным деревьям, по утренней дымке и изученным тропам прошли босые ножки, озябшие, но счастливые. Коротенькие коричневые штанишки чуть ниже колен и беленькая, ещё чистая майка, ботиночки на шнурках в руках и большая старая советская фуражка на мягких чёрных вьющихся волосах, да сумочка для мелочей на поясе. Мальчишка шёл в припрыжку.       Он дошёл до корявого исполинского дерева, которое возвышалось одиноко над лугом, как предводитель, а его войска, леса, что росли позади, в полукилометре от него. Мальчик любил лазать по причудливым ветвям, излюбленное занятие, особенно по утрам, когда солнце только вставало: если подниматься по самой толстой и длинной ветке, осторожно, чтобы не сорваться, то можно было оказаться на самой кроне дерева и увидеть всё-всё! И бесконечные луга с их кустарниками и травами, и игривые дорожки бегущие от самого селения, и даже красную крышу дома мальчика, и небо, и горы, очень далеко, их хребты видны только отсюда, не ближе не дальше, только с этого дерева, а ещё ветер, сильный и порывистый. Он дует прямо в лицо, так, что ничего не слышно, только шумный ветряной поток, закладывающий уши и обнимающий всё, что попадается ему на пути. И сегодня над зелёной кучей появилась маленькая голова, но уже без фуражки, которая осталась у могучих корней. Удивлённые серые глаза смотрели на давно известную картину, но каждый раз открывая для себя новый мир.       Обычно, это дерево становилось последним приключением непоседы, но…       Лес… Тёмный, высокий, густой… И мальчик, стоящий рядом с чащей и смотрящий на верхушки деревьев. Он туго натянул фуражку и сделал твёрдые шаги вперёд с предельно серьёзным лицом, словно вступая в бой с районным хулиганом. На голой опушке по-прежнему возвышалось корявое дерево, оно смотрело на шорохи кустов, сокрывших человека, с какой-то печалью. Может оно не хотело отпускать мальчика, а может морщинистая кора загрубела и уже просто не могла изобразить на себе радость.       За стеной колючих, жёстких, прытких кустарников мальчик отыскал чудную полянку. На изумрудной травке играли солнечные зайчики, а за деревом прыгал настоящий. Рыжая белка быстро скакала под куполом леса. Сквозь листву пробивались золотые лучи. Они плавали в капельках росы и грели землю. Мальчишка стоял весь в мелких царапинках, которые оставили ему ветки кустов, задевавшие нежную кожу и цепляющиеся за одежду. Он с опаской снял фуражку и на носочках пошёл дальше, стараясь как можно меньше топтать первозданную природу. Но заглядевшись на всю эту красоту, парнишка не заметил сломанную ветку и споткнулся о неё, поскользнулся на свежей траве и скатился кубарем с пригорка. На его счастье он не врезался ни в одно дерево, но просквозил несколько кустарников, а затем упал прямо между колючими кустами. Он встал, отряхнулся и потёр нос, сильно болела щека — ветка шлыстнула прямо по лицу. Он дотронулся до щёчки, на ней горел красный огненный след, а местами белый и синеватый, но тут же пальчики пришлось отдёрнуть — боль стала сильнее и ярче, а потом жгучим ручьём лавы из пореза на лице потекла кровь и капнула с подбородка на одежду. Белая маячка порвалась и испачкалась, на штанишках остались серо-зелёные полосы от травы и грязи, а на ногах и руках появились раны и царапины, небольшими каплями сочилась кровь. Всё стало пыльным и липким, теперь больные места пульсировали чаще. Грязный, растрёпанный мальчишка осмотрел себя, плечи опустились, прямая осанка так и пропала, а опущенные руки разочаровано поднялись, из уст вылетело непроизвольно: «Вот от мамы достанется!» Смирясь с грядущим наказанием, мальчик осмотрелся. Перед ним предстала ужасная картина. Поваленные деревья, сожженные пни и древесина, от травы осталась только чёрная тень, молодые корни тоже сгорели. Словно чёрно-белое кино, показывающее смертельные последствия пожаров. А в центре этой печальной погоревшей опушки обугленные, сломанные, страшные доски, закоптелые каменные стены, разбитые окна, скрипучая отваливающаяся дверь и старые воспоминания… Всё было в саже, только угольки в округе… И пепел… Подул ветер, пробрался и в эту часть леса. С обгоревших веток и с проваленной и проломненной деревом крыши, с земли и из пустых комнат, когда-то наполненных смехом и разговорами, с земли и камней ветерок поднял пепел. Он закружил его с вальсе прошлого… Под звуки тихие шуршания листвы, Под лепет слов и запах выпечки домашней, Давно, когда нам снились ночью сны, Казался этот домик неприступной башней! С доспехами и с конницей большой, С принцессами и рыцарями в замке, С огромной белокаменной стеной И с телефоном из железной банки. Играли ребятишки целый день, Родители смотрели и смеялись. Но на семью напала мрака тень, С тех пор в ночной тиши они боялись… И ждали человека… Что спасёт Их маленьких детишек от кошмара. Но только он никак к ним не придёт, Пришла к ним ночи тень уж слишком рано… Теперь уж вырос лес на этом месте, А тёмное пятно не заросло, Но их спасут, терпенье — дело чести, Ведь в страхе столько лет прошло!       Страшно прозвучало стихотворение в голове мальчика. Откуда оно появилось, как сложилось? Его принёс ветер.       Стало жутко… По телу мальчика пробежали ледяные мурашки. Он напрочь забыл про жгучую боль от ссадин и царапин, затерялись также и ноющие ушибы. Остекленевшими глазами смотрел он на работу огня, словно на пыльную фотографию, не веря увиденному. Ноги слегка подкосились, казалось, он упадёт на и без того пострадавшие колени, но… Шаг, ещё один. Неуверенной, пошатывающейся походкой мальчишка приближался к домику. Он взялся за ржавую, почерневшую от объятий огня, дверную ручку. Приоткрыв сожженную старую дверь он остановился, повеяло сыростью, влажными углями и мокрым дымом. Раздался плачущий скрип — изношенные дверные петли с трудом держались. Мальчиком завладел страх, но ноги были не подвластны ему. Пара шагов и… Чёрная комната, чёрный камин, полумрак. Из разбитых окон бил солнечный луч, в нём плясали пыль и пепел. Сломанные брёвна, проваленная крыша, из мебели осталось немного: обугленные остатки резных стульев и косой сгоревший стол, падающие полки и шкаф. Люстра уже давно покоилась на полу, вместе с разбитыми фарфоровыми тарелками и стаканами, некоторые из которых уцелели, но потеряли должный вид. Размокшие и прогоревшие половицы были трухлявей столетнего пня. «Сколько же лет прошло? Пожар был давно, должно быть, » — проговорил беззвучно мальчик. Вокруг старого громоздкого шкафа покоилась горка книг, обречённых на погибель. Казалось, бесценных повестей и рукописных трудов человека здесь было с десяток дюжин. Некоторые из них, «отшельники», лежали поодаль остальных и не пребывали в сырости, но были угольками, чудом сохранившимися.       Озорной ветер залетел через открытую дверь и потрепал горелые занавески, одна из книжек открылась, но не без жертвы: пару страничек рассыпались и стали лишь горсткой смольной золы. На маленьких страничках чёрными чернилами была написана сказка…