***
Кардас был загадочным. Однажды он неохотно признался, что был служителем Торма, как и все в его роду. На этом все кончилось. Даже когда она начинал свои пьяные россказни, в них было что угодно, кроме правды о его прошлом и о том, почему он напивается по тавернам. — Мне нужно попасть в одно место. — заявил он однажды. — Это важное дело, паладья. — Ну предположим. И что это за место? — Ууу. Особенное место. — Почему ты еще не там? — Потому что я не нашел дорогу! — Еще бы ты нашел, спьяну-то. И пока ты не объяснишь нормально, я не смогу тебе помочь. Кардас прищурился. — В другой раз. Лучше расскажи нам веселенькую историю. Ну знаешь, из ваших, паладинских. Элистрея задумалась, глядя в свое отражение в клинке.***
Изуродованные тела были свалены в кучу. Смрад зла наполнял воздух, дышать в нем было почти невозможно. Лич со вкусом оторвал руку Клодии. Кровь забрызгала стены и фигуры богов. Элистрея сжала зубы и попыталась дотянуться за мечом. Не выходит. Рана в груди помешала наклониться. Она с трудом сдержала стон боли. Нельзя привлекать внимание. Лич отбросил тело. Оно зацепило стоявшую на постаменте чашу, и та упала прямо в руки Элистреи. Золотая чаша с символом солнца. Она… всегда стояла там? Пей. Пей. Пей. Эти слова, как приказ, возникли в угасающем сознании. Пей. «Кто это говорит?» Пей. Девушка сдавила чашу в руке. Пей. Она тяжелая, но приятно теплая на ощупь. Пей. Внутри плещется какая-то сияющая жидкость. Пей. «Если я выпью, что произойдет?» Ты будешь жить. У тебя будет сила. Сила, с которой ты изменишь судьбу. «Какой ценой?» Обещание. Пей. Девушка с трудом поднесла чашу к губам и проглотила прохладную влагу. Перед глазами плыло. Она закрыла их и открыла вновь. В окне прямо перед ней мягко розовело небо. Первые слепящие лучи прорезали воздух, заполняя оскверненное помещение сиянием. Рассвет. «Свет никогда не угаснет». Эти слова на древнем языке были выгравированы на драгоценном мече, который отец прислал на ее посвящение. Отец, всезнающий и ничего не боящийся, даже Стены. Он с легким презрением относился к религиозным обрядам и учениям. Потому не появился на церемонии, однако не мог он и пропустить столь важное в жизни дочери событие. И выбрал свой способ. Длинный сияющий клинок, украшенный камнями, скованный с использованием различных древних знаний. Очевидно, не все из них были добрыми, но это оружие, несомненно, было создано для служения Свету. С новой силой, которой у нее никогда прежде не было, Элистрея схватилась за витую рукоять, подорвалась и срубила голову мерзкой твари. Жрец Герарт пришел в себя в сердце бойни. Посреди кучи трупов людей и нежити была новенькая из паладинов, Элистрея. Ее фигура излучала сияние. Или это был свет, проникавший в зал? Странно, Герарт был готов поклясться, что лич пробил ее грудь копьем… Когда все было кончено, Элистрея замерла, задыхаясь. Она огляделась вокруг и заметила еще живого Герарта. Легкий взмах, означавший заклинание исцеления. — С-спасибо… — просипел Герарт. Элистрея кивнула и вытащила из горы трупов несколько неповрежденных. Герарт бессильно покачал головой. — Поздно. Элистрея скривилась. — Сожалеть — потом. — Чт… Руки девушки сложились в молитвенном жесте. Она пропела фразу на языке, незнакомом ее товарищу. Легкое сияние, окружавшее ее, перетекло на тела на полу. Герарт с благоговейным ужасом наблюдал, как мертвые приходят в себя. Элистрея с сожалением покачала головой. — Остальные… Им я не могу помочь. — Как… Как ты это сделала?! Элистрея подняла с пола золотую чашу, бережно протерла от крови и убрала за пазуху. — Святой брат. Скоро здесь будет подкрепление. Ты расскажешь им, что здесь было. — А ты? — Мне… нужно идти. Герарт ошалело смотрел, как девушка развернулась и побрела к выходу. — Элистрея! Она не обернулась, только махнула рукой, и исчезла в залитом солнцем дверном проеме.***
— Ммм… В другой раз, Кардас. Что-то спать охота.